Катрин Гаскин - Дочь Дома
Она сидела, прислушиваясь, не зашумит ли машина.
Когда они приехали, небо прояснилось. Мора стояла у открытой двери и смотрела вниз. Она видела, что отец устал.
Десмонд взглянул на нее, лицо его было серым и сердитым.
— Ирэн умерла, — сказал он. — Муж застал ее перед смертью. Но она недолго была в сознании. Временами. Она спрашивала обо мне… говорила со мной. Бедное дитя!
Он опустился на стул в холле. Впервые Мора видела отца с таким страданьем в глазах:
— Она попала под автобус. Мужественная, храбрая маленькая девочка… Но не было никакой надежды, что она выдержит. Было бы лучше для нее, чтобы она умерла сразу.
Он выпрямился:
— Помимо увечий, был и выкидыш. Мне сказали, что она была на третьем месяце беременности. Где же был ее муж? Почему она бродила по Лондону одна… Что она делала в том месте? Мора, почему она ушла отсюда и пошла куда глаза глядят? Что с ней случилось?
Крис захлопнул за собой дверь. Этот звук, казалось, отозвался эхом по всему дому.
— Я не думаю, что Мора должна отвечать на такие вопросы, — сказал он. — То, что Ирэн должна была сказать, когда пришла сюда, предназначалось для одной Моры… иначе она сказала бы это всем нам.
Они стояли по обе стороны от нее. Крис прислонился к двери с напряженным и утомленным лицом, Десмонд вцепился в стул и тяжело дышал:
— Нет, черт побери! Я не желаю, чтобы мне так отвечали. Ирэн вчера вечером ушла из моего дома, а теперь она мертва. Я имею право знать, что здесь с ней случилось.
Она взглянула на отца и на брата. Крис смотрел на нее с сочувствием. Во взгляде Десмонда были гнев и раздражение. Она подумала об Ирэн, которая теперь мертва, о том, что не имеет права рассказывать о том, что она скрывала… Мора вспомнила, что Ирэн просила никогда не рассказывать Десмонду о ребенке. Но отец узнал и был взбешен, обвинял Джонни. Он ничего не знал о несчастье Ирэн, делал дикие догадки о том, что могло побудить ее на этот сумасшедший побег через город, закончившийся, вероятно, каким-то порывом отчаяния там, у моста. Десмонд должен знать обо всем, потому что полуправда не удовлетворит никого.
— Ирэн пришла сюда вечером, — сказала Мора, — и рассказала, что ждет ребенка.
— Да, да, — сказал Десмонд тем же тоном, каким отвечал полицейскому.
— Но это не все. Ирэн боялась, что ребенок может оказаться цветным. Ее дед был наполовину негром.
— О, Господи! — сказал Десмонд. — Бедное дитя!
— Она не виновата. Ее нельзя винить за то, что она не рассказала Джонни о том, что была цветная. Когда она выходила за него, то думала, что никогда не будет иметь детей. Джонни и не знал, что она была беременна. Мы все сделали так много ошибок. Из-за того, что Джонни не знал, что у нее будет ребенок, он попросил ее о разводе. А после этого она не захотела рассказывать ему. Она боялась того, что наделала.
Десмонд вдруг вскинул голову:
— Развод? Почему он попросил о разводе?
Мора медленно проговорила:
— Джонни и я полюбили друг друга.
— Мора! Что ты говоришь?!
— Разве это никогда не приходило тебе в голову раньше, отец? Джонни и я любим друг друга. Я пыталась уехать с ним… Только моей храбрости хватило ненадолго. Я позорно отступила сюда из-за тебя, из-за нашей веры… И Ирэн тоже; я полагаю, это перевесило мою любовь к Джонни. Поэтому ты можешь смотреть на меня теперь и знать, какая я гнусная маленькая трусиха — побоялась уйти с ним. Отец, я всегда боюсь. Полагаю, что это ты и жизнь, какую я всегда вела, привязанная к твоему дому и твоей помощи, сделали меня такой.
— Не желаю больше слушать, — сказал Десмонд.
— Ты услышал все, что было необходимо… Ты узнал все, что я сделала Ирэн, и Джонни, и Тому. И если в тебе осталась хоть какая-нибудь жалость, кроме жалости к Ирэн, ты мог бы уделить ее и мне.
Она отвернулась от них и направилась к лестнице.
— Мора, вернись! Я хочу поговорить с тобой!
— Поговорить? Какая в этом польза? Тебе известны факты, как они есть. Их нельзя изменить. Я сейчас позвоню Тому и попрошу его приехать сюда.
VI
Швейцар медленно закрыл дверь. В этом действии выразилась полная мера человеческого любопытства. Мора услышала этот звук и почувствовала на себе его заинтересованный взгляд. Она стала думать, что не имеет права находиться здесь, в гостиной Джонни. В комнате было темно, занавески плотно закрывали окна. Все же она неохотно раздвинула их. Мора почувствовала, что как бы вмешивается в нечто, находящееся за пределами дозволенного, обращается с предметами, не являющимися ее собственностью. Однако когда сильный свет затопил комнату, это показалось нормальным и обыкновенным… Первое, на что она обратила внимание, была пыль. Мора увидела ее на столе у окна. Нетронутая многодневная пыль. От слабого движения воздуха, когда Мора раздвигала занавески, на стол начали опадать темные, увядшие лепестки розы. Она протянула палец и потрогала другой цветок. Тот тоже, сухой, как бумага, упал с еле слышным, но отчетливым шорохом. Там были белые розы среди красных. Они полностью распустились, но края их уже начали покрываться коричневыми пятнами и цветы сделались жесткими на ощупь. Ей не хотелось видеть их хрупкие сердца, выставленные вот так напоказ, или уродливые жесткие стебли, когда лепестки слетают при одном прикосновении. Она знала, что красные розы увядают раньше белых, как будто вся их сила тратилась на приобретение окраски. Но красные розы были любимыми цветами Ирэн. Всю зиму она выискивала дорогостоящие искусственно выращиваемые цветы для украшения этой комнаты. Они выглядели здесь чуждыми, мертвыми при солнечном свете, когда на воле стали распускаться первые бутоны.
Никто тут не убирал, никто не открывал окна и не очищал пепельницы с того дня, как Ирэн покинула эту комнату. Да и сам Джонни, как ей было известно, заходил сюда лишь на пару минут, чтобы взять кое-какую одежду. Квартира казалась заброшенной. Ее покрывало равнодушие, более густое, чем пыль. Мора снова посмотрела на розы, думая с чувством потрясения и горя обо всем, что произошло с того времени, когда они были свежи. Прошло всего четыре дня, но этого оказалось достаточно, чтобы резко изменить направление их жизни и за это время даже почти привыкнуть к перемене. И все же перемена была неполной. Теперь она ждала появления Джонни.
Была незабываемой каждая подробность этих четырех дней. Впервые она будет разговаривать с Джонни с тех пор, как они распрощались на палубе «Радуги».
Никак невозможно забыть страх Десмонда, когда Мора сказала ему, что они с Джонни любят друг друга. Отец не оставлял ее одну в то утро, не желая спать после ночи, проведенной в больнице, пока не высказал все доводы и убеждения, умоляя подумать о том, что она делает. Отец понял, наконец, что Джонни стал свободен, а она, его дочь, будет делать то, что захочет Джонни. Десмонд был потрясен, потому что видел, как разрушились его мечты о ее жизни в Ратбеге, а она сама находится вне пределов его досягаемости и влияния.
