Анна Берсенева - Полет над разлукой
Правда, сегодня утром, для пущего удобства передвижений, она надела джинсы и заправила их в невысокие сапожки без каблука; в приличный ресторан в таком наряде, конечно, не пойдешь. Но джинсы были хорошие – настоящие «ливайсы». Илья когда-то раз и навсегда объяснил ей, что джинсы можно носить только классические, без выкрутасов, и она до сих пор следовала этому совету. Куртка из мягкой светло-серой замши тоже смотрелась неплохо – особенно потому, что была все-таки темнее Алиных волос и оттеняла их цвет.
Так что, реши они просто прогуляться по бульварам, Аля выглядела бы достойно рядом с любым спутником. Правда, она сомневалась, что Рома собирается бродить по улице. Слишком уж давно он зазывал ее куда-нибудь на совместный ужин и едва ли имел в виду ларек «фаст фуд» с сосисками.
Она не опоздала, но Рома уже ждал, прохаживаясь в двух шагах от входа под аркой-дугой. Выйдя из стеклянных дверей метро, Аля не сразу подошла к нему – остановилась, словно размышляя, надо ли подходить…
Она рассматривала его, незамеченная.
После новогодней ночи прошло уже три месяца, а их отношения не только не определились, но даже не сдвинулись с мертвой точки. Как будто не было ничего – ни ночи той, ни утра в его постели… Это даже Але казалось странным: все-таки ее отношения с мужчинами, мягко говоря, не были настолько разнообразны, чтобы такое событие проскользнуло незамеченным. А уж в каком недоумении должен был находиться Рома, она догадывалась.
Он приходил в «Терру» в каждую ее смену, пока она не попросила его этого не делать.
– Рома, ты не обижайся, – сказала Аля (с этой фразы начиналось едва ли не каждое ее обращение к нему), – но мне неприятно, когда ты тут сидишь. Мне вообще неприятно здесь работать, понимаешь? И зачем тебе меня такую видеть?
– А какую я тебя еще могу увидеть? – невесело хмыкнул он. – Я ж тебя прошу: ну давай пойдем хоть куда, хоть посидим где-нибудь. Почему ты не хочешь, не понимаю!
Однажды она пригласила его на спектакль в Учебный театр. У Али была главная роль в «Укрощении строптивой», которую все считали ее удачей. Конечно, он пришел – с цветами, как положено. Но, изредка поглядывая на него во время спектакля, Аля видела, что он смотрит только на нее – так же, как смотрит в «Терре», – а все остальное ему в общем-то безразлично. Обижаться на него за это было невозможно, но и приглашать в театр еще раз тоже было ни к чему.
О нем она знала уже, кажется, все, что можно было узнать. О его успешном бизнесе – бензоколонках и автосервисе. О том, что квартиру в элитном доме на Удальцова он купил совсем недавно, а до этого жил в обыкновенной однокомнатной «панельке». О том, что он все любит делать сам и умеет делать все, что ему необходимо; впрочем, об этом нетрудно было догадаться без его объяснений. Разве что об отсутствии жены они не говорили – да и то, кажется, только потому, что Аля сама пресекала разговоры на эту тему.
Она даже себе не могла объяснить, что останавливает ее в отношениях с явно любящим и явно неплохим мужчиной. А уж объяснить это ему было и вовсе невозможно: встречались они нечасто, разговаривали мало, но Аля уже успела понять, что Рома, не будучи глупым, все-таки не склонен разбираться в душевных тонкостях.
«Слишком уж мы разные, слишком разного круга… Может, из-за этого? – думала она, глядя, как он вышагивает под арочной дугой. – Ну и что? – тут же возражала она себе. – Вон, Нина, куда уж ближе со своим Ромео – и что?»
Аля могла бы назвать еще множество театральных пар, которые распались, несмотря на общность интересов и образования. Особенно теперь, когда хотя бы одному приходилось зарабатывать деньги, бросая любимую работу. И сколько из-за этого было неосуществленных надежд, ссор, попреков!..
Здесь, у стеклянной двери метро, она вдруг поняла, что же так задело ее в историях Нины и Ксении. Аля словно примеряла на себя их судьбы, судьбы их любви, и понимала, что ни одна, ни другая – не для нее. Не было в этих любовных историях ничего такого, ради чего ей хотелось бы пожертвовать всем…
«В конце концов, – думала Аля, – сейчас я, если на Хитровке буду играть, сразу брошу эту чертову «Терру». Поживу впроголодь, доношу старые тряпки – как-нибудь не помру! Но ведь это сейчас. А вышла бы за актера, например, родила ребенка – и что? Всем жить впроголодь? Или мужа заставить все бросить и пойти на рынке торговать?»
Холодом веяло от этих рассуждений, но Аля понимала, что они справедливы.
– Ты чего тут стала? – заорал какой-то пенсионер. – Пьяная, что ли? Дай людям проходить спокойно!
Спохватившись, что действительно мешает выходить из метро, Аля сделала шаг в сторону и встала за цветочным лотком.
«Что тебя останавливает? – думала она. – Принца ждешь? Никого ты не ждешь и прекрасно это знаешь. Будь же логична до конца! Даже Нина заметила, что для тебя за стенами театра жизни нет, и все замечают. Что же тебя сдерживает?»
Тут Аля представила, как глупо выглядит, прячась за огромными букетами роз и размышляя, почему никак не может подойти к ожидающему ее мужчине. Рома нетерпеливо вскинул руку к глазам, она тоже взглянула на часы и поняла, что опаздывает.
– Извини, Рома, – привычно сказала она, выходя из-за цветов ему навстречу. – А у меня, знаешь, была одна подружка, так она сто раз мне говорила, что я динамистка прирожденная.
– Умная была подружка, – улыбнулся Рома. – Ничего не поделаешь – что бог дал. Куда поедем? – спросил он.
– Куда пригласишь, – пожала плечами Аля. – Обещала же. Только я одета не очень… Не для шикарного кабака!
Видно было, что ему все равно, как она одета: взгляд у него был привычный – тот самый, от которого Але делалось неловко, как будто она обманывала его, хотя на самом деле она не сказала ему ни слова неправды.
– Можем не в ресторан, а в трактир поехать, – предложил он. – Тут какой-то открылся на Чистых прудах, я сейчас проезжал. Что-то райское…
– Райское? – удивилась Аля. – Откуда ты знаешь?
– Да нет, название какое-то… Что-то про рай. Поедем?
– Ну, если в рай, то поедем! – засмеялась Аля.
«Что-то райское» действительно оказалось трактиром под названием «Райский двор». Аля не успела удивиться этому странному названию, как уже догадалась, что оно означает. Трактир явно был назван в честь «Скотного двора» Оруэлла, что и подтверждали его интерьеры.
Она прочитала «Скотный двор» еще в школе, и книга ей не понравилась: слишком много было прямой сатиры, слишком все было аллегорично. Но борова Наполеона она запомнила и сразу узнала его бюст, установленный в зале посреди «грядки» с высаженным укропчиком.
Рома явно Оруэлла не читал и недоуменно рассматривал плакаты со стебными воззваниями, развешанные на стенах: «Парнокопытные всех ферм – в стадо!», «Снесем шесть яиц за пять дней!»…
