Бетти Махмуди - Пленница былой любви
Хотя любые разговоры были запрещены, перед занятиями и после них все-таки происходил обмен мнениями. После второго занятия одна из женщин спросила, откуда я. Когда я сказала, что из штата Мичиган, она обрадовалась и заявила:
– Вы должны познакомиться с Элен. Она тоже из Мичигана.
Нас представили друг другу. Высокой, крепкого телосложения Элен Рафаи было около тридцати лет, но сухая кожа ее лица была стянута, поэтому она выглядела старше. Элен носила платок, так тщательно прилегающий к лицу, что я не могла увидеть цвет ее волос.
– Где вы жили в штате Мигиган? – поинтересовалась я.
– Под Лансингом.
– А конкретнее?
– Ой, никто даже не слышал об этой местности.
– Скажите мне, пожалуйста, потому что я тоже жила недалеко от Лансинга.
– В Овоссо.
– Ты шутить, наверное! – воскликнула я. – Мои родители живут в Банистере. Я работала в Элсе. Я ходила в школу в Овоссо!
Мы разволновались, как девчонки.
– Ты бы могла прийти с семьей к нам в пятницу? – спросила Элен.
– Не знаю. Муж не позволяет мне ни с кем ни разговаривать, ни встречаться. Не думаю, чтобы он согласился, но я спрошу.
В этот раз Муди ждал нас возле мечети. Я удивила его естественной, искренней улыбкой.
– Угадай, что случилось, – воскликнула я. – Ни за что не догадаешься. Я встретила землячку из Овоссо.
Моя радость успокоила Муди. Впервые за много месяцев он увидел улыбку на моем лице. Я представила его Элен. Какое-то время мы разговаривали, чтобы познакомиться поближе, а потом я сказала:
– Элен приглашает нас к себе в пятницу.
В глубине души я была убеждена, что Муди откажется, но он ответил:
– Хорошо!
Элен прервала учебу в последнем классе средней школы и вышла замуж за Хормоза Рафаи. Она решила свою судьбу, став женой на содержании мужа. Хормоз, инженер-электрик, получивший образование в Америке, занимал довольно высокое положение и в общественном, и в материальном плане и, естественно, полностью принял на себя роль кормильца и опекуна.
Подобно Муди, Хомоз был уже американизирован. В Иране он был зачислен в список врагов режима шаха. Возвращение на родину в те времена означало бы для него тюремное заключение, а, возможно, пытки и смерть от рук совака. Но так же, как и в случае с Муди, политические события на другом полушарии оказали очень сильное влияние на его личную жизнь.
Хормоз получил работу в Миннесоте, и они жили там с Элен, как более или менее типичная американская семья. У них родилась девочка Джессика. Второго ребенка Элен поехала рожать в Овоссо. 28 февраля 1978 года она родила сына и в тот же день позвонила Хормозу, чтобы поделиться с ним радостной новостью.
– Я не могу сейчас разговаривать с тобой, потому что слушаю радио, – сказал он.
Как раз в тот день шах покинул Иран.
Сколько еще было таких людей, как Хормоз и Муди, для которых изгнание и бесчестье шаха стали сигналом к возвращению в прошлое?
Когда Хормоз наконец сообразил, что жена подарила ему сына, он дал ему иранское имя Али. Его жизнь, а значит, и жизнь Элен резко изменилась.
Муди сопротивлялся пять лет, а Хормоз почти сразу же решил вернуться на родину и строить жизнь под руководством аятоллы Хомейни.
Элен, лояльная американка, противилась этой идее, но она была женой и матерью. Хормоз категорично поставил вопрос: в любом случае он возвращается в Иран – с семьей или без нее. Оказавшись в безвыходной ситуации, Элен согласилась попытаться жить в Иране, по крайней мере, хоть какое-то время. Хормоз убедил ее, что если она будет чувствовать себя плохо в Тегеране, то сможет вернуться с детьми в Америку, когда только захочет.
В Тегеране она, как и я, оказалась в домашнем заключении. Хормоз решил, что никогда не вернется в Америку. Она стала гражданкой Ирана, подчиняющейся законам этой страны и воле мужа. Какое-то время он просто ее избивал.
Как странно звучала эта история! Хормоз и Элен рассказали нам ее вместе, когда в пятницу мы сидели в их запущенной квартире. Вначале я подумала, что этот рассказ может быть неприятен Муди, но вскоре поняла, что он должен быть удовлетворен. Муди знал конец этой истории: вот уже шесть лет Элен находилась в Тегеране, явно смирившись с жизнью в стране своего мужа. Именно такого желал для себя Муди.
– Первый год был ужасным, – сказал Хормоз, – но потом все наладилось.
Через год Хормоз предложил своей жене:
– Хорошо, поезжай домой. Я хотел, чтобы ты пожила в Иране, хотел увидеть, решишься ли ты остаться здесь навсегда. А сейчас поезжай домой.
Как мне хотелось услышать от Муди нечто подобное! Я молилась, чтобы он убедился, что было бы разумно позволить мне сделать такой же выбор.
Однако продолжение этой истории вызывало у меня нарастающее беспокойство. Элен с Джессикой и Али вернулись в Америку, но спустя шесть недель Элен позвонила Хормозу и сказала: «Приезжай и забери нас». Трудно поверить, но это происходило дважды!
Каждый раз Элен уезжала из Ирана с разрешения Хормоза и снова возвращалась. Все это было просто неправдоподобно, но этому нельзя было не верить: она была передо мной – послушная мусульманская жена. Элен работала в редакции журнала на английском языке «Маджиби», который распространялся во всех странах мира для мусульманских женщин. Все подготовленные к публикации материалы должны были получить одобрение Мусульманского совета, и Элен с этим справлялась.
Мне очень хотелось поговорить с Элен наедине, чтобы понять мотивы, какими она руководствовалась. Но в тот день случай не представился.
История Элен привела меня в смятение. Я завидовала ей и в то же время была озадачена. Как случилось, что американка предпочла Иран Америке? У меня было желание взять Элен за плечи и крикнуть: «Почему?!».
Продолжение беседы окончательно омрачило мои мысли.
Хормоз сказал, что недавно он получил наследство от отца и что строит собственный дом, который скоро будет закончен.
– Мы тоже думаем об этом, – самодовольно сказал Муди. – Мы собирались сделать это в Детройте, но сейчас хотим построить здесь, как только удастся перевести наши деньги в Иран.
Мы быстро сошлись с Элен и Хормозом, а потом регулярно встречались с ними. У меня эта дружба возбуждала противоречивые чувства. Найти приятельницу, говорящую на английском языке и к тому же приехавшую из Америки и родившуюся в родных местах, было замечательно. Это весьма отличалось от общения со знающими английский иранками. Ведь я никогда не была уверена, что меня до конца поймут. С Элен я могла говорить совершенно свободно. Однако мне тяжело было видеть Элен и Хормоза вместе: я точно смотрела в мрачное зеркало своего будущего. Я предпринимала попытки поговорить с Элен с глазу на глаз. Муди был подозрительным. Ему очень хотелось самому узнать об Элен побольше, прежде чем позволить нам уединиться.
