Дань для Хана (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"
— Я хочу извиниться, — далось с трудом. Да и как-то не очень было удобно говорить, когда такой грохот стоял, музыка орала. Тем более пытаться объясниться с теми, кто тебя придушить желал.
— И??? — Гавр уже стоял на ногах. Казалось, он ко мне броситься хотел, но его словно к полу приковало. Тернистый и другие мужики так и застыли на местах — таращились на меня, как на антихриста во плоти.
— Я была такая… су*а, — сбивчиво выдавила. — Нет, я, конечно, су*а, — не собиралась обнадёживать, — но не настолько, чтобы… — опять запнулась. Не думала, что так трудно найти верные слова, чтобы смягчить гнев тех, кого доводила. — Вы очень… нормальные, а я сбежала по глупости, — невнятно бормотала… — Ну и? — ждала честного прощения, кисти замком сцепила перед собой и ноги от волнения скрестила.
И чем дольше мужики молчали, тем мне переживательней становилось. Даже нервировало, но до тех пока рядом не громыхнуло:
— И как у вас дела? Извинилась?..
— Я ей не верю! — мотнул головой Гавр.
— Нихуя она не испытывает, — кивнул Тернистый, подпевая другу.
— Э-э-э, — у меня руки опустились. — Вы что совсем не умеете принимать извинения? — обиженно взъелась.
— Вот, — ткнул Гавр и метнул красноречивый взгляд на Хана, — видал! Уже опять рычит.
— Мне жаль, милая, — убил спокойный тон Хана. — Но парни…
— Издеваешься? — ахнула я. — Я из шкуры лезу…
— А ты не лезь, — ровно отозвался он. — Им этого не оценить. Им настоящая ты нужна, чтобы знать, можно тебе доверять или нет. Так что, тебе для начала нужно научиться общаться с моими людьми.
— Я умею общаться! — насупилась. Меня сейчас обвиняли в какой-то смехотворности. Как можно не уметь?!.. — Я очень общительная!
— Я говорю о культуре общения, Даниила Юсупова, — тон Хана посуровел. И взгляд стал строгим и опасным. — Если ты не догоняешь таких мелочей, мне жаль, но в твоём воспитании огромная брешь.
Я обиженно поджала губы, но молча проглотила упрёк, который если честно, был уместен. Мне и отец часто говорил, что я забывалась с людьми.
— Им плевать, чья ты дочь и сколько у тебя бабла на счету. Они не за деньгами бегают, не за выслугу. И я не могу им приказать, ценою своей жизни, тебя защищать — у меня нет рабов. Каждый из парней, — обвёл всю толпу самых верных мазанным жестом руки, — член моей семьи. Я убью за любого из них. И я уверен, что каждый из них сделает за меня то же самое. И если ты не поняла, в чём суть, мне жаль. Объяснить простые истины — невозможно, если ты пуста, глуха, слепа. Увы, тебе не стать нашей…
— Я не глуха! — не собралась робеть и заикаться. — Слепа если только, но мне сломали жизнь в одночасье. Я не была к тому готова.
— Уволь от душещипательной истории о своей счастливой/несчастной жизни. У каждого из нас свой багаж, и поверь, куда богаче по событиям и крови, чем у тебя. Ты либо встаёшь с колен и идёшь дальше, либо продолжаешь барахтаться в своём дерьме. Но мы к тебе не присоединимся. Нам своего хватает, да и у нас свой путь…
— Я не хочу в дерьме, — процедила сквозь зубы. Не привыкла, чтобы со мной вот так… будто я, бл*, взрослая, и обязана…
Аж сердце ударно загрохотало. ДОЛЖНА! И ОБЯЗАНА! Я! И никто иной! Чёрт! И это до слёз… отрезвляюще!
— Я хочу в вашу семью! — решительно кивнула.
— Чтобы стать частью семьи, засунь в задницу свой гонор не по делу. Перестань пальцы гнуть, иначе обломаем. Если сук*а, будь ей. Никто не против! Только будь су*ой, а не двуличной тварью, к которой страшно повернуться спиной. Мы не играем! Мы, такие как есть. Коршун, Михей, Гавр, Тернистый, Лом, Буйный, Рыс, Вий. Ты с ними знакома по прошлой жизни. А теперь глянь на них и уясни: лицемерить нельзя, играть с нами не нужно. Ставить из себя хер знает что — тоже. Ты для нас одна из миллиона мокрощёлок. Переступим и не вспомним. Но если ты наша, только правда! и готовность выполнять то, что тебе велят! Доверие! Только оно! Иначе как понять, что от кого ждать в кризисную ситуацию! Усекла?
Это сумбурная тирада меня в шок повергала всё больше. Но я не привыкла отступать. Папа меня безумно любил, но никогда не позволял входить в его группировку. Ни я, ни Регина, по сути, никогда не были на каких-то мероприятиях его людей или на встречах авторитетов. Он нас почти изолировал от взрослой, грязной жизни, при этом суровые истины вколачивал лишь словами. Я была уверена, что заучила всё на «отлично». Но видимо, учить — не понимать, и, уж тем более, не ощущать на собственной шкуре. И как бы грубо сейчас Хан не говорил, такой посыл мне заходил куда проще, чем мягкая версия отца.
— А теперь вспомни, что они уже не раз защищали твою тощую, неблагодарную задницу. Они могут простить многое, и даже продолжать тебя оберегать, но для этого не я им приказ буду отдавать… Это должно быть их желание! Мы Семья! А в семье не каждый за себя. Тут мы друг за друга держимся. Так что прекрати строить из себя крутую дочурку авторитета, и честно признай: Ты! Зависима! От! Нас!
Из меня будто воздух вышибли. Вроде сказать что-то должна, а не могла. Неприятно так — словами не передать. Дико, мерзко, когда тычут лицом в то самое дермище, которое под собой с упорством не замечала…
Я не королева — я нищенка и беглянка, пришедшая к врагу за помощью. Он давал шанс, а псы его, хоть и были недовольны, но лишь щерились и ждали… Значит, их можно приручить, и это в моих руках!
— Мне правда жаль, — выдохнула, с удивлением ощутив, как на душе легчало. — И мне очень хочется разобраться с тварями, кто нас убивает. Мне без вас не справиться… Помогите, пожалуйста.
Гавр лицом чуть посветлел, уселся рядом с напарником. Тернистый как-то диковато усмехнулся, да и другие похмыкали…
Повисло молчание, если так можно сказать к залу клуба, где орала толпа и громыхала музыка.
— Вот и отлично, — кивнул Хан, решив затянувшуюся сцену наконец закончить. — Домой! — велел коротко.
— Хан, — Тернистый указал куда-то за спину. Остальные мужики тоже напряглись, перестали улыбаться.
Хан обернулся, мрачнее лицом. Я тоже покосилась на незнакомцев:
— Привет, всем! — с некоторой вальяжностью кинул тот, кто первым стоял. Выглядел посолидней остальных. Не на внешность, а на манеру себя держать, улыбаться так, будто он тут что-то значит.
— Чем обязан, Мурад? — нарушил повисшее молчание Хан. Вроде спокойно, без лишних нервов, но я чётко уследила неприязнь. Хотя больше озадачилась именем мужика.
Мурад! — в голове эхо отдавалось.
— Приехал, проведать, как ты… Клуб… Помниться, он сестре твоей принадлежал, — хмыкнул криво, — то есть моей жене…
— Если ты не в курсе, она погибла.
— Да, слышал, соболезную, — без какого либо участия бросил мужик. — Прости, не смог заехать раньше, — ни капли правды, и даже этого не скрывал. — Но, вот как освободился…
На меня глянул до жути едким взглядом:
— Какая куколка, — хмыкнул пошло. — Малышка, если ты тут закончила, иди, поработай. Я тебя потом найду…
У меня аж в жилах кровь застыла.
— За языком следи, — отчеканил Хан и ко мне обернулся: — Долго стоять будешь? Гавр, Тернистый, домой! — на меня красноречиво посмотрел и я беспрекословно за его псами на выход двинулась. Жаль мимо урода идти пришлось.
— А ты куда? — он было за руку меня поймал. Я не позволила даже коснуться, успела плечом дёрнуть и увернуться от его хвата. И тотчас Тернистый, он за мной шёл, нас с мужиком разделил собой:
— Руки! — пророкотал так угрожающе, что у меня совсем сердечко заполошно забилось.
— Это чё за финт? — недопонял Мурад. За его спиной охранники как-то оживились. Зыркали злобно.
— Ты глухой, или особой тупости? — Не знаю, чем бы момент закончился, но конфликт решил Хан. Он кивком нас дальше отправил, Тернистого ещё и в плечо для ускорения подтолкнул, а сам занял наше место. — Это не твой клуб, даже забудь… и девочки тут не для тебя! — устрашающе внушительно прозвучало.
