Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes
Беззвучно посмеиваюсь над собственным заключением и нехотя забираюсь на переднее сидение.
Иногда лучше не спорить — этой мудрости я научена с детства, но последние два года… укрепили во мне данное убеждение.
Захотелось моему визави поиграть в благородство и проявить традиционную воспитанность, при этом поглядывая на меня волком, — да пожалуйста.
Называю адрес. Барс вбивает в навигатор, я смотрю на выстроенный маршрут в приложении и снова диву даюсь, как далеко оказалась.
Салон машины. Мы. Молчание. Звенящий воздух между нами.
Немного тревожно от пробивающейся ностальгии.
Но чем ближе мы подъезжаем к дому, тем меньше меня интересует навязанное общество Таривердиева. Напрягаюсь, стоит только оказаться во дворе. Из окна проверяю территорию, выкручивая шею. Благо, освещение отличное, фонари яркие. И выдыхаю неслышно с облегчением, понимая, что того автомобиля нет. Обладателя её нет — так вернее.
— Спасибо, что побеспокоился, — произношу вежливо, выбираясь и шагая к багажнику, чтобы забрать покупки.
Барс неопределенно дергает головой, мол, не стоит благодарности. Держит пакеты одной рукой, а второй захлопывает горизонтальную дверцу.
— Донесу. Тяжелые.
— Не надо, я сама справлюсь.
— Будут проблемы, если меня увидят? — щурится слегка, высказывая предположение.
— Не будет никаких проблем, Барс, я живу одна, не в этом дело. Закругляйся уже со своим приступом джентльменства. Спасибо большое, дальше я сама.
После моих слов он неестественно застывает. Так люди часто пытаются совладать с потрясением в первые секунды после какой-то шокирующей новости. Но я не понимаю причин подобной реакции в нашем случае.
Таривердиев моргает, отводит взгляд, пару мгновений смотрит вниз на свои ботинки, а потом стартует в направлении подъезда.
— Эй! — вырывается из меня растерянно.
Бегу следом, готовая отчитать его за своенравность, и вдруг слышу:
— Что, даже на кофе не пригласишь?
— А ты пьешь кофе?
Топчемся у порога, датчик домофона помигивает красным, но я не спешу впускать нас в тепло. Слишком обескуражена происходящим. Барс снисходительно выгибает бровь:
— Пью.
Собственно, почему бы и нет? Курит, пьет кофе. Гладко выбрит.
Два года.
Мы меняемся ежедневно, а тут целых два года.
— Приглашу, — сдаюсь со вздохом и прикладываю таблетку, раскрывая дверь подъезда.
В коридоре квартиры Таривердиев ловко снимает обувь, не расставаясь со своим грузом. Ориентирую его, в какой стороне кухня, и мой гость исчезает за углом.
Иду за ним, попутно включая свет в комнатах. Мою руки и тоже захожу в кухню. Барс повесил куртку на спинку стула и стоит у окна, изучая темный двор. Оборачивается ко мне моментально, услышав шорох.
— Тебе какой сварить?
— Какой сама будешь.
Киваю. Он вновь устремляет взгляд на улицу.
Я в процессе варки пялюсь на его спину. Крепкую и широкую. Намного крепче и значительно шире, чем раньше. Кое-кто усердно контачит с интенсивными физическими нагрузками. Похвально.
Мажу по его плечам.
Черт, ну большой же. Какой Барс большой. Я будто еще меньше стала на его фоне.
— Готово, — зову, кладя чашки на стол.
Есть хочу жутко. И так голодная была, еще и после стресса. Поэтому, совершенно не стесняясь, беру один из наскоро сварганенных бутербродов, вгрызаюсь в него с наслаждением, а потом толкаю тарелку ближе к гостю. Он игнорирует, я не настаиваю.
Задумчивый, отстраненный. Иногда мимолетно пересекаемся глазами в ходе светского кофепития. Не заговариваем.
Поверхностное приятельство, я помню. Поддерживаю обозначенные им рамки, не задавая никаких вопросов. Человек довез и помог мне с тяжелыми пакетами, я пою его кофе. Всё. Бартер. Сейчас Таривердиев уйдет — и мы вновь максимум пересечемся где-нибудь случайно. Чужие. Незнакомые друг другу.
И внезапно тишину нарушает тихое:
— Лусинэ, тебя кто-то преследует?
Чудом удается не поперхнуться горячим глотком. Невозмутимо беру следующий бутерброд, беспечно выпаливая:
— Кроме тебя? — намеком на уже вторую встречу.
— Хорошая попытка.
Пожимаю плечами и не даю никаких комментариев.
— Твой дед отпустил тебя одну? В Москву? — продолжает напирать Барс.
— Да.
— Нонсенс. Даже со мной тогда не хотел…
— Многое изменилось, — перебиваю спешно, мои семейные дела его не касаются.
— Безопаснее было бы снимать с кем-нибудь квартиру.
— Я размещала объявления, никто не откликнулся. Дорого. Аренда высокая, потому что район хороший, студентам не по карману. И потом… а кто сказал, что это безопаснее? Мне могла попасться не самая добропорядочная соседка. Зато теперь я рада, что всё так сложилось, не представляю себя делящей быт с кем-то посторонним. Пока есть возможность, наслаждаюсь одиночеством.
— Я закурю? — резко меняет тему.
— Кури. Пепельницы у меня нет, можешь использовать блюдце.
Барс так и делает. Берет блюдце и идет к окну, открывает совсем немного, чтобы комнату не заволокло холодом.
Наблюдаю, как чиркает зажигалкой, затягивается. При этом скулы сильно выделяются. Непривычно видеть его без щетины.
— Твой дед. Тебя. Одну. В Москву, — повторяет неверяще. С паузами.
Ощущаю запах никотина. Не знаю, зачем это делаю, но жадно вдыхаю его. Отторжения нет. Удивительно.
— Меня возьмешь в соседи? — рассекает пространство неожиданный вопрос.
Полушутливый, что ли?..
Я хмурюсь, но отвечаю насмешливо:
— Я и ты под одной крышей?
Таривердиев не реагирует, занят сигаретой. И в его уверенных движениях сквозит некая вдумчивость. Нет там ни капли потешности.
— Ты, блин, серьезно, Барс? Это не шутка? — понимаю вдруг. — У тебя проблемы с жильем?
— Можно и так сказать, — протягивает неторопливо. — Далековато от работы и института, собирался искать другие варианты, времени нет совершенно. Ходить, смотреть, выбирать.
Я молчу, вникаю в услышанное.
Он заканчивает, закрывает окно и возвращается с блюдцем к столу. Впиваюсь глазами в окурок, у меня какой-то острый приступ дезориентации, надо за что-то зацепиться и сосредоточиться.
— Озвучь мысли, — садится на свое место. — Я не понимаю субтитры на твоем лице.
Ровный тон прокатывается по коже, я невольно сжимаюсь вся, хочу избавиться от неприятных ощущений.
А потом поднимаю глаза, мы устанавливаем зрительный контакт.
И я не могу выпалить твердое «нет», которое виснет на кончике языка. Потому что есть в глубине таривердиевского взгляда нечто такое… капитальное, от чего стопорюсь.
— В прошлую встречу ты спешил от меня отделаться, в этот раз предлагаешь съехаться на длительный срок.
— Обстоятельства динамичны.
Меня не устраивает обтекаемое объяснение, но ведь в этом весь Барс — попробуй вытяни хотя бы лишнее слово.
Развалился тут на моей территории, предлагает жить вместе. И нормально ему, ничего критического не видит.
— Я оплачу аренду, — выдвигает аргумент, от которого становится смешно.
— Дедушка оплатил квартиру на год, в этом нет нужды. Даже если я соглашусь, денег у тебя не возьму.
— Тогда остальные расходы на мне.
Подаюсь вперед, ложась корпусом на стол:
— Ненавижу, когда ты пытаешься делать из меня дуру, Барс.
— Что не так?
— Всё. Не. Так. Ты ведь лжешь. Поиском квартир для тебя вполне может заняться брокер. Посмотреть, переехать — день или два от силы. Мы друг другу никто, никакой заинтересованности в совместном проживании нет.
— Это логика неработающего человека. Попробуй с моим графиком воплотить то, что перечислила…
— Найти квартиру вместо тебя? Перевезти вещи? — предлагаю, усмехаясь.
Таривердиев проходится по моему лицу своими жгучими глазами. Припечатывает строгостью. И я непроизвольно отдаляюсь, падая обратно на стул.
— Ты болталась на неизвестной тебе улице, оглядывалась по сторонам, когда мы столкнулись. С двумя пакетами из супермаркета, который я увидел у твоего дома. В том случае, когда было бы логичнее закинуть их в квартиру и налегке отправиться на прогулку. Заезжали во двор — ты начала суетиться, выглядывать кого-то. А теперь убеди меня в обратном. Убеди, что ты никого не опасаешься и не боишься жить одна. И что моё предложение тебе совсем не заходит.
