Кэтрин Мэлори - Поцелуй француза
— А разве нельзя разбить рабочих на две бригады? Одна закончит юго-западное поле, а вторая начнет на севере.
Мужчины удивленно посмотрели на нее, явно недовольные тем, что она встряла в их бурный спор. Поль угрожающе сверкнул глазами и резко набросился на нее по-английски:
— Джин, не лезь в эти дела. Ты сама не знаешь, что говоришь.
С этими словами он отвернулся и, яростно жестикулируя, заговорил с Фернандом.
Джин не на шутку разозлилась. Да пошел он к черту со своими делами! С пугающей быстротой память подбросила ей образ Марка, еще более нежеланный, чем всегда: ведь она уже так долго не вспоминала о нем. Ее бывший муж тоже никогда не делился с ней своими проблемами, крича на нее так, как будто ее предложения помощи создавали ему больше трудностей, чем сами проблемы. Поведение Марка было абсолютно неразумным, и все же оно больно задевало Джин. Сейчас она чувствовала ту же обиду.
Слезы подступили к глазам, она резко встала и выскочила из-под навеса, направляясь к боковой двери дома, ведущей в кухню. Ей показалось, что Поль окликнул ее, но, обжигаемая обидой, она ушла, не обернувшись, мысленно выкрикивая: «Оставь меня в покое!»
Побежав, она спряталась в кладовке, дав волю тихим слезам. Она молила, чтобы никто не вошел и не застал ее здесь.
Но, выплакав свои обиды, она попала во власть мрачного гнева. Поль представлялся ей неким чудовищем, пожирателем всех женских сердец, попадавшихся ему на пути. Пройдя к себе в спальню, она тщательно заперла дверь и легла, со злобным равнодушием прислушиваясь к голосам внизу. Работники, явно насладившись вволю вином, горланили песни. Джин никогда не слышала, как поет Поль, но сейчас ей казалось, что именно его голос звучит громче всех.
Позже Джин услышала звук поворачиваемой дверной ручки и голос Поля. Он нежно звал ее по имени. Она не отвечала, притворившись спящей. В ней еще вовсю полыхала досада. Пусть убирается ко всем чертям! Он не воспользовался ее дельным советом, так зачем же ему ее тело!
Через несколько минут он ушел, но лишь намного позднее ей удалось забыться тревожным сном. Ей снилось, что огнеметы на полях превратились в огнедышащих драконов. Убегая от них, она отчаянно звала Поля но без конца спотыкалась о корни деревьев и никак не могла спастись.
Наутро сна охотно стряхнула с себя остатки тяжелого сна и, выйдя под навес, позавтракала булочкой с кофе.
Холодный и ясный воздух утра прояснил мысли, и ее вчерашний приступ ярости теперь казался ей просто детской глупостью. Джин начала думать, что была несправедлива к Полю, что восприняла ситуацию крайне предвзято. Не смешно ли было закрываться от него в спальне, когда она неистово желала успокоиться в его объятиях?
Этим утром он вновь уехал набирать работников. Время шло, и ее недовольство собой росло. К тому времени, когда с дорожки послышался рев его «ягуара», Джин уже убедила себя в том, что сама разрушила все их отношения. «Совершенная женщина» согнулась под давлением обстоятельств, подвела его. Она спряталась в полях, боясь наткнуться на равнодушный взгляд Поля.
Теперь она уже ловко управлялась с тяжелыми гроздьями и к половине пятого закончила последний свой ряд. Она огляделась в поисках другого ряда, но увидела, что на этом поле все уже убрано.
На другом поле еще оставался виноград, но там сказали, что работы немного и ее помощь не требуется. Удивляясь тому, как быстро они управились, Джин пошла к дому, куда уже начали подтягиваться освободившиеся работники. В погребе безостановочно шумел пресс, но к шести вечера все пятьдесят человек собрались во дворе, и Ив крикнул усталым, но взволнованным голосом, что все поля убраны.
Раздалось громкое «ура», и дюжины пробок одним залпом вылетели из бутылок. По кругу стали передавать один за другим стаканы с красным вином, да так быстро, что Джин едва успевала освободить руки от одного стакана, как ей тут же вручали следующий.
В этот вечер обед был веселым пиршеством. Опытные работники, все до единого получившие премии, единодушно признали, что на их памяти не было такого скорого сбора урожая. За столами звучали поздравительные тосты и громкие песни. Приехавший в своем автомобиле хозяин соседнего замка отвесил челюсть, увидев вечеринку в полном разгаре. Его собственный виноград был собран только наполовину, и он предложил желающим поработать на него.
Джин возвращалась из кухни за следующей партией грязной посуды, когда кто-то вдруг поймал ее сзади за локоть. Это был Поль.
Лицо его терялось в тени, и она не могла разглядеть его выражение. Но голос его оказался ясен и тверд.
— Пойдем, зеленоглазка! Оставь посуду для других! Сегодня вечером у нас много помощников.
Он повел ее в обход толпы в пустую просторную гостиную. Там стоял маленький столик, накрытый на двоих. Три свечи в подсвечнике заливали мягким светом абрикосового цвета скатерть. Джин увидела блюдо с кусочками яблочного пирога и сладкие сливки. Из серебряного кофейника шел густой аромат кофе.
— Поль, что…
Он резко перебил ее:
— Попразднуем вдвоем. Остальные пусть пока веселятся без нас.
Джин села в кресло, которое он ей пододвинул, и принялась разливать кофе. Передавая Полю блюдце с чашкой, она приложила немало усилий, чтобы прибор не дребезжал в ее дрожащих руках. Три ночи назад они были так близки, как только могут быть близки двое людей в этом мире, но сейчас стол между ними превратился в безбрежный океан. Украдкой Джин кинула на Поля беспокойный взгляд.
Он сидел, упершись локтями в столик и закрыв рот сцепленными ладонями. Его усталые глаза неотрывно и ожесточенно смотрели на нее.
Джин опустила глаза в чашку, размешивая в кофе сливки. Если бы он только не смотрел на нее так! Его явная усталость, которую не мог смягчить даже свет свечей, заставляла ее сердце сжиматься от жалости. Девушке хотелось приласкать его, успокоить, но вина за свое поведение вчера вечером удерживала ее на месте.
Молча они ели десерт и пили кофе. Стук ее вилки о тарелку казался ей грохочущим, как выстрелы. Приглушенный стенами шум пресса и буйные застольные голоса работников долетали сюда словно из другого мира. То были звуки веселья, в котором они не принимали участия.
Иногда, набравшись смелости, Джин поднимала на него взгляд, каждый раз натыкаясь на тот же довольно суровый вид Поля. Кофе во рту сделался горьким, когда она поняла, что этот столик со свечами — не что иное, как тщательно продуманная декорация к сцене ее унижения. Очевидно, он избрал именно такой способ отмщения за ее вчерашнее непонимание и делал это с отвратительной эффективностью.
Наконец тяжесть его молчаливого обвинения стала невыносимой. Как жестоко с его стороны устраивать ей подобную пытку!
