Проданное счастье (СИ) - Кострова Валентина Викторовна
— Сколько ему лет? — вдруг подает голос Кузачев. Я уничтожающе на него смотрю, потом на Оксану, которая, поднявшись на ноги, снимает пальто.
— Матери должно быть виднее.
Скрывшись от разрушителей моей жизни, прислоняюсь спиной к стене, разворачиваю документ. Как такое могло случиться? Каким образом Оксана оказалась донором яйцеклетки? Мне такое в кошмарном сне не могло присниться. Вариант только такой, что во время оплодотворения что-то пошло не так, и Мальцева заменила яйцеклетки.
Мои действия? Завтра же «мать» тащить в центр на тест-ДНК и по итогу делать выводы. Если это окажется правдой…
— Куда идти? — Оксана появляется перед глазами. Я жестом руки указываю в сторону столовой, но потом хватаю ее за локоть. Адвокат тормозит, но я ему взглядом приказываю валить. Семенит в указанную сторону.
— Давай договоримся, что ты не произносишь слово «мама» и ведешь себя адекватно, мило и доброжелательно.
— Но…
— Я не закончил, — сильнее сжимаю локоть, морщится. — Матвей мальчик умный и не будет на каждом углу говорить, что ты мать. Он будет к тебе присматриваться, анализировать твое поведение. Марина другая, более импульсивная и доверчивая. Ей вообще не стоит знать, кто ты такая и как тебя звать. Завтра ты приедешь ко мне в офис и поедешь со мной сдавать анализ на материнство. Только после него я решу, как быть с тобой. И пусть твои слова окажутся правдой, иначе я тебя сотру в порошок. Ясно?
— Ты мне угрожаешь? — выдергивает руку, сверкает глазами. — Я — мать. Ты не имеешь право запрещать мне пользоваться своим правом. И никакой анализ я сдавать не буду. Все давно уже известно, — выразительно смотрит на бумагу в моей руке. — Смирись с этим.
— Еще чего! Не думай, что я тут сразу расплывусь в радостной улыбке и буду потакать твоим прихотям. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Имею ввиду, суд — дело недешевое. Учти это, и знай, что я еще из тебя потребую моральный ущерб.
— Ты совсем не думаешь о психическом состоянии детей. Дети растут без матери, не знают, что такое материнская ласка, — подходит вплотную, смотрит в глаза. — Пока ты дойдешь до суда, дети ко мне привяжутся. И в первую очередь эти разборки коснуться их, а не меня. Улавливаешь, мою мысль, папочка?
— Пап? — голос Матвея опять звучит слишком неожиданно и близко. — Мы ждем только вас.
— Идем, котенок, — Оксана слишком сладко растягивает слова, берет сына за руку, тот ее не выдергивает, и это как ножом по сердцу. Он ведь поверил ей, потому что хочет верить. Хочет верить, что его желание сбывается. Как бы мне противна Оксана не была, в одном она точно права — вся эта канитель коснется детей. Им ведь придется тоже сдавать анализы, нужно будет объяснить для чего. Если с Мариной еще можно как-то увильнуть от темы матери, от Матвея ничего не скроешь. Слишком он умен для своего возраста.
Стискиваю зубы, сминаю бумагу в руках, проклиная тот самый день, когда в кабинете Мальцевой появилась эта алчная женщина.
41 глава
Завтрак проходит в таком напряжении, что тронь кого-то из присутствующих, внутренняя струна сразу же лопнет. Хотя ошибаюсь, Оксане ровно. Она с улыбочкой попивает чай, несет за столом полную чушь без смысловой нагрузки.
Матвей исподлобья пристально ее рассматривает, я так и вижу, как он пытается впихнуть пазл «Оксана» в свою картинку, где место «мама» пустует. И, упс, этот пазл с трудом стыкуется. Конечно, если надавить, стукнуть кулаком по нему, пазл встанет на место, но картина будет немного искаженной.
Марина сразу же при чужой тете теряется, становится непривычно молчаливой, угрюмой. По виду дочери понимаю, ей Оксана неприятна. Она в отличие от брата даже не пытается ее впихнуть в нашу жизнь. И Вера Семеновна молчаливо ее поддерживает.
Никому из присутствующих не нужно было пояснять, кто есть кто. Как-то по умолчанию все понятно и ясно. Мне только не понятно, как такая фатальная ошибка могла произойти. Со мной.
— Папа, мы же поедем в развлекательный центр? — Марина смотрит на меня с недовольством, но оно касается не меня, а Оксаны, которая тут же навострила свои лисьи ушки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Конечно, милая, мы обязательно поедем развлекаться, — сладко протягивает «мамаша», дочь морщится, громко кидает ложку в тарелку.
— А вас не приглашали! — выплескивает все из себя Марина, резко с неприятным звуком отодвигает стул и убегает из столовой. Вера Семеновна впервые не делает ей замечание. Теща не скрывает своего пренебрежения к гостье.
— Импульсивная малышка, вся в меня, я тоже все высказываю в лицо, все свои чувства и мысли, — адресует мне понимающую улыбку, я с раздражением беру чашку.
Смотрю на Матвея. Он явно в споре с самим собой. На интуитивном уровне я чувствую его солидарность с сестрой, но из упрямства не хочет признаваться себе в своем разочаровании. А Оксана его явно разочаровывает.
— Я пойду, переоденусь, — аккуратно слезает со стула, не оборачиваясь, выходит. Оксана сразу же перестанет строить из себя улыбающуюся милашку. Вера Семеновка фыркает и уходит. Я вздыхаю, смотрю на молчаливого адвоката, который не знает куда себя деть.
— Чего ты хочешь? — напрямую спрашиваю женщину.
— Общения с детьми, полное участие в их жизни. У них должна быть мать, — звучит заученно и фальшиво, поэтому я усмехаюсь.
— А четыре года назад ничего подобного ты не хотела. Взяла деньги и свалила с горизонта. Как сынишка, кстати?
— Какой сынишка? — нарисованные брови взлетают вверх, я тоже удивляюсь. Непонимание длится от силы несколько секунд, Оксана кажется вспоминает о «сынишке» и натянуто улыбается.
— Все хорошо. Он здоров и живет полной жизнью. Правда, я его оставила с отцом.
— Так может и сейчас оставишь с отцом? — невозможно ненавидеть человека, которого не знаешь, но я ненавижу. Вот чувствую, как щупальца этого нехорошего чувства обнимают меня со всех сторон и стискивают.
— Четыре года назад я совершила ошибку. Оставила всех детей, теперь хочу исправиться.
— Чего не привела того сына, глядишь, деткам было веселее. Или никакого сына не было? — рядом начинает кашлять Кузачев, Оксана негодующе восклицает. — Не на того напала, Оксана. Ни детей, ни денег ты от меня не получишь, а вот проблемами я тебя обеспечу. И вот этой бумажкой, — кидаю в сторону Оксаны. — Можешь утереться. А теперь встали и пошли вон.
— Как был эгоистом, так и остался. Я вижу, как детям не хватает матери. Девочка совсем от рук отбилась, не воспитана и грубиянка. Для мальчика всегда было важно чувствовать рядом мать, чтобы правильно формировать отношения в будущем к девушкам. Рядом с тобой он вырастет геем, а дочь истеричкой и наркоманкой!
— Пошла вон! — шиплю сквозь зубы, стискивая руки в кулаки. — Исчезни из моих глаз, сделай вид, что тебя не существует!
— Ты еще об этом пожалеешь! — выкрикивает Оксана, резко, так же как ранее Марина, с шумом отодвигает стул и вихрем уносится из столовой. Ее адвокат торопливо допивает чай, бестолково кивает в благодарностях головой. Я сверлю его бешеным взглядом, стараюсь удержать себя в руках.
Прислушиваюсь к звукам. Вот хлопнула входная дверь. Минуты через три выдыхаю и встаю. Возвращаюсь к входной двери, через окно наблюдая, как двое покидают мою территорию. Думал, дом — моя крепость, где никто не достанет. Ошибся.
* * *— Па, почему ты не очень рад был увидеть маму? — Матвей смотрит перед собой, я смотрю на него. Марина неподалеку прыгает на батуте. Обнимаю сына за плечи, притягиваю к себе.
— Матвей, она не мама тебе, — вскидывает на меня глаза, хмурится. — Это сложно объяснить, но Оксана вам не мать. Генетически.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Детей в капусте не находят, и аист их не приносит. Я видел в энциклопедии, что дети поваляются из животика мамы.
Мне бы порадоваться за эрудицию сына, за его тягу к знаниям, но сейчас хочется отшутиться, свернуть с темы. Я не готов к разговору о том, как они у меня появились. Не готов сейчас подбирать слова, доходчиво объяснять, не вдаваясь в тонкости психологических причин, которые заставили меня решиться на суррогатное материнство с донором яйцеклетки. Сейчас позиция страуса очень притягательна.