Арина Холина - Прямо по замкнутому кругу
Мы панически, отчаянно боимся смерти – или не верим в нее.
Чужая смерть может ранить душу. Мы способны тяжело переживать утрату. Иногда, когда умирает кто-то близкий и старый, мы плачем, но быстро отпускаем его, так как чувствуем, что его время пришло.
Но даже если смерть не испугала нас, вдруг осознаем, что мы – следующие в очереди. И становится грустно, и хочется все успеть, и мы сгибаемся под грузом понимания того, что это невыполнимо.
Андрей заперся у себя в кабинете и отказывался с кем-либо разговаривать. Только что он провалил переговоры с производителями салатов в вакуумной упаковке. И ничуть не огорчился.
Возможно, он первый раз осмыслил, что есть кое-что поважнее, чем карьера, статус и личное пространство.
Он переживал не за себя. А за человека, девушку, чья жизнь зависела от него.
Это звучит ужасно.
От него зависит чужая жизнь.
Никто не хочет делать эфтаназию, даже несмотря на то что это гуманно. Никто не хочет думать о себе как о палаче.
Поневоле Андрей задумался и о собственной смерти. О той, что могла произойти, если бы его не спас демон.
Почему, интересно, ему захотелось умереть? У него выбили почву из-под ног, мир рухнул, но кто сказал, что в такие мгновения человек не открывает в себе удивительные возможности? Вероятно, он не мог бы удержаться на ногах, но мог бы… взлететь?
У любого есть мечта. Ты страдаешь, когда она далеко, и часто не веришь, что с каждым шагом она становится ближе, и страдаешь, потому что не ожидаешь уже, что пройдешь этот длинный путь за свою короткую жизнь, а потом вдруг оказывается, что ты уже жмешь мечте руку, и пьешь с ней на брудершафт, и приглашаешь ее пожить у тебя пару дней… А когда она оказывается рядом, то вдруг перестает быть мечтой, становится чем-то обыденным.
И тогда она для тебя словно умирает. Ты лишаешься того, что тебя поддерживало и утешало, и даже пугало – и тебе не хватает не только чаяний, но и страхов. Ты потерял что-то очень дорогое и не знаешь, как жить дальше.
Андрей знал, ради чего раньше жил. Ради денег, славы, ощущения собственной значимости. Он еще этого не обрел, но уже потерял – и жить стало незачем. Мечта скончалась от тяжелого недуга вдали от него – совсем одна.
– Эй, ты! – Андрей ткнул пальцем в грудь не то чтобы очень здорового, но довольно внушительного охранника. – Пусти меня туда! – И он указал на коридор, ведущий в ночной клуб.
Охранник отвернулся.
У них уже состоялся настоящий мужской разговор, из которого следовало, что охранник – тупица и не знает, с кем связывается, а Андрей – алкоголик, которого ни за какие блага (взятка в пятьсот рублей) не пустят в приличное место.
Откровенно говоря, место было не особенно приличным.
Начинал Панов где-то в центре, а закончил в Кунцеве, у дверей местного заведения. Сюда он приехал с какими-то людьми, которых потерял, кажется, у метро. Он ехал на метро? Андрей не помнил.
– Эй, да ты пьяный! – рассмеялась девица в магазине, где Андрея сочли достаточно трезвым, чтобы продать ему бутылку текилы.
Андрей обернулся.
– Ты сама пьяная, – отрезал он.
– И что? – не унималась девица.
Андрей посмотрел на нее повнимательнее.
Заурядная. Блондинка, джинсы в обтяжку, что-то там со стразами на груди, черные стрелки на глазах. Тушь осыпалась. Лет двадцать шесть.
– Хочешь текилы? – предложил он.
Она затащила его к себе домой, в пятиэтажный дом с запахом кошек в подъезде. Андрей давно не бывал в таких местах. В квартире витал дух семидесятых: свалка на балконе, горчичного оттенка обои, сто слоев облупившейся краски на окнах, высокий торшер с двойным абажуром. Призраков прошлого пытались изгнать с помощью черной магии ИКЕА: старый диван маскировало веселенькое покрывало в кругах, на полу лежал коврик в тон, пыльные окна закрывали шторы в крупных цветах.
Андрея мутило.
– Извини, – булькнул он и бросился в туалет, где его долго выворачивало в допотопный унитаз.
– Где текила? – поинтересовался Андрей, вернувшись в комнату.
– Может, тебе больше не надо?
– А может, признаешься, что ты когда-нибудь убивала человека? – почти заорал Андрей, схватив бутылку.
– О чем ты? – насторожилась девица. – Ты что, кого-то убил?
– Нет, но собираюсь, – Андрей отпил из горлышка.
Кажется, она испугалась.
– Давай ты больше не будешь пить, – сказала она, злобно сверкая глазами.
– Давай! – согласился Андрей и вылил текилу себе на голову. – Так лучше?
– Что ты делаешь?! – Девица тут же превратилась в чудовище.
Андрей мысленно прибавил ей двадцать килограммов, заменил шелковый пеньюар на застиранный банный халат и заранее пожалел того мужчину, который на ней женится.
– Пошел вон! Быстро! – орала девица.
Она вытолкала смеющегося Андрея из квартиры, и только на улице он понял, что забыл у нее пиджак, и телефон, и кошелек.
Пиджак, телефон и кошелек полетели вниз, в кусты.
Наличных в бумажнике не было.
– Наташа! – заорал Андрей. – Ты меня обворовала! Наташа!
– Я не Наташа! – крикнула девица с балкона. – Заткнулся и пошел вон!
– Я буду петь тебе песни, Наташа! – веселился Андрей. – А ты просто кидай мне за это мои деньги! Я хочу ря-ааадом бы-ыыть, я хочу все-еее забыыыть…
Спустя полчаса его забрала милиция.
– Я пьяный, но это же не повод воровать мои деньги! – возмущался Андрей. – Отнимите их у нее и возьмите себе! Там десять тысяч!
Милиционеры, как ни странно, последовали его совету, но деньги вернули ему. Андрей всучил им пять тысяч, «за причиненное беспокойство», как он выразился, и его доставили в отделение, где он заснул раньше, чем у него спросили адрес.
Очнулся он дома. Алина сидела рядом, читала.
– Время сколько? – пробормотал Андрей.
– Два часа ночи. Кто же так нажирается еще до полуночи? – ответила она, не отводя глаз от книги.
– Я. Я нажираюсь…
И он побежал в туалет.
После душа чуть-чуть полегчало.
– Ну, что случилось? – спросила Алина, взяв его за руку, когда Андрей упал на кровать и накрылся пледом.
– Мне плохо, – ответил он.
– Андрей! – строго произнесла Алина. – Объясни, что с тобой происходит.
– Дай сигарету.
– Тебя снова вырвет.
– Тогда дай сигарету и тазик! – закричал он.
Алина вернулась с сигаретами, апельсиновым соком и таблеткой алказельцер.
– Не поможет, – покачал головой Андрей, но таблетку принял. – Алин, тебе приходилось делать что-то, с чем ты потом не сможешь жить?
– Ты о чем? – нахмурилась она.
– Мне надо приничинить вред одному человеку. Плохо должно быть либо мне, либо ему.
– Это по работе?
Андрей кивнул.
– А какой именно вред? – поинтересовалась она.
