Татьяна Воронцова - Тени утренней росы
Нейл не подавал признаков жизни. Костас вынес его на руках. Не могу передать, до чего это ужасно — видеть, как один мужчина несет на руках другого. В особенности если этот другой вам дороже всех сокровищ, земных и небесных.
Ифигения набросила мне на плечи шерстяную шаль, обняла меня и, что-то приговаривая, повела в дом. Тут только до меня дошло, что кричала я по-русски.
В чай, которым напоила меня хозяйка, наверняка добавили что-то успокоительное. Какие-то приятно одурманивающие травы. Пригревшись под толстым шерстяным одеялом в маленькой комнатке на втором этаже, я перебираю в памяти все значительные и незначительные события последних дней, пробую заново проанализировать их и еще острее ощущаю собственную беспомощность.
У Нейла большие проблемы — это единственное, что можно сказать наверняка. Налицо зависимость от каких-то лекарственных препаратов. Но каких?..
Руины Феста. И эти его слова: «Сия энергия и небесная сила может быть освобождена от оков плоти не противоположностью своею, но своим подобием».
От оков плоти.
Некая метафизическая сущность, natura abscondita.
Освободиться от оков плоти.
Убежденная в том, что на мою голову тоже нельзя положиться (сны, голоса и так далее), я ничего не сказала ему о своем выбросе в зазеркалье во время стычки с американцами. От жары и от страха еще не так может переколбасить. Но, возвращаясь к этому после ночной гонки по маршруту Рефимно — Сфакья, я не могу избавиться от подозрений, что дело не только в моей голове.
Простой ирландский парень, чьи экстремистские замашки парадоксальным образом сочетаются с непреодолимым сексуальным обаянием и мудростью посвященного. Чья мать умерла слишком рано. Чей отец неизвестен.
Тристан, сам того не осознавая, вернулся домой, хотя и думал, что находится на чужбине...
Страшные вопросы, которые я задаю самой себе, требуют ответов, возможно не менее страшных.
Если он и нервничал, выслушивая угрозы в свой адрес, внешне это никак не проявлялось. Сами американцы психовали гораздо больше, не говоря уж обо мне. Он же вел себя так, будто был уверен в собственной безопасности.
Я сказала ему об этом вечером того же дня.
— Ты действительно ничего не боишься или в совершенстве владеешь собой?
Он посмотрел на меня с удивлением.
— А чего мне следовало бояться?
— Так ты знал, что они тебя не тронут?
— Заранее? Нет, конечно.
— А может, ты договорился с ними, откуда я знаю. — Я начала злиться. — От тебя всего можно ожидать.
— Нет-нет, Элена, — запротестовал он, потрясенный подобным предположением. — Ни о чем я с ними не договаривался. Я бы не стал пугать тебя так, поверь.
— А кто тебе сказал, что я испугаюсь?
— Об этом нетрудно догадаться. Ведь ты всего боишься.
Разумеется, мы поругались. Я обвинила его в наплевательском отношении к людям (кому нужны эти дурацкие эксперименты, хватит развлекаться за счет моих нервных клеток); он меня — в бегстве от жизни во всех ее проявлениях.
— Жалеешь себя? О, как ты это любишь!.. — кричал он, позабыв о дымящейся сигарете. — Бедная девочка, жертва обстоятельств. А скажи-ка, была ли в твоей жизни какая-нибудь подлинная трагедия? Из тех, что выжигают сердце в груди? Нет? Слава богу, ты способна это признать. Да ты ни одного решения не приняла самостоятельно, за исключением последнего, насчет меня. Да и то...
— Врешь! Я принимала решения!
— По поводу твоего замужества, надо полагать? Замужества, на которое ты пошла исключительно из принципа и которое все последующие годы втайне считала неудачным, из-за чего ваш брак в итоге и распался. Единственное дело, которое ты задумала сама и сама же провернула вопреки родительской воле, закончилось неудачей, и теперь ты сидишь сложа руки, вздыхаешь о погибшей молодости, но при этом слышать не желаешь о необходимости предпринять хоть что-то, что могло бы изменить положение вещей.
— Не смей на меня орать, скотина! Ни один мужчина этого не делал!
Ну и так далее.
Потом мы помирились. Потом занимались любовью до глубокой ночи...
Да что с ним, в конце концов? Какое-то заболевание крови? Вполне возможно.
Лежа без сна на узкой кровати возле распахнутого настежь окна, я слушала шум прибоя и спрашивала себя, как случилось, что я, туристка из Москвы, приехавшая сюда с намерением хорошенько отдохнуть, накупаться всласть и поправить здоровье, оказалась в этой крошечной комнатушке, в доме греков-сфакиотов, не знающих ни слова по-русски, да и по-английски, вероятно, тоже, на грани нервного срыва из-за мужчины, о котором не знала почти ничего. Как такое могло случиться? Как это могло случиться со мной?..
За ночь я трижды вставала, выходила из комнаты и прислушивалась. Снизу, из комнаты Нейла, доносились невнятные шорохи, шепот, поскрипывание половиц. Меня туда не пускали. Почему? Трудно понять друг друга, разговаривая на разных языках. Ифигения с успокаивающей улыбкой поглаживала меня по плечу. Указывала на кровать. Кивала и снова улыбалась.
Я увидела его только утром, ранним утром. За мной пришла Ифигения и, не говоря ни слова, поманила меня за собой. Друг за другом мы спустились по лестнице.
Нейл лежал на спине, укрытый шерстяным одеялом, и улыбался мне с безграничной нежностью.
— Иди сюда, Элена.
Склонившись над ним, непривычно слабым и бледным, я коснулась губами его губ, он ответил на поцелуй, и из моих глаз ручьем потекли слезы. Прямо ему на лицо.
— Ты должен сказать мне, слышишь?
— Потом, потом... — Высвободив руку из-под одеяла, он потянул меня к себе. — Не бойся. Это больше не повторится.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Я сам виноват. Чувствовал приближение приступа, но думал, все обойдется. Видишь ли, воды здешних морей — особые воды. Святая стихия. Они снимают все недуги.
— Значит, не все.
— Больше это не повторится. Обещаю.
Я прикоснулась ладонью к его бледному лбу. Температура нормальная. Провела пальцами по запавшим щекам. Дотянулась до его губ и еще раз поцеловала.
— Ты знаешь, как предотвратить приступ?
— Да.
Впервые в жизни мне удалось полюбить мужчину. И мой избранник оказался болен. Господи, ну почему такое происходит?..
— Значит, это бывало и раньше?
— Бывало... причем намного хуже. Сила этой земли исцеляет меня.
— Здесь ты чувствуешь себя лучше, чем в Европе?
— Лучше?.. Не то слово, дорогая, не то слово. Здесь я чувствую себя живым.
Тристан, сам того не осознавая, вернулся домой...
Свернувшись, как две кошки в корзинке, перепутав под одеялом руки и ноги, мы лежали, прижавшись друг к другу щеками, и тихо шептались под песни волн за окном.