Дым (СИ) - Саммер Катя

Складываю все обратно: «За отвагу на пожаре», «Лучший начальник караула», первые и вторые места на каких-то соревнованиях, «Созвездие мужества». Не сразу замечаю тень, нависшую надо мной, вздрагиваю. Кажется, Федя уже какое-то время стоит рядом, пока я тут реву.

— Ты спас так много людей, — поднимаю на него глаза и шепчу, — ты должен понимать, насколько это невероятно. Ты так много сделал! Ты…

Дым не возражает, не оправдывает все случаем и судьбой, как обычно любит. Сейчас нет. Смотрит прямо, садится, чтобы забрать и отложить медали в сторону. Он заставляет меня встать, вытирает щеки. Так нежно — в груди щемит.

Он касается губами раз и два. Зарывается пальцами в мои волосы и продолжает целовать лицо. Спускается языком к шее, пока пальцы нащупывает пуговицу на спине и расстегивают ее, чтобы избавить от платья и оставить перед ним с обнаженной душой: лишь в колготках и прозрачном белье — оно недорогое, но новое, и Дым его еще не видел. Кусаю губы, но улыбаюсь, потому что угадала — ему понравилось.

Фед трогает мою грудь через тонкую ткань, играет с соском, оставляет языком влажный след, который возбуждает сильнее и приятно холодит кожу. Он поддевает бретельки и тянет по плечам вниз, высвобождая грудь. Набрасывается с новой силой, пока я только глажу его затылок и запрокидываю голову назад от удовольствия. Я прикрываю глаза, когда он пальцами очерчивает мой силуэт, дергает вниз колготки. С трусиками. После чего резко вырастает, подхватывает меня на руки со словами, что пора бы наконец вместе принять душ.

А на мой вопрос, когда это он успел запачкаться, если от него до сих пор пахнет мятным гелем, он отвечает коротко и ясно — что его мысли грязнее некуда.

Глава 26

Дым

Jah Khalib — Сжигая дотла

Одного раунда кажется невероятно мало, но мы никуда не спешим. Я с чистой совестью жертвую крепким сном перед сменой, потому что их таких будут еще сотни, а ночь… не хочется, чтобы кончалась.

Сейчас мне нравится наблюдать за Юной, распаренной после душа. За Юной с такими же красными щеками, как вино в ее бокале. Юной в моей футболке, которую я понемногу, почти незаметно задираю выше. За расслабленной девчонкой, которая лежит рядом и открыто рассказывает о прошлом.

— С Матвеем мы познакомились в институте. Глупо, наверное, но тогда мне казалось, я выиграла в лотерее, потому что… Ну как еще можно было объяснить, что крутой парень обратил внимание на такую, как я? По нему сохли все, даже старшекурсницы.

Я бы предпочел слушать о ком угодно, кроме этого мудака, но он — часть прошлого Юны. И мне надо знать, с чем имеем дело.

— Какую такую? — переспрашиваю. Не хочу видеть, как закрывается в неприятных воспоминаниях. Глажу пальцами нежную кожу бедер, оставляю цепочки мурашек.

— Не знаю, — пожимает плечами, — простую.

— Ты не простая, — возражаю очень честно, потому что ничего простого в Юне не вижу. Взглянула бы на себя моими глазами. Неужели не понимает?

От обычных слов румянец на ее щеках проступает с новой силой. Она прячется за бокалом, делает несколько глотков вина и скромно улыбается мне, пока на шее и ключицах появляются красные пятна. Девчонку так просто смутить. Обожаю смущать ее.

— Так и куда он делся? Три или четыре года назад? — Тяну ладонь между стройных ног вверх и упираюсь ребром в нижнее белье. Просил не надевать, но… Надеюсь, очень скоро сама не захочет ходить в них. — И зачем он заявился сейчас?

Прежде чем ответить, она отставляет бокал на тумбу, и несколько раз глубоко вдыхает, чтобы заговорить снова.

— Он уехал с отцом за границу и ничего не объяснил. Ну это как сказала его мама, к которой я приходила, когда пыталась что-то разузнать. — Юна невольно придвигается ближе, сама трется об мою руку, закусив нижнюю губу. — Его отца обвинили в каких-то махинациях, и они на пару скрылись в неизвестном направлении. В газетах писали, что нашли политическое убежище во Франции. Я не знаю, зачем Матвей вернулся.

— А как он вас нашел?

— Через видео в интернете, где Лиса и…

— Паулина? — Резко останавливаюсь, из-за чего Юна сдавленно хнычет.

— Да, но я ее не виню, — спешит добавить, садится чуть выше. У самой зрачки расширенные, даже радужки не видно. — Все хорошо, правда. Не так — по-другому бы нашел.

— Какого хера ему надо? — не сдерживаюсь, потому что не могу уложить информацию в голове.

— Не знаю, — Юна шипит со злостью, заводится, а я пользуюсь моментом и запускаю руки под майку.

Мне нравится, когда она такая — дерзкая, злая, возбужденная. Я бы хотел видеть ее такой всегда. Я хотел бы, чтобы она умела постоять за себя так же смело, как за Лису, но тогда это была бы не Юна.

Юна — вода. Вода, которая тушит мои внезапные вспышки гнева, которая подстраивается под обстоятельства, умеет быть гибкой — очень гибкой — и послушной. А иногда бьет бушующим потоком и смывает города.

Девчонка тихо стонет и мечтательно улыбается от требовательных прикосновений. Она вновь откидывается на подушки, но не расслабляется до конца, все же вспоминает о чем-то. Не дает покоя прекрасной голове.

— Я боюсь, что он еще напомнит о себе. Не сомневаюсь, точнее. Я видела по его глазам — он не отстанет.

— Как приклеился, так и отвалится.

Опускаю руки на ее бедра, дергаю ближе. Подминаю под себя и облизываю сладкие губы. Она невозможно вкусная. И подбородок, и шея, ключицы.

— Я обещаю, — шепчу, не отрываясь, — я не позволю ему влезть в нашу жизнь. Посмеет сунуться, будет иметь дело со мной.

Ее глаза загораются, но она не сдается.

— Ты его плохо знаешь.

— Зато меня ты знаешь хорошо. Я слово держу.

— Но… — она пытается увернуться от моих губ, правда, получается у нее из рук вон плохо. А меня лишь сильнее драконит. — У его отца такие возможности!

— Ты сама говорила, что его отец сбежал из страны, как последний трус. Он здесь никто и ничто.

Закидываю стройные ножки на спину, Юна сопротивляется с опасным блеском в глазах. Я фиксирую над головой ее запястья.

— Я беспокоюсь за Лису, — бормочет так искренне, что сердце сжимается и хочется весь мир уничтожить, только бы не видеть этот страх в ее глазах.

— Тебе не о чем беспокоиться.

Я не дам их в обиду. Ни ее, ни Лису.

Только думаю о младшей, в голове сразу светловолосая мордашка мелькает с озорной улыбкой. И вопрос в ушах до сих пор звенит, как ни пытаюсь игнорировать его.

«Ты будешь моим папой?» — спросила кроха, когда укладывал ее спать. Это случилось так внезапно, что я даже подвис. Не сумел собраться с мыслями, выдавить хоть слово. Поцеловал мелочь в щеку, тупо подмигнул ей молча, но она вроде бы осталась довольна.

— Хорошо, — вдруг подозрительно спокойно соглашается с моими доводами Юна. — А что насчет тебя?

В смысле?

— А что я?

— Я и правда доверяю тебе. Честно. И я отвечаю на все твои вопросы, в то время как не знаю о тебе ни-че-го. Даже был ли ты женат.

— Не был. Еще вопросы будут?

Пытаюсь поймать ее губы, пока вертит головой. Вдавливаю стояк, который уже ноет. Одной рукой все еще удерживаю Юну, второй кое-как спускаю боксеры. Делаю несколько нетерпеливый толчков, не входя в нее, чтобы замолчала, но той пиздец как нравится меня бесить.

— А-а… а девушка? У тебя давно была девушка?

И зачем ей эта информация? На хера женщины всегда задают вопросы, на которые не хотят слышать ответы? Любой ведь окажется фатальным.

Мои пальцы в ее белье, там уже чертовски мокро. Пальцы скользят внутрь так легко, у меня, сука, зубы сводит.

— Хочу, — шепчет сквозь стоны.

Пора заканчивать болтать.

— Чего хочешь? Скажи.

— Чтобы ты ответил! — почти кричит на меня, тяжело дыша. Кричит и улыбается, как самая настоящая стерва. А я ухмыляюсь в ответ: всегда чувствовал, что внутри ведьма живет.

— Сейчас в нашей постели любые другие женщины будут лишними, тебе так не кажется?

И чтобы заткнуть наконец, потому что Юна явно собирается о чем-то спорить, отодвигаю в сторону трусики и резким длинным толчком вхожу.