Секретарь в переплёте (СИ) - Арунд Ольга

И о том, что он может ошибиться.

— Саша! — врезаясь в чью-то грудь, она позволяет себе первое судорожное рыдание.

— Что случилось? — Дальский чувствует, как сердце панически забивается в дальний угол грудной клетки. — Саша!

— Не могу! — прорывается через горькие всхлипы. — Не её. Только не её, пожалуйста!..

Кажется, проблема не в Олиной смерти. Смерть… С силой тряхнув головой, Дальский берёт себя и Сашу в руки и выводит из операционного отделения.

— Господи, ну почему я такая? — всхлипы переходят в смех. — Идиотка! Дура! — Саша отталкивает его и взлохмачивает итак не идеальную причёску. — Возомнила себя самой умной! Спасительница, мать вашу! — начинающаяся истерика стремится по накатанной.

— Там мой брат, его невеста и Оля! — Дальский сильно встряхивает её за плечи. — И я сделаю всё, чтобы они выжили. Слышишь, всё!

— А я не смогла! — кричит она в ответ и, всхлипнув, ударяет его в грудь. — Не смогла! — снова плачет Саша и бессильно утыкается в него лбом. — Не смогла её спасти! Не смогла оперировать собственную сестру! Тряпка!

— Прекрати, — Дальский с силой прижимает её к себе, — хватит.

А ведь в машине всё ещё лежит её букет. Не зная плакать или смеяться, он насильно усаживает Сашу на коридорную кушетку и садится перед ней на корточки.

— Не смогла, — как заведённая повторяет она, но внезапно выпрямляется. — Столько лет учиться, практиковать, нестись на все обучения и стажировки, только бы уметь и знать чуть больше. Чтобы не растеряться, чтобы спасти. Для чего? — Саша поднимает глаза, из которых уже не льются слёзы. — Чтобы в самый нужный момент смотреть на это вот?! — Она с ненавистью смотрит на руки, которые заметно потряхивает даже в полумраке коридора. — Какой из меня врач, если я не могу спасти самое ценное?

— Отличный из тебя врач, — вздыхает он, садится рядом и крепко прижимает её к своему боку.

Сейчас она может больше него. Саша может плакать, кричать, разбить тут всё к чёртовой матери. Он — нет.

— Прости, — через несколько минут отстраняется она и остервенело трёт лицо руками. — Прости, тебе ведь хуже. Мне сказали, что в машине разбился твой брат и его невеста.

— Брат… — Дальский встаёт, делает несколько шагов до окна и разворачивается. — Да, он был за рулём. А Заре, к счастью, больше ничего не угрожает.

Саша долго смотрит на него, серьёзно и изучающе.

Сколько смертей она видела? И скольких спасла? Как смогла после всего этого сохранить такую силу и стойкость? Те, что помогли ей зайти в операционную, где может умереть её сестра.

Малодушно, но Дальский предпочитал ждать приговора здесь, чем смотреть как ещё один лучший хирург области лезет внутрь его брата.

— Хочешь кофе?

Он переводит взгляд на Сашу и видит на её лице тень слабой, но искренней улыбки.

— До чёртиков!

Глава 23

Небо.

Бесконечно далёкое и такое же яркое. Или просто он от него отвык? Последний месяц ему было не до неба. Реабилитологи, физиотерапевты, массажисты, остеопаты. Обследования, узкие специалисты и молчание Влада. Последнее добивало больше всего.

Даже больше работы, которую Дальский умудрялся втиснуть в ранние утренние и поздние вечерние часы. И один день в неделю на всё остальное, единственный, когда он мог доверить брата Виктору и сделать вид, что его это не беспокоит.

Переведя взгляд на аллею, Дальский со вздохом достаёт телефон.

— Саш, ты где?

— В парке.

— Где?! — не верит Зара. — А, неважно! Саш, она тебя вспомнила.

Четыре простых слова выбивают дух почище пули. Он знает — приключалось и такое.

— Что?

— Что-что! — взрывается она. Весь этот месяц Зара словно торопилась жить, отказываясь остановиться хоть на секунду, а последние семь суток, с того момента, как ей сняли гипс, стало совсем плохо. — Приезжай, дубина!

Приезжай. Легче сказать, чем сделать. Его мгновенно покидают силы, а из спины вытаскивают стальной стержень. Прикрыв глаза, Дальский делает глубокий вдох, выдыхает и устало трёт лицо ладонями.

Врачи подтвердили — Влад молчит не потому, что не может говорить, а по собственному желанию. Они же заключили, что Олина амнезия в порядке вещей после кратковременной комы и сложной операции на мозге. И что память может вернуться, а может и нет. Лучше бы научили как жить, когда уже любимые глаза смотрят с недоумением и опаской. Как на незнакомца, которым он для неё и стал.

Уже после, дома, убирая с пола осколки разбитого стакана, Дальский признался себе, что ничего страшного в этом нет. Конечно, можно познакомиться заново, и всё остальное тоже заново, но… Те пять лет и эти две недели он бы не хотел забывать никогда.

Самое убийственное, что Зару Оля признала. Не помня ни архива, ни «Олд-Арна», ни Влада. И не помня его. Кивацкий в ответ на вопросы лишь разводил руками и предлагал радоваться, что всё обошлось. Дальский и радовался, вот только та радость носила отчётливый привкус горечи.

«Она тебя вспомнила».

Отказываясь обманываться, задавив на корню все надежды, он встаёт со скамейки, чтобы пойти к той, кого не видел почти месяц.

Сегодня я просто открываю глаза и… всё.

Ни головной боли, ни тяжести в груди, ни онемения в мышцах. Это и есть счастье! Про аварию мне рассказали сразу, как только я смогла держать глаза открытыми хотя бы пять минут. Испугали, конечно, но рядом была Саша и рядом была Зара. Ещё с рукой в гипсе, но уже бодрая и полная сил.

Вот и сегодня она сталкивается с Сашей, которая практически прописалась в моей палате. Но сегодня её ждёт Вероничка, так что сестре приходится уйти, едва ли не впервые за всё время оставив меня без присмотра больше, чем на сутки.

— И как ты сегодня? — подмигивает Зара и ставит очередной букет в вазу на подоконнике.

— Хоть сейчас ГТО сдавать, — фыркаю я и встаю, жестом останавливая рванувшуюся ко мне подругу. — Ну хватит уже, Зар!

— Тебе там точно всё на место поставили? — Она выразительно крутит у собственного виска. И всё равно подходит ближе. Подумаешь, упала один раз! Так это было почти неделю назад.

— И поставили, и лишнее убрали.

Слабость ещё есть, но не такая, чтобы отказать себе в удовольствии самостоятельно выпить стакан воды.

— Что-то незаметно, хотя… — Зара окидывает меня демонстративно внимательным взглядом. — Лишнее точно убрали, иначе бы ты не разлёживалась, а во весь опор скакала в свой архив.

— А смысл? — хмыкаю я, на мгновение прикрыв глаза, и всё же садясь в стоящее рядом кресло. Дурацкая слабость! — Начальник всё равно по соседству обретается. Или что, Дальский ещё не весь архив без нас облагородил?

Вот как я теперь полезу на стремянку? Разве что только для того, чтобы самоубиться.

— Оля! — Странные интонации в голосе Зары заставляют открыть глаза. — Оль… — неверяще мотнув головой, она садится передо мной на корточки. — Оль, ты помнишь?.. — Тёмный взгляд не отрывается от моих глаз и что-то щёлкает в голове. Словно кадры фотоплёнки.

Удар.

Чёрный блестящий бок джипа.

«Давай мы тебя добросим? Всё не самой тащиться!»

Архив.

Крамель.

Зара и Стэтхем.

Игорь.

И пять лет в «Олд-Арне». Под боком моего личного айсберга.

— Да… Наверное. Подожди, Зар! — прошу я, хватаясь за голову.

Боли нет, но внезапно вернувшиеся воспоминания оглушают сумбурностью. Мне нужно пять минут тишины, чтобы хотя бы просто восстановить хронологию. В это время что-то происходит вокруг — приходят врачи, меня о чём-то спрашивают, я что-то отвечаю. Наверное, бессмысленное, потому что меня нет — я там, где по пустым полкам памяти послушно раскладываются, казалось, утерянные воспоминания.

И укол в плечо только подтверждает недовольство врачей.

— Что это? — морщусь я, прижимая ватку к коже.

— Ничего особенного, — спокойно поясняет Иван Петрович, мой лечащий врач. Хотя у меня таких врачей, стараниями Саши и… Саши полбольницы. — Всего лишь лёгкое успокоительное, чтобы воспоминания не спровоцировали новый приступ. Вы даже не уснёте.