Lizage - Проклятие клана Монтгомери
Когда мы миновали овраг, где ранней осенью Джейми перенёс меня через ручей, я почувствовала, что его рука стала невыносимо тяжёлой, потом наоборот, слишком лёгкой. Он отпустил меня, упал навзничь, и беспощадные мелкие снежинки запорошили его ресницы.
Я волокла его, поддерживая за подмышки, а когда руки и спина перестали подчиняться, закинула обмякшее тело себе на плечи. Я бы не справилась, если бы хоть на секунду остановилась и осознала, что творю. Потому что шестьдесят четыре килограмма, или немного меньше — это адски тяжело, с какой стороны не перехвати.
До Хаттингтона ехать не пришлось. Всего через пару миль меня остановил полицейский заслон. Шипы, сирены, стволы табельных пистолетов, направленные в моё забрызганное кровью лицо. Меня знобило и трясло, я не могла даже объяснить им, что помощь требуется не мне.
Джейми подхватили и погрузили на носилки, укрыв ворохом одеял. Появились ФБРовцы, санитары, какие-то спешащие строгие люди. Все они толпились, кричали, что-то хотели от меня, не пускали на борт вертолёта, который унёс моего возлюбленного в больницу.
Потом была безликая комната и тётка с холодными серыми глазами, повторявшая одни и те же вопросы. Я умоляла её выяснить, как Джейми, и только один раз она вышла на пару минут, вернулась и сказала "нормально". Тремя днями позже я узнала, что она солгала.
Глава 23
Я просидела несколько часов в неудобном кресле, глядя, как он спит. Врачи говорили, что не выпустят его раньше, чем через неделю. Время от времени гладила его по руке и думала о том, что совершила страшную ошибку, позволив всему этому произойти.
Ближе к полудню меня попросили из палаты. По правилам, оставаться там могли только ближайшие родственники, а я, с их точки зрения, была для Джейми чужой. Уже в коридоре, прислонившись лбом к окрашенной в мятно-зелёный цвет стене, несколько раз проваливалась в неуютное забытьё.
Картонный стакан с белой пластиковой крышкой материализовался передо мной, маня умопомрачительным запахом настоящего кофе, не имеющего ничего общего с порошковой дрянью из автомата. Я помотала головой, отгоняя сон, подняла взгляд и увидела Роберта.
За те пять дней, что прошли с нашего расставания, синяк у него на носу потускнел и окрасился в желтоватый цвет, плохо сочетаясь с дорогим костюмом, который мой бывший обычно носил на работу.
— Привет, — он попытался улыбнуться.
Я вспомнила, что в последний раз принимала душ неизвестно когда, и что от меня чудовищно воняет.
— Спасибо, — я взяла стакан, — что ты здесь делаешь?
— Ходил за кофе. Знал бы, что встречу тебя, взял бы два...
— Ты вроде собирался лететь в Гонконг.
— Джейми позвонил мне. Сказал, кроме прочего, что тебе может понадобиться адвокат.
— У меня нет денег.
— Я знаю.
Он сел на скамейку, соблюдая дистанцию, как дальний знакомый, и пристроил на коленях кожаный кейс. Мы молчали минут пять. Я пила кофе маленькими глотками, он рассматривал плитку на полу. Из глубины коридора размеренно и тоскливо пищал какой-то прибор.
— Я уже перестала что-либо понимать, — сказала я, — вы с Джейми с детства ненавидите друг друга, а теперь ещё и наследство...
— Да, так и было, — произнёс Роберт, — но, вообще-то, у него больше причин ненавидеть меня, чем наоборот. Я вымещал на младшем брате все свои подростковые проблемы, а это, по сути, самые серьёзные проблемы, какие могут быть у человека в жизни. Банкротство, безработица, супружеская измена — ничто, в сравнении с пошатнувшейся популярностью у одноклассников.
Я улыбнулась. Мне, в мои пятнадцать, любая школьная популярность показалась бы счастьем.
— Я возвращался домой и избивал брата до полусмерти, а он ни разу не пожаловался деду. Говорил, что кровь из носа от мороза, синяки от падения с лестницы. Он младше меня на девять лет, он не мог дать отпор. Но Рэндольф любил его больше, чем нас с Эвой, и мы это знали. Однажды дед с тётей уехали на несколько дней, а мы заперли Джейми в сарае во дворе. Как раз пошёл первый снег. Мы с сестрой разошлись по комнатам и улеглись спать, а он за ночь подхватил воспаление лёгких. Дед, конечно, догадывался, что происходит, но ничего не делал. У него была такая позиция — каждый должен выкручиваться сам, тому, кто привык, что его выручают, в жизни придётся тяжело.
Роберт помолчал, погрузившись в воспоминания.
— Одним словом, я испоганил человеку детство и юность, и сейчас мне за это стыдно. Но дело в другом.
— В чём же?
— В тебе, Мадлен.
— Я тоже наломала дров, — вздохнула я.
— Не думаю, что ты виновата, — он выдержал мой удивлённый взгляд, — я ведь понял, хоть и не сразу, что произошло тогда в поместье. Не хотел замечать и признавать, но правда — как булавка в заднице, невозможно долго притворяться, будто её не существует. За семь лет я ни разу не видел тебя настолько счастливой. Тем утром ты вся светилась, и от твоего взгляда разбегались солнечные зайчики. Уж не знаю, что он делал с тобой ночью, чего не делал я. Следовало отпустить тебя, но я никогда не умел достойно проигрывать.
— У меня не хватило смелости сразу тебе рассказать.
— Из нас двоих больший трус я, Мадлен. Я смертельно боялся обязательств, и до сих пор их боюсь. Когда ты упоминала о детях, меня тянуло убежать из дома и напиться до беспамятства. Когда представлял себе, как надеваю на палец чёртово кольцо, хотелось взвыть волком или прыгнуть с моста. Не всем мужчинам нужно и полезно заводить семью.
— Но почему ты не говорил об этом со мной?
— Я был идиотом.
— Хм, я тоже не замечала очевидного. Совпадение?
Он улыбнулся, на этот раз искренне.
— Джейми отказался от наследства, — Роберт постучал пальцами по кейсу, который лежал у него на коленях.
— О боже...
— Да, это то, что я подумал. Сумасшедший. Но в чём-то я завидую ему. Мы говорили с ним часа три, наверное, впервые в жизни. Оказывается, мой брат неплохой парень. Не из-за наследства, а так, вообще.
Роберт рассказал, что нашего приятеля с пушкой нашли в лесу, подлечили и вернули за решётку. Мои действия полностью оправданы самообороной. Адвокат пострадавшего может, конечно, прицепиться по поводу чрезмерного применения силы, но скорее всего иска против меня не будет.
— Видишь ли, — сказал он, — ты изрядно подпалила парню физиономию, он теперь раскошеливается на пластического хирурга и страдает от частичной потери зрения.
— На допросе, казалось, следователи удивлены, что он меня не убил или хотя бы не изнасиловал. Будто я в этом виновата. А ещё допытывались, как я узнала, куда идти. Думала, меня как минимум депортируют, а то и отправят в тюрьму.
