Два с половиной человека (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

– Власов… – недовольно шипит Ангелина.

– Отставить, Власова! – гаркаю в ответ. – Первое – нужно убедиться, что Туманов не переписал завещание перед кончиной. Как только нотариус придёт в себя, нам нужно попасть к нему. Второе – пробей, пожалуйста, пару тачек. – я передаю ей все сведения, что успел приметить. – Третье – мне сразу же необходимо пообщаться с владельцами этих тачек.

И, крайне желательно, без Власовой. Вне зависимости от собственных домыслов подставляться ещё не время.

22. Ярослав

Следующий день я начинаю с поездки в консультацию. Как я и предполагал, сведений о наблюдении пациентки Маргариты Викторовны Тумановой восемнадцати лет в базе данных регистратуры нет. Это обстоятельство удручает меня, как и тот факт, что в клинике, где наблюдалась Рита нет ни одного сотрудника с именем лечащего врача, который, по словам Риты, вёл её беременность. Да как такое возможно?

Словно взялся человек из ниоткуда, пришёл в богатейший дом нашего города, и ему так запросто доверили самое ценное – наследника или наследницу отца благородного семейства! То ли Риту Аркадий обвёл вокруг пальца, то ли подмена произошла на другом этапе. Вот только как разобраться? Как найти врача?

Зато мне без труда удаётся найти Марину Петрову, женщину, которая помогает будущим матерям в родах. Я нахожу её адрес в той же клинике, что весьма странно, на мой взгляд. Словно опять что-то не сходится, выбиваясь из общей картины непонятного преступления. В этом деле у меня сплошняком одни “словно”, что выбешивает конкретно.

Я еду на другой конец города, чтобы в небольшой студии встретиться с женщиной со странной профессией доулы.

Невысокого роста, малость полноватая, но милая и с доброй улыбкой, Марина Семёновна, скорее, располагает к себе, чем отталкивает.

– Вы же понимаете, что обсуждать своих девочек, мамочек, которых курирую, я просто не могу, не по-человечески это, – сразу же говорит мне она, едва выслушав о цели моего визита.

– Во-первых, меня не интересуют все ваши клиентки, только одна. Во-вторых, беседуем мы без протокола, и вы не будете фигурировать в материалах дела. Это касаемо вашей репутации, – с секунду я перевожу дыхание, решаясь, и добавляю: – В-третьих, я, хоть и лицо официальное, но пришёл к вам, в первую очередь, как частное лицо. Дело в том, что некоторое время назад вы работали с Маргаритой Тумановой…

Стоит мне произнести имя девушки, как женщина поджимает губы. Реакция, скажем прямо, неоднозначная.

– Так вы из-за неё пришли? Из-за Тумановой? Так я и знала, что начнёте вынюхивать…

– А есть что? – с усмешкой спрашиваю у женщины, хотя на деле мне совсем не смешно.

Неужели, Ритка настолько чем-то насолила Марине Семёновне, что одно упоминание о ней вызывает в специалисте специфического профиля перекошенное лицо? Но следующие слова доулы заверяют меня в обратном:

– Рита – чудесная девочка, молодая, конечно, но многим бы зрелым у неё стоило поучиться. Всегда беспрекословно выполняла предписания, не отлынивала от растяжки и других упражнений. Очень хотела родить свою дочку правильно, помочь малышке безболезненно появиться на свет.

– У неё были проблемы?

– Токсикоз сильный, угроза выкидыша. Яков Наумович наблюдал Туманову на дому, ей был предписан постельный режим. Сиделка при ней была, витамины, препараты через капельницу. Потом легче стало. Но она и тогда в консультацию ездила нечасто. Могли себе позволить. Рита, пожалуй, только на узи и ездила.

– А Яков Наумович – это профессор Эндльман?

– Да, он, – кивает женщина. – Светлая голова, золотые руки. Ни одного ребёнка не упустил, ни одной роженицы не потерял более чем за сорок лет врачебной практики. Сейчас таких врачей уж и нет.

– А Эндльман?

– Он скончался от обширного инфаркта два месяца назад. Такая потеря!

– Да, – протягиваю я.

Вот почему бы сразу не сказать, что врача нет в клинике по причине смерти? А то заладили: нет такого сотрудника, нет такого сотрудника! Впрочем, и на это быстро находится ответ. Стоит мне только высказать недовольство по поводу регистратуры клиники, как доула просвещает меня:

– А Яков Наумович и не числился никогда в числе сотрудников. У него давно свой кабинет частной практики. Он иногда консультировал тяжёлые случаи, ну и сотрудничал с клиникой по более углублённым обследованиям своих пациентов. Поэтому Рита и приходила иногда в консультацию.

– А вас с ней свёл Яков Наумович?

– Нет, мы с Маргаритой познакомились в клинике. Она смотрела брошюры, я спросила, не нужна ли ей помощь. Мы разговорились, и её заинтересовали альтернативные варианты клинических родов.

– Для неё это не опасно, учитывая проблемы в начале беременности?

– Нет, кризис миновал уже давно. Ни Яков Наумович, ни я не видели препятствий для домашних родов. Вы поймите, в какой-то мере роддом это конвейер. Там всё зависит от бригады, от времени, от количества рожениц. Домашние роды, как правило, проходят мягко и неторопливо. Главное, чтобы рядом был профессионал, который заметит вовремя осложнения процесса, тогда проблемы маловероятны.

– Но не исключены, – подвожу я итог.

– Если так судить, они и в больнице с бригадой врачей не исключены, – улыбается Марина Семёновна. – У вас ведь не праздный интерес?

– Вы слышали, в чём обвиняют Маргариту?

– Только глухой не слышал, – кивает она. – Но все равно бы увидел в новостях. Только чушь это. Рита слишком хотела этого ребёнка, она не стала бы никого убивать, зная, что их разлучат после родов.

– Если бы она вдруг вышла на связь и попросила у вас помощи…

– Я не стану сдавать глубоко беременную женщину, женщину в родах, если вы подразумеваете этот вариант, – вспыхивает Марина Семёновна, и я почти счастлив.

– Нет, я подразумеваю не это. Видите ли, Марина Семёновна, так как я веду дела, где главной и единственной подозреваемой фигурирует Маргарита Туманова, то мне доподлинно известно несколько фактов, которые дают повод усомниться в причастности гражданки Тумановой к совершению преступлений. И так же на основе этих фактов я могу предполагать, что Маргарита в опасности. Поэтому мне пришлось на время включить её в некий аналог программы защиты свидетелей. Дело осложняется беременностью, срок которой подходит к логическому завершению, поэтому я хотел попросить вас о поддержке. Чтобы вы возобновили занятия и приняли роды у Маргариты, когда придёт время. При этом вы должны понимать, что девушке угрожает реальная опасность, и это значит, что говорить кому-либо о местонахождении или других деталях нельзя. Безусловно, если вы согласитесь, я покрою все расходы и оплачу ваши услуги. Что скажете?

– Мои услуги уже оплачены в полном размере Маргаритой Викторовной, поэтому беспокоиться не о чем. Конечно, я исполню своё предназначение. – Серьёзно кивает женщина, и я широко улыбаюсь, впервые за долгое время испытывая небывалое облегчение.

На обратном пути я заезжаю в клинику профессора Эндльмана, точнее, на адрес. После смерти Якова Наумовича дражайшие родственники затеяли ремонт: переделывают клинику материнства и детства в стоматологическую, безжалостно отправив всю документацию деда в топку.

По крайней мере, об этом мне весьма красноречиво поведал прораб на месте стройки.

– Вывезли куда-то всё оборудование и мебель, с молотка пустят, скорее всего. А оргтехнику ещё раньше распродали, вроде частники какие-то приезжали, смотрели и на месте расплачивались.

Какая нелепость! Вот так запросто не найти концов медицинских карт пациентов. Ни анализов тебе, ничего! Говорит, первые пару недель ещё выдавали карты на руки, а потом лавочку прикрыли. А почему? А потому что по стопам Эндльмана никто из детей и внуков не пошёл, подавшись в более выгодное направление.

Таким образом, у меня остаётся одна надежда, что доула Марина Семёновна хоть немного в курсе Ритиного состояния и проблем не возникнет.

Пока Власова напрягает всех вокруг в поисках преследовавших меня тачек, я уделяю время делам семейным: освобождаю одну из комнат второго этажа, еду в строительный гипермаркет, закупая всё необходимое. Ритка только вздыхает притворно, но с восторгом поглядывает на мои сверхурочные работы по ремонту новой детской, стоя в дверях и бесконечно наглаживая свой живот.