Его хорошая девочка (СИ) - Соболевская Наталья

— Артём, а ты не знаешь, где мой отец и твоя мама? — поинтересовалась я у молодого человека, когда до него добрела.

Парень, обернувшись, пожал плечами.

Да-а, разговорчивым его точно не назовёшь, даже на лаконичное «нет» не расщедрился.

— А где ты их последний раз видел? — подойдя ещё ближе на пару-тройку шагов и поравнявшись с парнем, уточнила я.

— Здесь.

— А куда они собирались?

— Не знаю.

Поняв, что никакой полезной информации из парня мне не вытянуть, задала животрепещущий вопрос:

— А ты здесь стоять не боишься? — пнула носком камешек, он резво поскакал и, угодив в пропасть, исчез. — Два метра крутого склона и обрыв глубиной… А на какой высоте мы нахо-о ….

Почувствовав толчок вбок, с ужасом осознала, что потеряла равновесие и падаю туда же, куда только что отправила камень. Инстинкт самосохранения заставил вскинуть руки и, жертвуя их целостностью, упасть на колени. Страх затмил всё: и боль от приземления, и то, как с моих ладоней и ног сдиралась кожа от того, что дальше по инерции катилась вниз. Если бы хоть на мгновение позже легла на живот, то мои ошмётки не собрали бы даже спасатели, а так мне удалось затормозить, но голова уже свисала над пропастью.

Сердце колотится, в ушах шумит, голова кружится, каждую мышцу сковало. Понимаю, что надо отталкиваться и потихоньку как гусенице полсти вверх, но даже шелохнуться не получается, тело не слушается.

— Артём, помоги, — шепчу я, но настолько тихо, что сама себя едва слышу. — Артём.

Глава 44

Даже если просто как рыба рот открывала, прося помощи у Артёма, какая разница! Какого чёрта он никак не реагирует и молчит? Кроме моего прерывистого дыхания, свиста ветра и шороха деревьев, вообще никаких других звуков нет. Артём что, стоит там и преспокойно на меня глазеет?

Не олигофрен же он, может, уже умчался за помощью? Только почему он мне об этом не сообщил? Переломился бросить ободряющую фразу, чтобы хоть как-то меня успокоить? Нет, всё-таки он олигофрен.

Несколько лет назад отец к нам в фирму какого-то мужика приглашал для прочтения сотрудникам лекции о технике безопасности, чтобы люди знали как правильно себя вести в экстремальной ситуации. Как сейчас помню слова: «Очень важно сохранять хладнокровие и грамотно строить свои действия». Посмотрела бы я на лектора, окажись он в моём положении, как бы он воспользовался собственным советом. Мозг способен генерировать лишь одну мысль: «Сейчас покачусь, упаду и умру». Даже не понимаю, остаюсь я на месте или медленно, но верно ближе к пропасти сползаю? Вроде бы под ладонями трения от скольжения не ощущаю, а глаза говорят, что мгновение назад от точки невозврата я находилась дальше.

Возможно, разумнее было бы закрыть глаза, постараться успокоиться и, не шелохнувшись, ждать, когда Артём приведёт людей, но я решила иначе. Поочередно тянулась назад то одной ногой, то другой, руками не двигала, только, опираясь на ладони, отталкивалась. Чувство, что не улучшаю, а лишь ухудшаю своё положение, не отпускало. Лишь когда голова перестала свисать, и я могла щекой прислониться к земле, убедилась, что всё делаю правильно. Успеху даже порадоваться не успела, дальше склон становился куда круче, и ползти тем же способом, не получалось.

Где же Артём и подмога? Сейчас прибегут. Это у меня целая жизнь промелькнула перед глазами, скорей всего, с момента падения прошла минута, может быть, две.

Дабы не видеть перед собой пугающей бездны, аккуратно повернула голову вбок и посмотрела назад.

— Артём, ты почему здесь?! — простонала я, и из глаз от обиды брызнули слёзы. — Беги скорей и позови кого-нибудь.

— Не могу. Я тоже упал.

Сволочь. Скотина. Пришибленный недоумок.

— Вижу, что упал, но просто на попу. Ты легко можешь встать и пойти. Артём, это очень важно, пожалуйста, соберись. Если боишься, возьмись за траву и осторожно поднимись. Нет, лучше вон за ту-у ветку. Ты до неё дотянешься. Смотри, она достаточно толстая и живая, значит, не сломается.

— Я пошевелиться не могу.

— Артём, какого хрена? Минуту назад ты на этом месте спокойно стоял! Помогите-е-е! Папа-а-а! Никита-а-а! Папа… Никита… — истошно изо всех сил вопила я, и даже тогда, когда почувствовала, что мои щиколотки крепко обхватили чьи-то руки и тело стремительно поползло вверх, продолжала орать, призывая помощь.

— Всё уже, Варенька, всё. Ты в безопасности, — умом понимала, если Никита со мной рядом и обнимает, то уже всё хорошо, но чем отчётливее я это осознавала, тем громче рыдала.

Вместе с воплями и плачем выплёскивался и шок, истерика постепенно затухала, и я медленно, но верно приходила в себя. Даже начала ощущать, что нос, который плотно прижимался к толстовке Никиты в районе груди, упирается во что-то влажное. Отстранившись, увидела, что это мокрое пятно из моих слёз и не исключено, что ещё и слюней.

Стыдно и неудобно, но этот конфуз я точно переживу.

— Что у вас произошло?! — послышался обеспокоенный и вместе с тем запыхавшийся голос отца.

— Папа, — одними губами произнесла я, выпорхнула из рук Никиты и помчалась за дозой родительского тепла и поддержки.

С разбега влетев в объятия отца, обхватила его за талию и начала с причитаниями жаловаться, что чуть не сиганула с обрыва, но до конца страшную историю рассказать не успела, Беркутов переключил внимание на себя.

— Я тебя, тварь, удавлю, — Никита схватил Артёма за горло. Если он ещё немного руку приподнимет, у парня ноги свободно в воздухе повиснут. — Ты какого сидел и смотрел? Чего ждал, когда Варя упадёт?

— Никита, прошу вас, — испуганный вопль Светланы прозвучал даже громче рычания Беркутова, женщина помчалась к месту событий, но добравшись, не рискнула, силой разжимать пальцы Никиты, чтобы освободить сына. — Давайте сначала выслушаем Артёма, уверена, он всё объяснит.

— А давайте, — с явной издёвкой отозвался Никита, сильней сдавил горло Артёма, а когда тот от нехватки воздуха покраснел и захрипел, с яростью отшвырнул от себя парня. — Рассказывай!

В другой раз, обязательно вмешалась бы и постаралась защитить более слабого, ведь Артём Беркутову не противник, но сейчас, наблюдая за сценой, в душе ничего даже не ёкнуло. Как вспомню отстранённое лицо Артёма и его односложные ответы, когда моя жизнь висела на волоске, так самой его придушить тянет. Не знаю, что творится в голове у отца, я вижу он хмурится и чувствую, что напряжён, но, по крайней мере, пока сохраняет молчаливый нейтралитет.

— Варя оступилась или поскользнулась и начала падать, задела меня ногой, я тоже потерял равновесие и следом упал, — услышав объяснения парня, у меня округлились глаза и широко раскрылся рот. — Она просила помочь ей, а я сильно испугался и не помог. Не потому что не хотел, я хотел, а потому что…. Не знаю, как объяснить, но руки… — Артём, изображая из себя птенца, что учится летать, несколько раз приподнял и опустил согнутые в локтях, как выражался Беркутов, худенькие капарульки, — …они не двигались и ноги тоже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Никита, понимаю и разделяю ваш гнев, — вновь заговорила Светлана. — Спору нет, Артём виноват, но он не специально. Вы же, наверное, заметили по его поведению, он необычный.

— То есть проще выражаясь — дебил! — резюмировал Беркутов и, судя по всему, ещё собирался что-то сказать, но тут своё слово вставила я:

— Я всё помню иначе. Первым начал падать Артём и меня толкнул.

— Что? — взревел Беркутов, поднял парня за шкирку с земли и сам склонился, чтобы посмотреть ему в глаза. — Значит, у тебя, у дебила, мозгов позвать на помощь не хватило, а жопу отмазать — пожалуйста?

— Варенька, а ты уверена? — без претензии или злобы, а с неподдельным ужасом спросила Светлана.

Ещё раз прокрутив в памяти тот момент, подтвердила:

— Уверена.

— Ты почему обманываешь, разве я так воспитывала тебя? — закричала женщина на сына, что до сих пор болтался в руках у Никиты. А дальше произошло то, чего я никак не ожидала. Светлана Ивановна наотмашь ударила парня сначала по одной щеке, а потом по другой. — Варенька, ради бога прости, — обернувшись на меня, простонала Светлана, а переведя взгляд на папу, заплакала. — Серёжа, я не знаю, как оправдаться… Никита, простите, пожалуйста.