Заложница монстра (СИ) - Куш Ивона
— Не выводи из себя, — сказал тогда Матвей, убирая мой телефон в карман своего пальто. Мы стояли на улице, неподалеку от его дома и просто наслаждались компанией друг друга. Потом позвонила мама, и я не могла ей не ответить. — Смотреть на тебя не могу, когда ты бледная, словно труп. Я устрою разговор твоей матери и этого придурка…
— Вова не придурок, — посчитала нужным защитить брата. Пусть он и был на самом деле не просто придурком, а гораздо хуже. — Он ошибся. И теперь просто не знает, как выбраться из ловушки, в которую сам себя загнал.
— Не оправдывай торчка, — поморщившись, сказал Матвей. — Если бы не квалифицированная помощь врачей, он бы уже лежал в земле и кормил червей. Плевать он хотел на тебя и мать, когда вгонял в себя дозу. Это нужно понимать.
— Я понимаю, — тут же поникла. Спорить с Матвеем было бесполезно. Особенно, когда я знала, что он был прав. — Принять эту правду не могу.
— Если он захочет, то выкарабкается. Если же нет… То тут никакой врач не поможет.
— И это понимаю.
— У твоей матери скоро операция, подумай лучше о ней. А твой брат никуда в ближайшее время не денется. Так что не забивай голову. Окей?
Кивнула, но ничего говорить не стала. Было сложно выдавить из себя даже короткое слово. Еще немного, и я была готова разреветься в голос. Чего не делала довольно давно. Все старалась сдерживать себя. А тут, с чего-то вдруг, не получалось.
Новак обнял меня за плечи и притянул к себе. Я уткнулась носом ему в грудь и сразу вдохнула уже привычный и приятный запах мужского парфюма. Помнится, Матвей не очень любил так заморачиваться. С чего вдруг сегодня предпочел побаловать меня?
— Ты приятно пахнешь, — пробормотала, снова вдыхая родной запах.
— А в остальное время я воняю что ли? — спросили у меня недовольно. — Ты что несешь, Лаврова?
— Я не имела в виду ничего такого! — возразила, растягивая губы в улыбке. — Просто тебя обычно не волнуют такие детали. Почему сегодня решил расщедриться? Была важная встреча?
Другой причины я не видела.
Мы встретились с Новаком после работы. Он заехал за мной к самому офису и повез к себе. Я не возражала. И больше не опасалась того, что он может мне навредить. Обиды прошли, будто их никогда и не было. Презрение… тоже исчезло. В какой-то степени я по-прежнему себя не понимала. Однако, была рада, что все сложилось именно так.
— Нет, — после нескольких секунд раздумий, ответили мне. — Дело не в работе.
— Ну, ладно, — я не собиралась допытываться. Просто стояла, обнимая Матвея за талию, прятала лицо на его груди и до конца не верила в то, что это все происходит со мной.
— Ты даже не спросишь, с чего это я сегодня такой щедрый?
— Со мной в последнее время ты особенно щедр, — проговорила, довольно жмурясь.
Когда мне в последний раз было так хорошо? Не помню. Кажется, никогда. И кто бы мог подумать, что я буду радоваться тому, что рядом со мной избалованный мальчишка, которому отказала понравившаяся девчонка. Ладно, сейчас его мальчишкой сложно назвать. Да и никто на меня больше не обижался. Странно, что мы не могли понять этого раньше. Для этого понадобилось много времени.
— Язвишь? — поинтересовался Матвей.
Обхватив меня руками за плечи, крепко их сжал и таки отстранил меня от себя. Чуть наклонился, чтобы заглянуть мне в глаза. Я же стояла и спокойно смотрела на него, ожидая, что же он сделает дальше. Мы часто в последнее время ждем друг от друга ответных шагов. Знакомимся друг с другом, будто не были знакомы до этого.
— В чем дело, Матвей? — спросила, когда молчание между нами начинало затягиваться.
— Вот думаю… Что ты скажешь, если сменишь фамилию. Твоя меня еще со школы бесит.
— Тебя многое бесит, — заметила. Хотела передернуть плечами, но не получилось. Новак все так же удерживал меня за них. И сбросить его руки не вышло.
— Да, бывает. Но знаешь… Сейчас твоя фамилия бесит меня особенно сильно.
— И что ты предлагаешь? — Не то чтобы я не понимала, куда он клонит. Просто не верила своим ушам. И смелым предположениям, которые закружили в голове.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я обязан говорить это? Или сама догонишь? Забыла, что я не особо люблю дурацкие нежности?
— В последнее время у меня жуткие проблемы с памятью, — еле сдерживая улыбку, проговорила. Опустила взгляд и стала рассматривать лужу, возле которой мы стояли. Лишь бы не утонуть сейчас в темном взоре карих глаз.
— Лаврова, ты продолжаешь меня бесить, — проворчал Новак.
А я все-таки снова улыбнулась. Мне было сейчас так хорошо, что я боялась спугнуть счастье, зарождающееся внутри меня. И это после сложного разговора с матерью и беспокойства за брата.
— А ты продолжаешь строить из себя каменную глыбу, — парировала. — И если ты не скажешь, что любишь меня, я тебе снова откажу.
— Жить надоело? — прищурившись, поинтересовался он у меня.
Да, я опять смотрела на него. Потому что не могла не смотреть. Как бы сдержаться и снова его не поцеловать, наплевав на прохожих, которые точно будут недовольны таким явным проявлением чувств на улице.
— Нет, просто после того, как мы все-таки решили быть вместе, ты ни разу так и не сказал этого. А я, знаешь ли, люблю ушами. Еще немного и начну задумываться над тем, чтобы уйти от тебя.
Я снова выводила его из себя. Знала, чем мне это может грозить. Точнее, раньше мне это чем-то может и грозило бы, но сейчас Новак вел себя более сдержано. Кажется, он в самом деле боялся, что я уйду.
— Куколка, ты пытаешься вить из меня веревки, — приблизив свое лицо к моему, проговорил Матвей. Он вглядывался в мои глаза, изучал. Словно пытался таким образом прочитать мои мысли. — Зачем говорить о том, что и так понятно?
— Я же говорю тебе, что люблю тебя, — заупрямилась. Завела руки за спину, дабы не так велико было желание ударить Новака. Может так до него бы дошло быстрее.
— Да, особенно, когда мы остаемся наедине и в моей постели, — на губах Матвея появилась довольная ухмылка. — Ты выкрикиваешь эти признания, когда я в тебе.
— Новак! — воскликнула и замотала головой, проверяя, слышал ли кто-нибудь его слова. — Ты с ума сошел? Говорить о таком на улице. Сумасшедший!
— Что поделать, если от тебя у меня сносит крышу? — продолжал ухмыляться Матвей. Его, судя по всему, вообще ничего не смущало.
— У тебя ее давно нет, было бы там чему сноситься, — решила позубоскалить. — Я свое слово сказала. Поэтому, либо ты говоришь правду, либо отмалчиваешься и дальше. Только в одиночестве.
— Лавр-р-рова, — прорычал Новак.
— Успокойся, я еще не забыла свою фамилию. Которая, как оказалось, тебя бесит.
— Еще немного и ты тоже начнешь бесить, — а вот это прозвучало, как предупреждение.
— Уже бешу, судя по всему.
— Ладно, стерва, так и быть, — все-таки сдался Новак. — Я тебя люблю. Довольна?
— Нет, — покачав головой, ответила. — Я не расслышала. Ты слишком тихо это…
Я хотела сказать, что он тихо говорит, поэтому ничего не услышала. И самым наглым образом бы солгала. Однако, договорить не успела. Каждый раз, когда Новак хотел заткнуть меня, он притягивал к себе и целовал так, что из головы разом улетучивались все мысли. Вот и сейчас, наплевав на то, что на нас могут смотреть, он притянул к себе и поцеловал. А уже через пару секунд до меня дошло, что вся эта перепалка Матвея заводила. И я на самом деле играла с огнем.
— Чокнутый, — прошептала, когда меня все-таки отпустили. Ну, как отпустили, перестали целовать. А так, продолжали прижимать к себе. Еще бы… не хотелось кое-кому показывать всем вокруг, насколько сильно я умудрилась вывести Новака из себя.
— Стой смирно и не елозь, — предупредил мой личный кошмар.
— Я стою рядом, — посчитала нужным указать на этот момент. — Отпусти, тогда и успокоишься.
— Еще чего, — не согласился со мной Новак. — На такие подвиги я не способен.
Пришлось еще какое-то время постоять на улице, ожидая, когда же Матвей, наконец, успокоится, и мы сможем без приключений добраться до его квартиры. И мы таки добрались… Но если бы я знала, что он учудит, как только мы переступим ее порог, то задержалась бы по пути или сбежала. Потому как, только за нами закрылась входная дверь, Матвей, наплевав на все, снова начал меня целовать, попутно стаскивая с меня одежду. Настолько нетерпеливо и грубо, что я боялась, как бы он ее не порвал. И он, кажется, порвал. Потому что время от времени слышался характерный треск.