Ривер Уайлд (ЛП) - Тоул Саманта

Ривер трет лицо ладонями, проводит пальцами по волосам.

— Он оставил пистолет на кухонном столе. Он никогда так не поступал. И я честно не знаю, что заставило меня взять пистолет в тот день. Но я это сделал. И направил оружие на него. Он рассмеялся мне в лицо. Потом разозлился. Бросился на меня, и я выстрелил. И продолжал нажимать на курок, пока барабан не опустел. Не знаю, сколько прошло времени... Казалось, совсем ничего, а потом домой вернулась мама и увидела, что я натворил. Она заставила меня рассказать, что произошло. Так я и сделал. Рассказал уродливую правду. Она расплакалась. Затем сняла трубку и позвонила в полицию. Пока мы ждали их приезда, она велела мне соглашаться со всем, что она скажет. Что его убила она. Они подрались. Он на нее напал, и она, защищаясь, схватила пистолет и выстрелила в него. Я не хотел врать. Не хотел, чтобы ее посадили в тюрьму.

Ривер смотрит на меня покрасневшими от эмоций глазами, без слов говоря, что ему нужно, чтобы я в это поверила. Пусть даже всего лишь поверила.

— Она умерла там, и это из-за меня.

Он опускает голову. Я подвигаюсь к нему ближе и беру за руку.

— Нет. Она была твоей мамой и защищала тебя единственным доступным ей способом, потому что любила тебя, Ривер. Ничто из того, что произошло в тот день или до этого, не было твоей виной.

Я сжимаю его руку, и он поднимает на меня глаза. Они мокрые от слез, и мое сердце болезненно сжимается.

— Ты был ребенком, Ривер. Маленьким мальчиком.

— Я не должен был молчать. Должен был сказать правду. Но я не проронил ни слова. Сделал, как она велела, и промолчал. Не сказал правды, и она попала в ту адскую дыру и так оттуда и не вышла.

— И к чему бы привела твоя правда?

— Она была бы здесь... а не я.

— Не говори так, — резко обрываю я его.

Я огорчена тем, что Ривер не видит, насколько он удивительный. Не думаю, что даже я до сих пор в полной мере видела это.

— Я не хороший, Кэрри. — Он смотрит на свои руки, лежащие на бедрах. — Внутри меня тьма.

— Нет. Внутри тебя выживший, который делает то, что нужно. Ты хороший человек, Ривер. Здесь, где нужно. — Я прижимаю ладонь к его груди, к сердцу. — Можешь говорить, что угодно, но я знаю, что вижу. И я вижу хорошего человека.

— Мне это нравится, Рыжая. Причинять им боль. — Он поднимает на меня темные глаза. — Ты должна знать это обо мне. Знать, кто я на самом деле.

Я сглатываю.

Переместив руку с его груди на предплечье, сжимаю его. Я не хочу прекращать прикасаться к нему, в случае, если он думает, что я верю его словам. Что считаю его плохим.

Очень важно, чтобы он понял, что это не так. И что я его не боюсь.

— И я не стану лгать и говорить, что то, что ты делаешь… какими способами... разбираешься с этими психами, меня нисколько не пугает, потому что это не так. Но я не жила твоей жизнью. Кто сказал, что на твоем месте я бы не чувствовала того же? Поверь мне, были ночи, когда я лежала в постели и мечтала убить Нила, моего бывшего, — объясняю я, понимая, что впервые называю Риверу его имя. — Это помогало мне пережить по-настоящему плохие дни.

— Но в этом-то и разница между тобой и мной. Я бы его убил. — Ривер пристально смотрит мне в глаза. — Я хочу убить его за то, что он обижал тебя. Сегодня вечером мне доставило удовлетворение причинять боль этому больному ублюдку. Мне нравится знать, что я приговорил его к наказанию… пусть хоть на йоту узнает о той боли, что причинил невинному ребенку. Это не делает меня хорошим человеком.

Ривер говорит это так спокойно и холодно, словно хочет, чтобы я его боялась.

Он хочет оттолкнуть меня. Хочет, чтобы я велела ему уйти.

Потому что с этим он может справиться. Он может справиться с плохим.

Это хорошего он страшится.

— Ты меня не отпугнешь, Ривер.

Я беру его лицо в ладони, приподнимая, чтобы оно оказалось на одном уровне с моим. Щеки у него влажные. Большими пальцами я вытираю их насухо.

— Я знаю зло. И ты — не оно. Иногда ты можешь быть полным кретином, — я слабо улыбаюсь. — Но ты ведешь себя так, чтобы держать людей подальше. Я понимаю. У тебя в юном возрасте украли доверие и невинность. Ты должен был... бороться, чтобы выжить. Ты мог бы сдаться, но не сдался. И до сих пор не сдаешься. Ведешь честную борьбу, пытаешься спасти других детей от страданий, которые пережил сам. И пусть ты делаешь это такими способами, которые большинство осудят. Насилие — не то, с чем я согласна; я его ненавижу. Но если кто-нибудь когда-нибудь обидит Олив… — Я на мгновение закрываю глаза и выдыхаю. — Она еще даже не родилась, но я точно знаю, что, не задумываясь, убью за нее голыми руками. Все способны на насилие, Ривер. Даже я, которая его терпела. Иногда животные… нет, не животные, потому что Бадди — животное, и он потрясающий. Нет, чистое зло, как мой бывший муж и твой отчим, и те больные придурки, с которыми ты... разбираешься… они понимают только свой язык. И, если ты можешь спасти хотя бы одного ребенка, тогда… я понимаю. Правда, понимаю.

Он смотрит на меня с такой уязвимостью; это лишает меня всего, что я, как мне казалось, знала и во что верила.

Никогда бы не подумала, что кто-то, у кого насилие — часть повседневной жизни, может быть для меня настолько важен.

Но Ривер показывает мне, что существует не только черное и белое.

Есть серый цвет во всех его разнообразных оттенках.

Есть такие, как Нил и отчим Ривера, им доставляет удовольствие причинять боль людям, которые того не заслуживают. Они садисты, больные ахуехавшие ублюдки.

И есть такие, как Ривер, пережившие боль и страдания от этих садистов, больных ахуехавших ублюдков… а закон, система правосудия подвела их, поэтому им приходится сражаться огнем против огня.

В Библии сказано: око за око.

Возможно, Бог знает, что не со всеми можно справиться одинаково.

Есть те, кого можно наказать с помощью системы правосудия.

А еще есть те, кто живет вне закона. Те, кто настолько порочен, что срок в тюремной камере не изменит их ни на йоту.

А значит, вы говорите с ними на единственно известном им языке.

Наверное, поэтому в некоторых штатах до сих пор существуют телесные наказания.

— Ты не относишься сейчас ко мне... по-другому? — спрашивает Ривер почти шепотом. — Зная все.

— Ты относишься ко мне по-другому после того, что я тебе рассказала о своем бывшем?

— Конечно, нет. — Он качает головой.

— Тогда ты знаешь ответ. Единственное, что я вижу, — это больше тебя. Всего тебя. И мне нравится каждая деталь.

Он испускает вздох облегчения, и у меня сердце кровью обливается.

Повернувшись ко мне, Ривер обхватывает меня за затылок и прижимается лбом к моему лбу. Я закрываю глаза и впитываю ощущения.

— Спасибо, — шепчет он.

— За что?

— За то, что ты здесь. За то, что ты — это ты.

Из уголка глаза у меня бежит слеза.

Он притягивает меня ближе к себе и откидывается на спинку дивана, увлекая меня за собой. Мой живот упирается в его твердый пресс. Положив голову ему на грудь, слушаю ровное биение его сердца.

Ривер начинает перебирать пальцами мои волосы. Я вдруг чувствую себя изнуренной.

— Какого цвета у тебя волосы от природы? — спрашивает он.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

— Я блондинка.

Он приподнимает несколько прядей моих волос, растирая их между пальцами.

— Не могу представить тебя блондинкой. — Он смотрит мне в глаза. — Мне нравится рыжий цвет.

— Да, мне тоже, — говорю я, снова опуская голову.

Прижимаюсь ближе. Он обнимает меня за талию и гладит мой живот.

— Как тебя звали до того, как ты сменила имя?

— Энни.

— Кэрри подходит тебе больше.

— Думаю, да.

С минуту он молчит.

— Кэрри… хочу, чтобы ты знала, я…

Он замолкает, и я задерживаю дыхание, ожидая, что он скажет.

— Со мной ты всегда будешь в безопасности. Ты и Олив. Я никому не позволю причинить вам боль.

Я кладу руку ему на сердце.