Обжигающая грань (СИ) - Верная Карина

— Илья, прекрати! Не смешно! Эдик не участвовал в самом процессе: он только подгонял и интересовался конечным результатом. Да и чувствовал себя неважно после твоей выходки… — и снова обвинительные нотки в голосе девчонки набирают обороты.

— Ушёл в запой, что ли? Так и называй вещи своими именами. Тюфяк конкретно облажался, но, чтобы оправдаться и не упасть перед тобой, а, может даже, перед собой, мордой в грязь, быстро выбрал крайнего, которому, конечно, надо обязательно отомстить, и сделал эту месть унылым смыслом своих серых алкобудней. Но оказался настолько дряблой рохлей, что скинул все разборки на тебя — дерзкую и пробивную девчонку. Однако, мне уже на этого говнюка глубоко фиолетово. Чертовски любопытно вот что: как ты каждый раз меня находила? Откуда знала, где я появлюсь? Следила всё время?

— Зачем ты сейчас врёшь и наговариваешь на моего друга?! Имей смелость признаться в своей причастности к его увольнению!

На такое узколобое заявление я лишь махнул рукой и, вернувшись на брёвна, сердито попросил не увиливать от прямых вопросов. Но где-то под рёбрами в очередной раз предательски кольнуло, когда Венера назвала размазню — неудачника своим другом и с пеной у рта кинулась его защищать.

— Нет, не следила. Эдик запомнил номер твоей машины и сказал, где ты работаешь и как тебя зовут. Я караулила на парковке вместе с Козловым, который по совместительству, бывший парень Лили. И, признаться, была в шоке, что ты тот самый человек, на которого мной в кафе по неосторожности был пролит суп… Но это ничего не меняло — я обещала Эдику твоими же методами выбросить тебя из компании…

Получается, в тот день, когда я чуть не сбил девчонку, всё было подстроено. Тогда не пойму одного: как у неё вышло обмануть меня? Ведь интуитивно я не почувствовал ни грамма лжи.

— Слушай, Венера, а что вообще из того, что мне вешалось на уши было правдой? Есть ли у тебя на самом деле семья? Где ты живёшь? Чем занимаешься? Эта развалюха вполне похожа на описываемый тобой дом отца… Нууу, чего это ты вдруг приуныла и отвернулась от меня? — стремительно открывающаяся истина не давала возможности сфокусировать своё внимание на чём-то одном. Я резво перескакивал с вопроса на вопрос, не замечая, как в голове дымятся выдохшиеся шестеренки.

— Про семью — правда. Про специальность в универе и работу — тоже. Насчёт своей жизни почти не врала… — и многозначительная, по мне так, длящаяся вечность, пауза. — За то, как я обошлась с тобой, ты имеешь полное право презирать и ненавидеть меня, но, клянусь, у меня не было намерений причинить тебе боль и заводить всё так далеко… Единственное, к чему я стремилась, это — найти к тебе подход, если потребуется — создать видимость дружбы, чтобы нащупать твои рабочие промахи и проучить громким увольнением. Но всё слишком затянулось, и запуталось… У тебя, как назло, не было никаких интрижек на работе, в делах завидный порядок, да и сам ты оказался совершенно непредсказуемым человеком. Всё, что у нас получилось накопать — это стабильные просмотры профилей психотерапевтов, по которым стало понятно, что тебя что-то нехило мучает, но поделиться своими проблемами не с кем…

— Ооо, ничего себе! Как же я раньше не просёк, что ты слишком уж рьяно спрашивала меня про работу. Чуть ли не с открытым ртом слушала, пока я распинался, как последний кретин… Ну, чёрт с этим! Давай, не томи! Кто рылся в моем рабочем ноутбуке? Я уже более, чем готов услышать имя этого паскудного крота.

— Прости, не могу сказать. Да и ни при чём тот человек. Инициатива поставить тебя на место шла от меня. Это я втёрлась к тебе в доверие и по моей указке произошло то, что произошло… Если тебе станет легче, то вымести свою злость на меня, но не выдумывай других виноватых…

— Зачем же? Тебе теперь придётся жить со всем этим: наслаждайся своей победой. Я что-то задумался: ты утверждаешь, что не следила, но находила меня везде — в клубе, в магазине, на вокзале. Можешь это как-то прокомментировать?

— Хм… В супермаркете у общаги случайно тебя заметила, когда ты с кем-то трындел по телефону, и нарочно наделала шуму, чтобы ты мне помог: ставки были на обнаруженную ранее безотказность. А на клуб и вокзал получила наводку от, как ты выразился, «своего» человека… Да всё это уже не имеет никакого значения. Я должна была остановиться ещё тогда, в страшную грозу… Когда неожиданно психанула из-за твоей показушности и зависимости от чужого мнения… Всё стало так сложно. Я растерялась, потому что ни за что бы не поверила, что могу серьёзно нравиться тебе. Не понимала, что за игру ты затеял… Да и сейчас чувствую себя настоящей дурой. Мне не стало легче, когда узнала, что месть состоялась. Даже наоборот, очень тяжело и плохо на душе. Но Эдик столько всего для меня сделал, что я не могла его подвести, не могла поступить иначе… Прости, если когда-нибудь сможешь…

— Сдалось тебе моё прощение! Ты и так настрадалась, бедняжка! Как же трудно, наверное, было столько времени терпеть рядом с собой человека, которого должна хладнокровно подставить: изображать заинтересованность его тараканами, тратить свободное время на совместный досуг, позволять к себе прикасаться… Если бы я не клюнул на твои мольбы показать офис, то ты бы зашла ещё дальше? Ради этого ничтожного хмыря? Кто он тебе, чёрт возьми?!

— Хватит! Я думала, что ты совсем другой, когда на это подписывалась… Высокомерный, самовлюбленный, зарвавшийся мажор… А ты… ты… — конец фразы был так не вовремя смыт внезапно вырвавшимися наружу рыданиями: Венера мигом рухнула на корточки и, закрыв лицо ладонями, наконец дала выход эмоциям.

Меня самого не по-детски колбасило от всего того дерьма, с которым пришлось столкнуться. Мозг уже давно отказался переваривать и сопоставлять услышанное, но молча смотреть на беззащитную, содрогающуюся от слёз фигуру девчонки, которая ещё вчера была мне безумно дорога, оказалось выше моих сил. Переступая через собственную гордость, осуждающие вопли внутреннего голоса и саднящую обиду, приближаюсь к Венере. Руки буквально трясутся от желания до неё дотронуться, помочь аккуратно встать на ноги и успокоить в своих объятиях. Сейчас мне кажется, что я готов закрыть глаза на всё: на месть, на ложь, на предательство, на лицемерие… Готов простить её за все те ошибки, которые она открыто признает и те, которые пока ещё не видит. Готов всё забыть и начать с чистого листа без упреков и фальши, если в её сердце есть хотя бы капля ответного чувства ко мне. Если мною минуту назад был правильно истолкован смысл неозвученных ею слов. Но есть один, пышущий ревностью вопрос, из-за которого всё же медлю.

Когда волна всхлипывай девчонки пошла на спад, и она самостоятельно начала подниматься с земли, я, прочистив горло, заставил себя небрежно кинуть:

— Что у тебя с этим Эдиком? Любишь его?

И не дыша, оглушённый барабанящими ударами в собственной грудной клетке, жду ответа. Но чёртова скрипучая дверь дома — сарая, отворившись настежь, оставляет меня ни с чем. Неопознанная полная женщина в халате вываливается на разбитое подобие крыльца и неоправданно громко орёт:

— Венера! Твой отец проснулся и … ой! У тебя гости…

— Спасибо, Гузель! Я через минуту подойду, — подаёт слабый голос девчонка и жестом просит даму вернуться в дом. Та, кивнув, послушно удаляется.

— Сиделка?

— Да. Думаю, нам пора прощаться… Навсегда.

— Любишь его, значит?

— Он мне очень дорог.

Четыре слова и все мои теплящиеся надежды сгорели заживо, превратившись в невидимую горстку пепла. Последний раз коротко взглянув в глаза девчонке, молча развернулся и ушёл. Я знал наверняка, что за мной никто не побежит и никто не окрикнет. Потому что — не нужен.

Ослеплённый пеленой разочарования и безысходности, зашагал к машине так быстро, что чуть было не сшиб с ног мельтешащую по обочине старушку. От неожиданности женщина засуетилась и выронила на землю свои авоськи.

— Извините! — кинулся поднимать чужие вещи и, убедившись, что все пожитки на месте, вручил их хозяйке,