Это всё из-за тебя (СИ) - Анна Никитина
— У меня три сестры и брат. Но мои родители отреклись от него, потому что выбрал неправоверную девушку. Нам тоже запретили с ним общаться. Полина тайком с ним встречается и нам рассказывает. Он в органах работает, следователем. Есть дочка, — улыбаюсь, вспоминая, что рассказывала Полина о малышке. — Полина любит мечтать и создавать виртуальную реальность. Игры, косплеи, новеллы — это её стихия. А близняшки любят доводить маму до истерики своими шалостями, пока не видит отец.
Об основной обстановке дома я умалчиваю. Не хочется делиться, что у нас абсолютно не как у них. Нет той любви и заботы.
После я ухожу в комнату, болтаю с Тиной и Полей. Последняя сообщает, что час назад передала Киру мои вещи под шумок, пока папа не видел, хотя он в ярости. Мама грустит и ругается с ним. Обстановка дома накаляется. Хоть она и частично меня защищала вчера, сегодня же уже согласна с отцом, что я плохо поступаю и веду себя как дешевка, ночуя не дома. И хорошо, что они еще думают, что у я Тины. Представляю, если бы они узнали, что я тут. Да меня бы уже вывели на площади и прилюдно истязали бы плетью. Узнаю также, что у отца что-то не клеится с работой, какие-то две сделки прогорели и появилось много проблем. Вчера, как сказала Поля, она «случайно» подслушала разговор родителей. Он должен кому-то внушительную сумму денег.
С мамой ближе к вечеру созваниваюсь, ссылаясь на перерыв по проекту, пока Тина ушла за Мией в сад. Мама верит, но недовольство высказывает. Заваливая вопросами: почему раньше нельзя было сделать, почему парное задание и вообще, почему я должна ночевать не дома… Иногда переходит к обвинениям, как прокурор. Но, дослушав, вектор меняется снова. В ней как будто две личности уживаются: одна — любящая и заботливая мама, другая — тиран в юбке. Какая личность в итоге победит, я не знаю. Выясняю, что с отцом вроде не все так критично, по словам мамы. Но рассказала, что, скорее всего, придётся прибегать к помощи Кости, выражаясь о нем с особым трепетом. Я же глаза закатываю от упоминании этого имени. Хорошо, не появляется на горизонте, и то ладушки. Прощаюсь, обещав, что в понедельник после занятий вернусь.
Проверяю чаты. Кирилл изредка спрашивает, как себя чувствую и на этом всё. Я же накручиваю себя, что между нами все будет плохо и, скорее всего, наша дружба сегодня тут и прекратится. Настроение падает в ноль, а температура поднимается. Укутываюсь в плед. Слезы сами льются. Я их даже не останавливаю. Мне плохо и душевно, и физически. Засыпаю.
Просыпаюсь, когда в комнате темно и зашторенные окна свидетельствуют о том, что меня не стали будить. Но маленький светильник оставили включенным. Вещей Кирилла нет, как и его самого. Проверяю мобильник. Время почти девять вечера.
Маму Кирилла застаю в гостиной за вязанием под какой-то сериал. Осторожно присаживаюсь в кресло и поджимаю под себя ноги.
— Как себя чувствуешь? — обращается ко мне мама Кирилла.
— Хорошо. — отзываюсь взаимностью. — А Кирилл еще не возвращался?
— Нет. Они с отцом поздно будут. У Кири сегодня предпоследний бой. Отец поехал его поддержать. А я не могу на такое смотреть. Не могу видеть, когда моего мальчика бьют. — с дрожью в голосе говорит. — Вроде бы за шесть лет привыкнуть должна, а все никак не могу.
— Что за бои? — интересуюсь у мамы Кирилла.
— Бои без правил, — поясняет. — Шесть лет назад с ним что-то начало происходить. Он ввязывался в драки, какие-то темные истории, употреблял алкоголь и снова дрался. Какой-то замкнутый круг был. В нем была какая-то разрушительная сила. Он крушил все на своем пути. Неконтролируемая ярость, агрессия. Он думал, что справится сам, пока мы его в обезьяннике не увидели. Там то его крёстный и сделал нам предложение насчет боев, где бы он смог выплескивать свою ярость. Мы отказались. Но тогда с его образом жизни, исходом событий была либо тюрьма, либо смерть. Он все слышал. На следующий день он просто поставил нас перед фактом, что он подписал контракт на шесть лет. И вот у него осталось два боя и контракт перестает действовать, если он его не продлит.
После рассказа о вынужденном увлечении Кирилла я загоняюсь еще больше. Сижу как на иголках. Вздрагиваю от каждого шороха. Жду, что вот он появится. Но появляется Кир только к полуночи. Довольный, но с рассеченным носом в этот раз. Плохо, конечно, но зато живой. Как мало все-таки нужно для счастья. Только живой.
— Есть хочешь? — спрашиваю тихо, чтоб не смущать родителей.
— Не-а. В душ хочу, — заявляет Кир и дополняет. — Тебя хочу.
— Кир… — краснею и смущаюсь. А этот гад смеется. Ему точно треснули там по башке. Отчего такой довольный и веселый.
— Ты не в том смысле думаешь… — отсмеявшись, с улыбкой отвечает. — Хотя я не против. — подмигивает. — Но для начала нам нужно поговорить. — утаскивает меня наверх, в свою комнату. Кладет на стул пакет с одеждой от Поли и еще один пакет приземляет на стол.
— Там лавандовое мороженое и раф. — я читал, что мороженое помогает при ангине. Еще, конечно, теплое пиво, но его я не решился тебе брать.
— Не стандартные у тебя способы лечения, но мне нравится, — облизывая губы, с улыбкой отвечаю. — Спасибо.
— Только пускай немного подтает. А вот раф теплый, его можно пить. — подает мне стаканчик с напитком. — Я в душ. — что-то берет со шкафа и скрывается за второй дверью.
Когда допиваю свой раф, Сомов наконец-то выходит. Не знаю, что можно так долго делать в душе, но фантазировать на эту тему не берусь.
— Поговорим? — спрашивает Кир. Я только киваю. Сосредоточиваю взгляд на стаканчике. Рассматриваю её крышку и нарисованную лаванду на ней.
— Почему ты оказалась в лесу? Да еще и без куртки. — спрашивает Кир.
— Я увидела тебя с Алиной и не стала мешать. Про куртку забыла. Вспомнила уже, когда убегала от собаки в этих ангарах. Потеряла телефон, так еще и три придурка каких-то меня заметили. Вот я и стартанула в лес. Подумала, что там они меня точно
