Муж моей сестры. Порочная связь - Ольга Которова
Михаил Сафарбекович Гуцериев
Просыпаюсь от надоедливого пикающего звука. Чувствую странную лёгкость. У меня ничего не болит. Открываю глаза. Темно. Моргаю и вспоминаю, что произошло. И где я? Покопавшись в воспоминаниях, я вспоминаю слова Оскара, а потом – боль, кровь, ищу спасение, Марк и темнота.
Пытаюсь разглядеть, где я. На государственную больницу не похоже, больно уж всё как-то дорого. И палата уютная, с телевизором. Через приоткрытую дверь вижу, что у меня свой туалет и душ. Значит, в частной клинике. Трогаю живот. Боюсь узнать, что я потеряла ребёнка. Тогда уж мне точно незачем будет жить. Но мой малыш на месте. Я чувствую его. Улыбаюсь.
В темноте комнаты замечаю крупное мужское тело, которое, свернувшись калачиком, поджав под себя ноги, спит в небольшом кожаном кресле. Не могу сразу разобрать, кто это. Но мужчина, видимо, каким-то шестым чувством чувствует, что его буравят изучающим взглядом, и сам просыпается. Резко поднимается и в свете уличного фонаря различаю образ Марка.
– Как ты? – он в ту же секунду оказывается около меня.
– Хорошо. Только пить сильно хочется, – охрипшим голосом говорю я, и он тут же идёт к столу и, налив мне в кружку воды, возвращается ко мне обратно. Осушаю кружку одним залпом. Становится ещё легче.
– Спасибо. А в какой мы больнице?
– В моей, – сообщает Марк, а я не сразу поняла, о чём он.
– В смысле?
– В городе у меня сеть платных клиник, и ты в одной из них. С ребёнком всё хорошо. Успели. Спасли. Видимо, из-за нервов у тебя открылось кровотечение. Тебе нужно быть осторожнее и не нервничать. Придётся полежать здесь. Лечить будет самый лучший врач. Так что не беспокойся. Я съездил к тебе домой. У тебя квартира была открыта, видимо, не закрыла, когда ко мне пошла. Взял кое-какие вещи, а сумочку с паспортом нашёл в прихожей. Ключи от квартиры в ящике. – Он улыбается. А я не могу сказать и слова, чтобы поблагодарить его.
Только сейчас замечаю, как Марк постарел. При наших неожиданных встречах я его не сильно разглядывала, а сейчас, когда он сидит так близко, то хорошо заметны глубокие морщины на лбу и в уголках глаз. На висках сильно заметная седина. Впалые щёки и чёрные от усталости синяки под глазами. В глазах нет мальчишечьего озорства и величия, как это было семь лет назад. Он, и правда, изменился. Или мне это так хочется думать? Пока ещё точно не могу сказать, но я однозначно ему благодарна.
– Марк, спасибо тебе огромное. Я верну деньги за лечение в твоей клинике.
– Я должен тебе гораздо больше, – перебивает меня, усмехнувшись. – Так что можешь здесь оставаться хоть насовсем. Я не нашёл твой телефон, чтобы позвонить отцу ребёнка. Он, наверное, волнуется. – Про моего отца Марк ничего не говорит, потому что знает, что он умер и у меня никого нет.
– Я позвоню ему сама, чуть позже.
– Да, конечно. Подойдёшь к медсестре на пост, она даст телефон. Может, тебе что-то ещё нужно? – он смотрит в мои глаза, гипнотизируя их.
– Нет. Спасибо. Если ты не против, я ещё немного посплю. А ты поезжай домой. Отдохни.
Он кивает и молча покидает мою палату. А я, повернувшись на бок к окну, смотрю на тёмное небо. На улице глубокая ночь. Звёзд практически не видно. Палату освещает только уличный фонарь. Долго лежать не могу. Не спится. Снимаю с руки датчики и, убрав их в сторону, аккуратно поднимаюсь на кровати. Голова немного кружится, но быстро нормализуется. И я, встав, иду босиком по прохладному полу. Подхожу ближе к окну и открываю его. Хочу на свежий воздух.
В ноздри врывается уличная ночная прохлада. Не могу надышаться. Клиника находится в окружении хвойного леса. Глаза выхватывают яркую таблоидную надпись у ворот. На фиолетовом фоне золотыми буквами переливается название клиники. «Мама и Я». Это одна из самых дорогих клиник в России. Дороже той, в которой я наблюдаюсь.
Так странно и неожиданно осознавать то, что хозяин всех этих дорогущих клиник, где самое лучшее оборудование и врачи, которые спасают жизни детишек и их мам, когда-то чуть не лишил меня жизни. Что вообще произошло за семь лет с Марком? Он что, карму чистит? Не удивлюсь, если он ещё и в спонсоры подался. Странная штука жизнь, однако. Тот, кто причинил самую большую боль, однажды может спасти тебя от смерти. Никогда не знаешь, где настигнет тебя судьба.
Вдоволь надышавшись прохладным воздухом, я закрыла окно. И стоило мне снова прилечь на кровать, как я отключилась.
Глава 33
Софья
Безобразное, как и прекрасное, имеет право на существование, которое кроется в недрах вечной красоты.
Виктор Гюго
Только на второй день смогла позвонить Оскару. Не могла собраться силами и набрать его номер, который помнила наизусть. Держала в руках трубку от телефона и руки дрожали. Я злилась на него. Но стоило услышать его голос, как тут же вся злость на него испарилась и пошли из глаз слёзы. Не сразу смогла сказать, где я. Всё плакала и плакала, пока медсестра не выхватила у меня телефон и не рассказала, где найти. А потом ещё долго меня успокаивала и отпаивала успокоительными вместе с врачом.
– Голубушка, но вы же прекрасно понимаете, что вам нельзя волноваться. Или хотите пролежать у меня в больнице до самых родов? – уже в возрасте доктор ругал меня, а я чувствовала себя несмышлёным ребёнком и не могла остановиться.
– Не хочу! – шмыгнула носом.
– Ну вот и прекрасно! – мужчина улыбнулся мне и погладил по голове, прижимая к своей груди. Тут же вспомнила отца и опять грустно стало.
– Что случилось? – дверь в палату резко распахнулась и вбежал запыхавшийся Марк. Мы с доктором и медсестрой удивлённо на него уставились.
– Марк Яковлевич, уже всё хорошо. Просто девушка немного расстроилась, поднялось давление. Машенька, – доктор обратился к медсестре. – Пошли! А вы объясните, пожалуйста, Софье, чтобы она больше так нас не пугала. Может, вас послушает.
Марк кивнул доктору и подошёл ближе ко мне, садясь на стул рядом с кроватью.
– А ты откуда здесь? – я всё с интересом смотрю на него. Сегодня Марк не в офисном костюме. На нём тёмные джинсы и синий свитер с горлом. Тёмные волосы растрёпаны, а на впалых щеках небольшой румянец. Похоже, сильно торопился.
– Я был дома. Мне позвонили, сказали, что тебе плохо, вот и примчался.
Я опустила глаза в пол, и Марк, видимо, как-то
