Осколки тебя - Энн Малком
Я солгала о том, что не буду использовать убийство Эмили. Солгала не только ему, но и себе. Я твердила себе, что купила дом Эмили не потому, что хотела написать об убийстве, а потому что хотела впитать в себя негативную энергию, смерть.
В итоге у меня получился набросок истории о группе девочек-подростков, которые вызывали дьявола, трахались с ним и получали от него силу. Что-то вроде испорченной версии «Колдовства16».
Очевидно, моему агенту и издателям он понравился, потому что несколько дней назад мне прислали по почте макет обложки. Я не открыла то электронное письмо, сказав себе, что оно собьет мне весь настрой. Я хотела оставаться вне доступа, потому что не нуждалась в том, чтобы чужая интерпретация моей истории сбивала меня с толку. Издатели всегда портили мои обложки. Это сводило с ума, я неделями спорила с ними по электронной почте, телефону и смс, пока не получала желаемый вариант. Обычно это происходило к тому времени, когда книга была закончена и полностью оформлена. Но на этот раз я не стала читать письмо, потому что знала, что не собираюсь писать книгу, которую им предложила.
Вот почему я не слишком внимательно присматривалась к пестроте абзацев в почтовом ящике на моем компьютере. Потому что стоит только посмотреть слишком пристально, как мне скажут правду о том, что я пишу.
Историю Эмили. Версию ее отца.
Вот почему я хранила распечатки фотографий с места преступления, вырезки из газет, записи бесед с копами, судмедэкспертами, со всеми, с кем могла связаться, используя свое влияние. Все это было прикреплено к стенам моего импровизированного офиса. Я работала не так, как какой-нибудь гребаный шаблонный частный детектив или бывший полицейский, пытающийся раскрыть убийство, чтобы искупить свою вину, или что-то в этом роде.
Нет.
Мой офис в Нью-Йорке был большим, больше, чем моя спальня. С белым раскладным диваном, стодолларовыми подушками, вышитым вручную покрывалом и двумя одинаковыми креслами напротив друг друга. Из окна открывался вид на парк. Вдоль стены стоял стеллаж с потрепанными экземплярами моих любимых книг. И еще один стеллаж с моими книгами, потому что иногда, в моменты неуверенности в себе, я поднимала глаза и вспоминала, что способна написать книгу. Что я делала это много раз.
Мой письменный стол был маленьким. Дорогим и конечно же со вкусом. Не загроможденным. Лампа от Тиффани. Мраморная подставка. Настольный компьютер. Роскошное кресло перед ним. Я не знала зачем оно мне, так как никогда по-настоящему не писала, сидя в нем. Обычно я валялась на диване. Стол же был предназначен для ответов на электронные письма, для исследований и фотосессий, когда приходили журналисты из Vogue, чтобы написать обо мне статью.
Нынешний кабинет совсем не походил на тот, что остался в городе. Маленькая комната для гостей, из которой я убрала кровать — кто стал бы оставаться у меня на ночь? — и поставила письменный стол. Такое же роскошное кресло, что и у меня в Нью-Йорке.
Больше ничего моего не было.
Всюду были свалены стопки моих книг, без всякого порядка, просто сложенные так, чтобы я могла получить их энергию.
Комната, из которой я сделала кабинет, была оформлена так же, как и весь остальной дом. Богемный гламур. Старинные ковры. Картины в разномастных рамках на стенах. Я сняла многие из них, чтобы украсить материалами по убийству Эмили. Несмотря на то, что не писала, я сделала все это, говоря себе, что это хобби, любопытство, но это было исследование. Не для того, чтобы раскрыть убийство, я была слишком эгоистична для этого. Мне хотелось лучше понять Эмили и способ ее убийства. Потому что дело было даже не в ней или в других убитых женщинах.
Дело было в нем.
Я предполагала, что убийство совершил мужчина, потому что женщины очень редко становились серийными убийцами.
Итак, я решила для себя, что это был мужчина. Монстр внутри одного из них. Мне хотелось узнать его получше, потому что собиралась писать от его имени. Я хотела написать о монстре. Хотела, чтобы все были вынуждены сопровождать его в этой истории, были пойманы в ловушку его сознания. Я хотела, чтобы мои читатели ненавидели его, но также ненавидели и самих себя за то, что он им нравится. За сочувствие к нему. И в конце концов мне хотелось обмануть их, заставив думать, что этот монстр — герой.
Я не спала всю ночь, занимаясь этим. Я писала монстра, была этим монстром. Так что мне больше нечего рассказать о себе, кроме того, что визит отца мертвой девушки только мотивировал меня.
Я съела сыр и вино на своего рода «завтрак» и чуть позже выпила кофе. После отмокала в ванне, уставившись на свой компьютер до прихода Марго.
Мы устроились во внутреннем дворике, потому что по обе стороны от плетеной мебели стояли огромные газовые обогреватели. Марго достала из сундука рядом с кучей дров толстые одеяла. Я не знала, что они там были.
— Слышала, прошлой ночью у тебя был гость, — сказала она, потягивая вино и глядя на озеро.
Вот кто мог это делать. Марго была из тех людей, кто смотрели на панораму и позволяли ей успокаивать их. Впрочем, у меня не было достоверной информации, чтобы прийти к такому выводу. Я не задавала почти никаких вопросов этой женщине о ее жизни, так же, как и она не задавала их мне. Я знала, что на безымянном пальце левой руки у нее надето только одно золотое кольцо, что было необычно, потому что остальные ее пальцы усеяны кольцами с яркими, дорогими камнями. Тем не менее, Марго не говорила ни о муже, ни о жене. И в глубине ее глаз таилась глубокая печаль, мертвенность.
Я не ответила ей, потому что она не задавала вопроса. Она знала, что у меня был гость, потому что весь город, вероятно, знал.
— Дикон поговорил с ним, предупредил его. Тот человек скорбит о потере, которую никогда не переживет. Город итак многое ему простил за последний год, но он должен остановиться.
Слова Марго привлекли мое внимание.
— Дикон предупредил его?
Она кивнула, в ее глазах появилось немного больше любопытства.
— Мне казалось он наоборот поздравит его, — пробормотала я.
— Ты в ссоре с нашим постоянным барменом?
Я поковыряла камамбер17.
— Можно и так
