Жестокая клятва - М. Джеймс
На последнем слове ее голос срывается, и она прижимает руку ко рту, поворачивая голову набок. Я вижу, как трясутся ее плечи, и ничего не могу с собой поделать. Я подхожу к кровати, намереваясь дотянуться до нее, но она поднимает руку, прежде чем я подхожу к краю, и качает головой.
— Изабелла, клянусь, я не пытаюсь причинить тебе боль. — Я никогда в жизни не чувствовал себя таким чертовски беспомощным. — Я ничего подобного… Я…
— Я люблю тебя. — Она поворачивается ко мне, в ее глазах блестят слезы, некоторые стекают по лицу. — Я знаю, что сейчас неподходящее время сказать это, но что, если его никогда не будет? Я знала это до вчерашнего вечера, но это только укрепило мои чувства, то, что я чувствую. Я понимаю, почему, возможно, ты никогда не сможешь полюбить меня. Но я хотела, чтобы ты знал.
Я открываю рот, чтобы заговорить, но ничего не выходит. Впервые в жизни я полностью лишаюсь дара речи. На ум приходят слова "Я тоже люблю тебя". При всем том, что я не должен, при всем том, что я знал ее недостаточно долго, по логике вещей, чтобы знать такие вещи… я знаю.
— Изабелла, то, что я чувствовал прошлой ночью…
Прежде чем я успеваю закончить предложение, прежде чем я даже могу окончательно решить, как я планирую его закончить, Изабелла внезапно издает крик боли. Это почти крик, звук, которого я никогда раньше от нее не слышал, как будто крик вырывает весь воздух из ее легких, когда она почти распластывается на кровати, схватившись за живот.
— О боже, о, нет… — громко выдыхает она, откидывая простыни. — Нет, нет, нет…
Она поднимает на меня испуганный взгляд своих широко раскрытых темных глаз, и я сразу понимаю почему.
На белых простынях, между ее бедер, растекается красная лужица.
16
НАЙЛ
Во второй раз за слишком короткий промежуток времени, на мой взгляд, я сижу в приемном покое больницы, и на этот раз не для кого-то другого. Страх камнем поселился у меня в животе, оставляя меня больным и оцепеневшим. Я не был один с того момента, как Лиам ответил на мой отчаянный телефонный звонок и последовал за мной в больницу за машиной скорой помощи. Он сидел здесь со мной каждую минуту, и я рад этому, потому что мне кажется, что я схожу с ума. Последними словами, которые Изабелла сказала мне, не могут быть слова о том, что она сказала мне, что любит меня, а я даже не сказал этого в ответ. А если мы потеряем ребенка…
Я буду защищать ее, несмотря ни на что, но любое подобие поддержки со стороны Королей исчезнет, если не останется ничего, что связывало бы ее и меня вместе безвозвратно. Наличие этого дополнительного барьера безопасности очень много значит, когда все еще существует вероятность того, что кто-то может попытаться причинить ей вред. А что касается ее и меня…
— С ней все будет в порядке, Найл, — успокаивает меня Лиам, наблюдая за сменой выражений на моем лице. — Даже если ребенок…
— Я не могу думать об этом. — Я прижимаю руки к лицу. — Я чувствую, что схожу с ума, черт возьми. До этого я даже не хотел быть отцом. И теперь мысль о том, что что-то случится с нашим ребенком… я чувствую, что мою гребаную душу вырывают с корнем. Это чертовски невыносимо.
— Да, я знаю. — Лиам хмурится. — Когда Ана пострадала, я думал, что сойду с ума от страха. Единственное, что держало меня, это знание, что я должен быть сильным ради нее. Что если я сломаюсь, некому будет держать ее. Я был всем, что у нее было, а ты — все, что есть у Изабеллы. Ты нужен ей.
— Я знаю. — Я потираю лицо рукой. — И я на самом деле не был рядом с ней. Да, я делал все то, что должен был делать технически. Я поддерживал ее финансово и позаботился о том, чтобы у нее было где жить, лучший врач, все, что нужно было делать. Но я не был рядом с ней так, как ей это действительно нужно, потому что я, черт возьми, не знаю как.
— Из-за того, как все началось? — В голосе Лиама нет осуждения, только тихое любопытство.
Я киваю, наклоняясь вперед и глядя на белый кафельный пол.
— Отношения требуют доверия. У моих родителей был хороший брак. И, несмотря на все это, они всегда говорили, что доверяют друг другу. Мой отец работал на Королей, работа, о которой не всегда хотел рассказывать моей матери. И она всегда говорила, что ее это устраивает, потому что она верила, что он всегда будет делать то, что правильно в первую очередь для нашей семьи, во вторую для нее и в последнюю для себя. Что бы он ни делал, пока его не было, она знала, что он сделает правильный выбор. И он доверял ей безоговорочно любить его, растить ребенка, быть голосом разума, когда он в этом нуждался, и голосом поддержки, когда он тоже в этом нуждался. Их доверие друг к другу было абсолютным. А с Изабеллой… — я качаю головой. — Я хочу доверять ей, и Бог свидетель, я ей верю, но я хочу верить безоговорочно, что она никогда больше не будет лгать мне, как она и обещала. Но как я могу знать? Как я могу доверять ей, зная, как мы начинали? И более того, как она может доверить мне принимать решения для нашей семьи, не теряя себя? Она знает, что я за человек, что я натворил. Я не знаю, как быть кем-то другим. Что, если я тоже ей не подхожу?
Я искоса смотрю на Лиама, чувствуя, как меня охватывает невыносимое страдание.
— Мы никогда не планировали быть вместе. Это никогда не должно было быть чем-то большим, чем несколько ночей. Одно привело к другому, и теперь нас связывает нечто большее, чем отношения, но что, если этого больше нет? Если ребенка больше нет, что нам делать? Мне просто… отпустить ее?
— Звучит не так, как ты хочешь. — Лиам смотрит на меня с сочувствием. — Я собираюсь быть честным с тобой, чувак. Похоже, что ребенок стал для тебя способом оставаться рядом с ней, не признаваясь в своих чувствах. Она в твоей жизни, несмотря ни на что, если она мать твоего ребенка. Это позволяет тебе держать ее рядом, не испытывая при этом тех чувств, которые в конце концов могут навредить тебе, или ей, или вам обоим, если все пойдет не так. Но это шанс, которым ты должен воспользоваться, если любишь ее.
— Я знаю, что тебе и Ане тоже
