Тагир - Лия Рой

Я так и сделала после того, как заставила себя принять душ и переодеться со вчерашнего дня. Однако мое сообщение осталось непрочитанным. Как и последующие пара дюжин. Обычно Тагир сразу реагировал на мои смс ему и так желанная сейчас двойная синяя галочка почти сразу украшала экран телефона, но не сейчас.

Сейчас все было иначе. Я больше не была той любимой Аврелией, которую он готов был защищать, оберегать, любить, носить на руках. Та Аврелия оказалась наваждением, призрачным силуэтом в густом тумане, чем-то ненастоящим, и теперь Тагиру в одиночку нужно было ломать себя, руша этот образ в голове.

Боже, как мне было жаль, если бы он только мог понять, если бы только на мгновенье, на секундочку мог почувствовать все то, что чувствовала я… но это было невозможно. Как и вернуть наши отношения. Я понимала, что этому не бывать, понимала это головой, чувствовала сердцем, но душа, моя израненная душа все равно тянулась к тому, кого признало своей половинкой. Жаль только, что так поздно.

Я потратила три дня на пустые попытки дозвониться, дописаться, достучаться. И поняла окончательно, что этого не случится, когда меня, наконец, занесли в черный список. Наверное, Тагиру просто надоел не затыкающийся телефон.

И все же я надеялась. Не знаю, как, не знаю, почему, не знаю, каким образом, но каждый раз ложась спать в полночь в полном одиночестве, в холодной и пустой кровати, я крепко зажмуривалась и представляла себе, что уже совсем скоро снова окажусь в нашей с Тагиром постели, что он будет обнимать меня, как прежде, будет шептать ласковые глупости на ухо, соблазнять и вовлекать в разные эксперименты. Я надеялась, что все так или иначе образуется. Все должно было, просто обязано было наладиться.

Но ничего не наладилось. Ни спустя три долгих одиноких дня, проведенных в попытках связаться с мужем по телефону. Ни в последующую неделю, которую я провела, в основном, в обнимку с белым другом, потому что, кажется, у меня начался токсикоз.

Несколько раз мне почти удавалось заставить себя выйти, купить новую симкарту, все-таки дозвониться до мужа и сообщить ему о беременности, но в каждый такой раз я себя останавливала. Отдергивала, мысленно давала пощечину и качала головой.

Нет. Это не выход. Так нельзя.

Нет, потому что, я не думаю, что Тагир поверил бы мне, что ребенок от него, а новая порция оскорблений из его уст, уст, которые прежде обливали меня медом, слышать это было невыносимо.

Нет, потому что, это было неправильно – возвращать себе человека только посредством ребенка. Неправильно по отношению к этому человеку, неправильно по отношению к ребенку, который не был разменной монетой.

Нет, потому что, если все-таки в какой-то момент Тагир поверил бы или проверил, чей это ребенок, то я, вполне возможно, могла бы остаться без него.

Нет, потому что, и это было бы самым ужасным, он мог отвернуть нашего ребенка, даже зная, что он от него. Просто потому, что носила его в себе я. другими словами, скажи он мне, что не желает ребенка от такой дряни и шлюхи, как я, и я бы точно не выдержала. Это убило бы меня…

Спустя почти две недели проживания в отеле, я поняла, что это слишком дорого. Как бы больно и тяжело мне не было, как бы сильно я не хотела думать только о Тагире и несправедливости судьбы, нужно было как-то жить дальше, что-то делать, двигаться вперед.

Я ненавидела себя, когда отдавала практически все, что купил мне супруг в руки девушки из параллельной группы. Она училась в одном потоке со мной, но в другой группе, и по рассказам Полины, была не из самой богатой семьи, но отчаянно пыталась дотянуться до золотой молодежи. Она согласилась купить все разом, ровно за полцены каждую из вещей.

Было больно, непросто, я испытывала к себе одновременно и жалость, и отвращение, но другого способа выжить просто не видела. Помощи ждать было неоткуда, а уезжать обратно… ну уж нет. Не к кому было уезжать, разве что только к бабуле, но последнее означало открыть ей глаза на то, что брак мой не по любви, а разрушился благодаря тому, что я не могу не пить и не раздвигать ноги перед первыми встречными мужиками. Бабуля только-только начала нормально жить, и я совершенно не хотела рушить ее иллюзий о том, что единственная внучка счастливо живет со своим избранником в столице.

Один раз я созвонилась со старшим братом, скорее для того, чтобы узнать, как поступил Тагир после того, как мы расстались, но так и не услышала от родственника ничего предосудительного. Видимо, Закиров решил махнуть на них рукой, или ему было не до того, или, он посчитал, что они не должны нести ответственности за мой поступок. Не знаю. Я могла только гадать.

После продажи вещей, я сняла квартиру. Простую, скромную студию, в самом обычном районе. Из мебели – минимум, из одежды – почти ничего. Я оставила себе самый необходимый и ходовой минимум, потому что, что-то подсказывало мне, былой роскоши в жизни мне больше не видать. И нет, я не печалилась по этому поводу, я не успела привыкнуть ко всему этому богатому убранству и необычно красивой жизни. Но мне было жаль, что я потеряла того, кого успела незаметно для себя полюбить.

Я действительно к нему привязалась. Тагир сумел. Не знаю, как, но стена, разделявшая нас все то время, что мы были знакомы, как-то незаметно рухнула, опустилась, истоншилась, не знаю, как правильно сказать.

Я истосковалась по человеку, что был со мной на протяжении последних нескольких месяцев. По его ласковой улыбке, обращено ко мне, по его заботе, выраженной даже в самых обычных мелочах, по его томному бархатному голосу, по попыткам постоянно утянуть меня в постель, по этой его «киса» или «принцесса», которые я так не переваривала в самом начале наших отношений…

Я скучала и тосковала по всему, что было связано с моим мужем, только сейчас это не имело уже никакого значения. Прошлого было не изменить, нашу историю не переписать, судьбу – не переиграть.

Учебу пришлось бросить. То есть, не то, чтобы бросить, просто отложить.