Некровные узы (СИ) - Салах Алайна
Тело Алекса, прижатое ко мне, окаменело, идеальная тишина в комнате каким-то образом стала оглушающей. Через несколько секунд, поняла почему — я перестала слышать его дыхание. Лишь напряжённые удары сердца, вибрацией отдающиеся мне в спину, напоминали, что человек, лежащий позади меня, всё ещё жив.
— Много впечатлений за короткое время, Тина, — послышался его непривычно тихий голос. — Не стоит путать любовь с благодарностью.
Я дёрнулась под тяжестью его рук и быстро развернулась лицом.
— То, что я чувствую не имеет ничего общего с благодарностью, — жарко зашептала я, мечась глазами по его лицу, скрытому полумраком. — Я люблю тебя и никогда ещё не испытывала ничего подобного. Только рядом с тобой я чувствую, что по-настоящему живу. Я не знаю, как описать это чувство... оно такое большое...— от переполняющих эмоций на глаза навернулись слёзы, — самое сильное из всего, что мне доводилось испытывать. Я просто знаю, что люблю тебя. Мне никто не нужен, если ты рядом. Я всегда хочу быть с тобой. Могу смотреть на тебя вечность, и мне кажется, что ты самое красивое, что я, когда-либо видела в жизни. И для меня ты прекрасен, и внутри и снаружи...
Губы, прижавшиеся к моему рту, оборвали сбивчивое признание.
— Достаточно. Хватит, малышка.
Поцелуи коснулись моих щек, волос, и даже кончика носа, горячие пальцы гладили веки, губы, шею. Такие непривычные и от этого ещё более ценные прикосновения, вызывающие трепетную дрожь.
— Я люблю тебя, — исступлённо повторяла я, цепляясь за шею Алекса и сжимая лицо. — Мне так тяжело было молчать об этом... Пожалуйста, никогда не оставляй меня…
Тело Алекса перекатилось на меня, вдавив в упругий матрас.
— Я не стою твоей любви, Тина. Но, чёрт меня подери, если я от неё откажусь.
Оттянув тонкие полоски моего белья в сторону, он вошёл в меня одним длинным рывком. Воздух, смешанный со стоном, с шумом покинул моё горло, спина выгнулась дугой.
Ладони Алекса обхватили мои щёки, пока он непривычно медленно и нежно растягивал меня изнутри. Выходил до конца, чтобы снова погрузиться до основания, делая каждый толчок ощутимым и значимым. Не было привычных грязных разговоров, приказов и собственнических прикосновений. Только ритмичные движения во мне и его глаза, неотрывно смотрящие на меня. Впервые за всё время мы занимались любовью.
Я уснула почти сразу же, не найдя в себе силы даже сходить в душ. Мне приснился прекрасный сон: Алекс, широко улыбаясь, катал меня на качелях, и его губы отчётливо шептали: «Я люблю тебя, моя Тина».
***
Проснувшись, я села на кровать и огляделась по сторонам. Постель рядом была пуста, шторы плотно задёрнуты. Я бросила взгляд на экран своего айфона, лежащего на прикроватной тумбе — часы показыавали одиннадцать дня по Нью-йоркскому времени. Значит, в Барселоне сейчас пять. Выскользнув из кровати, я обошла весь номер в поисках Алекса, но его нигде не было. Простояв в душе тридцать минут и втерев в волосы ароматный «Джо Малон» из стеклянных пузырьков, обнаруженных на раковине, я замоталась в белоснежный халат и вышла в гостиную. Алекс всё ещё не вернулся, но на круглом деревянном столике красовался поднос, накрытый стеклянной крышкой. Под ней обнаружились румяные тосты, гранола, украшенная ягодами, и апельсиновый фреш. Выпив сок и прихватив тост, я вернулась в спальню, чтобы позвонить Алексу, но в этот момент он сам возник в дверях спальни.
— Вижу, ты уже успела принять душ. Это хорошо. Барселона ждёт, Тина.
И снова забыв обо всём, я залюбовалась скульптурной линией его скул и тем, как белая футболка облегала широкие плечи. В повседневной одежде и со слегка растрёпанными волосами Алекс казался совсем молодым. Ему повезло быть обладателем от природы гладкой оливковой кожи, которая не выдавала ни намёка на его возраст. Однако, у меня никогда бы не повернулся язык назвать его парнем. Он был мужчиной, и ни на секунду не позволял об этом забыть.
Наспех высушив волосы, я натянула фиалкового цвета платье с открытыми плечами, водрузила на нос любимые солнцезащитные очки и, схватив Алекса за руку, потянула его к выходу.
— Где ты был? — поинтересовалась я, пока мы ехали в лифте.
Засунув руки в карманы серых слаксов, Алекс неопределённо пожал плечами.
— Навестил пару магазинов.
Я решила не цепляться к словам, потому что в тот момент меня разрывало от возбуждения из-за предстоящей прогулки. Алекс и я будем бродить по шумным улочкам Барселоны, есть мороженое, держаться за руки… Три дня он будет только моим.
В течение двух часов я протащила Алекса по всем своим любимым достопримечательностям — Собор Святого Креста и Святой Евлалии, Храм Святого семейства, к величественному зданию Театра Тиволи. Ещё около часа мы бродили по площади Каталонии, где Алекс терпеливо ждал пока я накормлю голубей специально купленной для этого пистолой. На проспекте Пасео Де Грасия я невольно застыла около витрины «Луи Вуиттон», залюбовавшись саквояжем с ярко-розовым рисунком в стиле граффити. Я не слишком любила этот набивший оскомину принт, но эта модель поразила меня своей неординарностью. Со вздохом оторвав взгляд от пленительного зрелища, я потянула Алекса дальше. Тот пробормотал что-то себе под нос и, взяв меня под локоть, впихнул внутрь магазина. Ткнув консультанту пальцем в объект моего восхищения, коротко бросил:
— Её.
Я открыла рот, чтобы возразить, но слова наглым образом застряли где-то в горле. Я ужасно хотела эту сумку.
— Спасибо, Алекс! Спасибо! Она такая прекрасная, правда? — неустанно тараторила я, когда мы покинули бутик. — Знаю, это неправильно отдавать такие суммы за кусок кожи с ручками... и даже не понимаю, почему получаю от этого такое удовольствие, но я обожаю сумки. Я даже как-то пыталась встать в очередь на «Биркин», говорят, в Швейцарии с этим проще, — раскрыв бумажный пакет, втянула носом запах дорогой кожи. — Она чудесная… Ты чудесный... Я так счастлива сейчас, ты и представить себе не можешь.
Алекс, с лёгкой ухмылкой внимавший моему восторженному щебету, сузил глаза.
— Даже несмотря на то, что твой отец в тюрьме?
Улыбка за долю секунды слетела с моего лица. Боже, он прав. Я эгоистка. Как я могу быть счастливой, когда папа мучается в тюрьме? Перебирает чьё-то грязное бельё, спит в камере и ест некачественную пищу. А я в это время радуюсь новой дорогой сумке и фантазирую о своём счастливом будущем.
— Это был не упрёк, Тина, — Алекс изучал моё расстроенное лицо. — Каждый человек в душе большой эгоист. Стремление быть счастливым заложено в нашем подсознании. Как бы мы ни старались, мы не можем переживать страдания других людей, даже родственников, как свои. Твой отец пробудет за решёткой пятнадцать лет. Это нормально, что ты учишься быть счастливой, независимо от того, как плохо ему сейчас. В этом нет ничего постыдного.
— Но... я люблю папу, — растерянно прошептала, невольно стискивая ручки пакета сильнее. — Я прожила с ним всю свою жизнь и не знала другой любви. Мы всегда были только вдвоём. Сейчас у меня есть ты, а у него по-прежнему никого. Если я не буду переживать за него, то кто?
— Я всего лишь хочу сказать, что ты имеешь право радоваться без угрызений совести. Ты не обязана расплачиваться за ошибки отца собственным счастьем.
Я нахмурилась. Мы никогда не обсуждали отца с Алексом, и я не знала, что он думает по поводу его заключения, поэтому то, что он считал папу виновным, стало для меня неприятным сюрпризом.
— Мой отец не виновен. Он бы никогда не стал брать взятки. Колтон Эрриксон самый честный человек из тех, кого я знаю. Его подставили. Он перешёл кому-то дорогу, вынеся обвинительный приговор, и сейчас расплачивается за свою бескомпромиссность. И от этого я чувствую себя ужасно. Ты и представить не можешь, каково это — знать, что ты бессилен помочь человеку, которого любишь.
— Поверь, Тина, я знаю, - во взгляде Алекса полыхнуло тёмное пламя, но в ту же секунду погасло. — Я проголодался. Думаю, и ты тоже.
