Бывший муж (СИ) - Шайлина Ирина
А потом — ротик открыла. Соска коснулась. Причем выражение лица такое — словно лимон в рот засунули. Наверное, у меня такое же. И я искренне надеюсь, что Катька сейчас просто сосок выплюнет. Но она делает первое сосательное движение. Потом второе. Мне кажется, из меня вытягивают не капли молока — саму жизнь. Катька сосет, и засыпает даже, а я реву молча.
Глава 22. Ярослав
В последние пять дней перед пересадкой химию давали такими конскими дозами, что Илья на глазах таял, а я видел его только по фото и видео, думать боюсь, что за эти дни пережила запертая там Яна.
А мне вернули Катю. Она тоже была ослаблена процедурой, донельзя нервная и истеричная. Плакала взахлеб, соску бутылочки упрямо выталкивала изо рта языком — поесть согласилась, только совсем оголодав. Нас проведала педиатр и сказала, что восстановление идет хорошо.
На улице май, безудержный и беспощадный, весна, которая прошла практически незамеченной. Выходной, няни моей нет, Катя без настроения. Я решил отвезти ее к Даше, заодно проверить, как у нее там дела. Коляску брать не стали — освоили слинг. Выбрали самый безопасный, в котором ребенку комфортно и голова придерживается, чтобы устав и укачавшись уснуть могла.
Вышли из машины. Зелено кругом, даже кажется, что от чистоты и свежести воздуха голова кружится. Катька недовольно щурится — солнышко ослепило. В такие дни хорошо всей семьей на пикник. Сосиски на костре жарить. Дурачиться.
Хорошее место я для Даши выбрал. И качество на высоте и красиво, и процедуры всякие разные. То, что нужно, чтобы ее на ноги поставить.
— Кто у нас к маме пришел, — пропела женщина, что провожала нас в палату. — Гулять наверное, пойдете? Чего в такую погоду сидеть в четырех стенах.
Я кивнул — услышанное обрадовало. Значит гуляет, а это отлично. Даша сидела у окна с книгой в руке — Тургеневская барышня, не дать, не взять. Катьке обрадовалась, протянула руки. Я с готовностью ребенка отдал — своя ноша, конечно, не тянет, но все же моя мелочь становится увесистой.
— Здравствуй, мое золотко, — улыбнулась Даша.
Катька сжалась, словно пружинка. Я уже знал, что дальше будет. Сначала руки ноги сжимает, сжимаясь в комочек, а потом — ор до небес. Вот и сейчас насупилась, затем дугой выгнулась, заеревела громко. Даша, к таким выкрутасам не привычная, едва ее не выронила — я успел подхватить.
— Просто не выспалась, — смущенно сказал я. — Настроения нет.
Даша расстроилась и доводить ее еще сильнее не хотелось. А на деле я знал — Катьке уже достает мозгов различать людей. Она уже делит их на своих и чужих. Мне милостиво позволяет себя таскать, купать, кормить. Няню не любит, но терпит, понимая, что они повязаны и никуда от нее не деться. В ее фаворитах — Яна. А чужих людей малышка не любит и боится.
Но я знаю, любой кто с детьми сталкивался знает, что ребенок может заплакать когда угодно даже на самых обожаемых руках и трагедии в этом нет. Дашка этого не знала и явственно расстроилась.
— Пойдем гулять, — протянул я Даше руку, чтобы помочь встать, Катька уже в слинге.
Дашка снова смутилась и я буквально через пару секунд понял, в чем дело — дверь открылась и в комнату с лязгом въехало инвалидное кресло. Я зубы стиснул — терпение. Хотя матом орать хотелось и разбить что нибудь. Помог Даше в кресло перебраться, покатил на улицу.
Идем. Дашка сидит в кресле, рассказывает о книге, которую читает. Я качу кресло и зубами скриплю. Катька слюнявит кулак, причмокивает даже.
— У Кати забор донорского материала провели, — сказал я, надеясь немного вернуть жену на грешную землю.
— Надеюсь, мальчику станет лучше, — отозвалась она.
Я злюсь — хоть бы спросила, как все прошло. Думаю о Яне. О Илье думаю, как он там сейчас? Сводки врачей скупые — все ждут и боятся загадывать. И мы ждем, напряженно, до звона в ушах.
Здание пансионата осталось позади. Впереди — озеро. Вокруг него парк, уже буйно зеленый. Редкие люди, ровные квадраты плитки под ногами. Я качу дальше, мимо водной глади. Мне нужна самая далекая глушь, какая здесь возможна. Идеальное место нашлось — мощеная дорожка увела нас далеко в сторону и закончилась тупичком с лавочками. И никого.
Задуманное я провернул быстро. Затем Катьку из слинга вытащил и устроился с ней на лавочке — пусть дышит свежим воздухом.
— Слав?
— Мы гуляем, — пожал плечами я. — Сейчас вот домой вернемся. С Катей. А ты либо останешься здесь, либо вернешься пешком. Здесь недалеко, не торопясь минут пятнадцать.
Дашка побледнела, дернула колесо коляски — но я его застопорил. Мне и жаль ее, и встряхнуть хочется.
— У меня на руках куча заключений врачей, Даша. Ты здорова настолько, насколько это возможно. Но нет же, ты приехала сюда и дальше играешь в неизлечимую. Ты так не выберешься. Увязнешь в трясине. Да, я монстр, буду монстром в чужих глазах. Но я хочу, чтобы сотрудники этого заведения видели, что ты можешь ходить сама.
Дашка отвела от меня взгляд, уставилась в свли колени. Значит будет играть кто кого пересилит. Чудесно, учитывая, что у меня с собой бутылочки нет, а Катя скоро проголодается и придется возвращаться. Хочется смягчиться, но пока могу, буду стоять на своем.
— Я не требую от тебя невозможного. Это тебе по силам.
Никакой реакции. Катя начала плакать, ее уже не умиляла природа, она бутылочку хотела и спать. И прекрасно уснула бы в машине, но я продолжаю ждать.
— Я не правильно поступил, — снова начал я. — Тебе слишком комфортно здесь. С тебя пылинки сдувают, да? Но ты же понимаешь, что это за деньги. Своих денег у тебя нет. Как ты смотришь на перевод в пансионат "Заря"? Комнаты на десять человек, общие душевые, манка на завтрак? Именно так и поступлю, если не увижу хоть какой-то положительной динамики в твоем лечении. Сегодня.
Даша кулаки стиснула так, что костяшки побелели. Катька у меня в руках надрывается. Вернул ее в слинг, поднялся с лавочки — пойдем. Сколько можно ждать у моря погоды? Дойду до стойки ресепшен, сообщу, где им Дашу забрать. Самому ее катить обратно никакого желания.
Мы уже ушли метров на пятьдесят, когда Дашка встала. Шла медленно, чтобы не дай бог, не догнать нас. Медленно, но уверенно, не разыгрывая комедий. Я дождался ее у входа в корпус, но, обиженная, подходить ко мне она не стала. Ушла не прощаясь, даже не оглянулась поднимаясь по ступеням.
Мы с орущей Катей к ее врачу. Лечащего не было — выходной. Только дежурный. Дашу он хвалил — на терапию ходит. Ездит, точнее. Дружелюбна. С психологом занимается. Но мне казалось, что всего этого мало. Правда, что делать, я не знал, к такому жизнь меня не готовила, опускались руки.
Катька очень серчала. Даже бутылочку сосала и на меня смотрела гневно, не засыпала. Уснула только по дороге домой. Она еще не полностью после процедуры восстановилась, на полное восстановление уйдет время.
Но все же Катька чувствовала себя достаточно бодрой для того, чтобы устроить одному отдельно взятому папе веселый денек.
Яна приехала вечером. Я думал забрать ее, как только она об этом сообщит, но она не позвонила, просто постучала в дверь. Открыл, на кухню прошла, села.
— Все, — сказала она. — Меня отправили домой. Отдыхать. А там…там нет никого. Анализы пока хорошие, Ярик, но ничего еще не ясно, ничего.
Глаза потухшие. Взгляд — до странного равнодушный. Словно ничего уже в этом мире ее не волнует. Катька спит, я рад этому, этот мелкий комочек мастерски перетягивает внимание на себя, а оно сейчас Яне нужно. Полез за виски, собрался налить, но Янка только головой покачала.
— Какой алкоголь, ты в совсем уме? Я и так под наркозом словно.
Мне стало стыдно. Янка все так же сидела на кухне, молча, я поставил набираться ванную. Пены налил, соли добавил, словно Яна заметит сейчас. Думаю о сыне. Как он там? Отторжения не было, все те часы, когда был риск Янка у его постели сидела.
