Татьяна Воронцова - Невроз
– Сколько лет вам было в то время?
– Двадцать восемь.
– Чем вы зарабатывали на жизнь?
– Позировал для начинающих художников, давал уроки русского языка, смешивал коктейли в баре, снимался в рекламных роликах, между делом приторговывал легкими наркотиками...
– Понятно, – кивнула Маргарита.
Грэм чуть приподнял брови, будто сомневаясь в том, что такие вещи могут быть ей понятны, удивленно покачал головой и продолжил рассказ:
– Нашу беседу нельзя было назвать дружеской. Он вел себя как вздорный правитель какого-нибудь захудалого провинциального королевства, я – как брошенный к подножию трона бунтовщик. Он орал во все горло, я огрызался. Это было смешно... Наконец мэтр (с вашего позволения, я буду называть его так) схватил со стола мои распечатанные на принтере творения и в бешенстве потряс ими над моей головой: «У тебя есть чертов талант, но ты понятия не имеешь о том, о чем пишешь. Ты хочешь заставить людей бояться? А случалось тебе самому испытывать настоящий страх? Что ты знаешь о боли? Что ты знаешь о страхе? Ты, надушенный клоун, обвешенный цацками!»
Я сказал: «Ничего. Я не знаю ничего. Научите меня».
Он внимательно посмотрел на меня: «Так ты хочешь научиться?»
«Да».
«Что ж, в таком случае предлагаю начать прямо сейчас. Если у тебя назначены встречи на ближайшие два-три дня или имеются какие-то срочные дела, советую их отложить. Позвони родственникам. Предупреди друзей, чтобы тебя не искали».
«А где я проведу эти два-три дня?»
«Не важно. – Он еще раз окинул меня пристальным взглядом, и, признаюсь, мне стало не по себе. – Ты не страдаешь никакими хроническими заболеваниями? Эпилепсия, астма, диабет... какие-то виды аллергии... Нет? Отлично. Если хочешь уйти, лучше сделать это прямо сейчас. Позже такой возможности у тебя уже не будет».
Я сказал, что предпочитаю остаться. Тогда он велел мне снять с себя все, кроме джинсов, в том числе кольца, цепочки и браслеты, а сам вышел на несколько минут, чтобы отдать распоряжения своим людям. Не знаю, кем они числились при нем, может, телохранителями.
– У вас были какие-то предположения относительно того, что может вас ожидать?
– Они появились значительно позже.
– Продолжайте. Вы сняли с себя всю одежду...
– Почти всю, да.
– И затем?..
– Затем мне вкатили какой-то укол, и я отключился.
– Надолго?
– Не знаю. Очнувшись, я обнаружил себя сидящим на стуле в крошечной комнатушке, в которой начисто отсутствовала мебель. Ковров не было. Занавесок тоже. Единственное окно было забрано фигурной решеткой. Дверь плотно закрыта. Освещение – только тусклый дневной свет. За окном я не разглядел ничего, что могло бы навести на мысль о моем возможном местонахождении. Только жухлая травка да безликий бетонный забор. Да, чуть не забыл: я не просто сидел на стуле. Я был привязан к стулу. Лодыжки прикручены к ножкам, а запястья связаны между собой за высокой деревянной спинкой – очень высокой, знаете, как у этих антикварных стульев, которые можно увидеть в музеях. Я прислушался к своим ощущениям. Ни звона в ушах, ни тошноты. Если это и был наркотик, то не очень токсичный.
Пока я сидел и гадал, что все это означает, неужели уважаемый мэтр решил таким образом покарать меня за настырность, дверь отворилась и в комнату вошли двое. Это были совершенно другие люди, не те, которых я видел в доме. Я понял это сразу, хотя их лица прикрывали бархатные полумаски, а с плеч до самого пола свисали черные плащи, заколотые булавками под самое горло. Поначалу этот маскарад вызвал у меня усмешку, но незнакомцы были настроены серьезно, и вскоре мне стало не до смеха. Один из Черных Плащей остановился прямо передо мной, другой позади.
«Я спрошу один раз, – заговорил Первый. – Не хочешь ли ты уйти, пока еще не поздно?»
«Нет».
«Готов ли ты претерпеть до конца?»
«Что именно?»
«Откуда мне знать? – насмешливо отозвался он. – То, что отворит шлюзы твоего подсознания, Гидеон».
Тут до меня начало потихоньку доходить. И от этого, если честно, по моей спине побежали мурашки.
«Отпустите меня. Я хочу уйти».
Первый кивнул Второму, и я почувствовал, что узлы на моих запястьях понемногу ослабевают. Скоро я смогу покинуть эту комнату и этих психов. Вернуться домой, перекусить, выпить стаканчик вина, удобно расположиться перед компьютером... И что дальше? Снова барахтаться в мутной жижице своих мальчишеских фантазий?
«Нет, постойте!»
«Так ты уходишь или остаешься, Гидеон?»
«Я остаюсь. Я готов».
Вот так. Он дважды повторил это имя – Гидеон, – и все мои сомнения рассеялись. Я должен остаться или похоронить все свои амбиции. Надушенный клоун не может быть творцом.
Итак, я сказал, что готов, после чего меня подвели к окну, вывернули руки за спину и уже не веревками, а узкими кожаными ремнями крепко-накрепко привязали к решетке. Бог мой, сколько раз я вынуждал своих героев до скрежета стиснуть зубы, чтобы удержаться от стона! Теперь пришло время сделать это самому. И я сделал, потому что знал: другого выхода нет. Мэтр и его люди втянули меня в крутую игру, но это была и моя игра тоже. Вернее, она была моей даже в большей степени, нежели чьей-то еще, потому что родилась в моей голове. Я придумал правила и наделил душой игроков.
– Как так?
– В начале своей исповеди я, кажется, упомянул, что представил на суд мэтра три новеллы и один рассказ. Герой рассказа, двадцатипятилетний англичанин Гидеон Кларк, по недоразумению, а главным образом благодаря собственному разгильдяйству, становится свидетелем событий, о которых никому не следует знать. Чтобы спасти свою задницу, он вынужден занять место другого человека и под чужим именем пройти инициацию в подземельях средневекового замка, ранее принадлежавшего тамплиерам. По ходу дела я довольно-таки подробно описывал ритуал, родственный тому, что разработал Кроули для своего Телемского братства. Сам ритуал и то, что переживает в связи с этим Гидеон. Разумеется, я понятия не имел, о чем пишу. В этом смысле критика была совершенно справедливой.
Чтобы хоть как-то отвлечься от ноющей боли в плечах, я разглядывал потемневший от времени дубовый паркет и по темным прямоугольникам старался определить, что за мебель стояла здесь в то время, когда эта комната еще не служила тюремной камерой, и как давно ее вынесли, и много ли таких, как я, перебывало здесь за последние годы.
Не знаю, сколько это продолжалось. Плечи у меня одеревенели от боли, во рту была пустыня. Я смотрел под ноги, вспоминал, о чем думал, как вел себя в моем положении старина Гидеон, и все больше убеждался в том, что ни черта не понимаю в этой жизни.
Когда за окном стемнело, дверь опять отворилась и вошли те же люди. Двое. Не говоря ни слова, один из них нанес мне хлесткий удар по щеке, и я зажмурился, опустив голову, тогда как Гидеон в этот момент, конечно же, презрительно харкнул в лицо своему мучителю. Ну-ну! Я нервно рассмеялся и, кажется, попросил воды. Или только подумал, что надо бы попросить. В любом случае мою просьбу пропустили мимо ушей. Когда меня отвязывали, я скулил как побитый пес, так болели затекшие руки. Слава богу, мне посчастливилось быть привязанным к решетке, а не к кресту, как завещал Великий Зверь[16] .
