Тот, кто меня сломал (СИ) - Николаева Юлия Николаевна
Я молчала, глядя перед собой, Петр тоже, задумчиво пялясь в стену позади меня. Да уж, так себе история.
— Выходит, Маркелов-старший виновен в смерти своей жены? — спросила все же. Петр задумчиво покусал губу.
— Выходит так, Карина, — перевел на меня взгляд. — Я просил выдать мне того человека, но Маркелов сказал, что разобрался сам… Вот тогда, знаешь, я и понял, что не хочу этого всего. Искать, мстить… Сделанного не воротишь, каждый из нас был по-своему виноват… Маркелов не просчитал до конца все, что могло случиться… Я… Я ведь мог забрать ее из семьи, — он рассматривал теперь свою ладонь, водя указательным пальцем по линиям на ней. — В конце концов, мы взрослые состоявшиеся люди, чего нам скрываться? Но она просила подождать, и я уступал…
— Не стоит винить себя, — сказала ему, — вы не могли знать, во что это все выльется.
— Не мог, — кивнул он, поднимая на меня глаза, этот взгляд мне не понравился. — Я тогда тоже сдал, жизнь перестала казаться привлекательной штукой. Даже запил в какой-то момент, представляешь? — он рассмеялся, но как-то болезненно, отчего у меня сердце сжалось. — Инна сказала потом, что на меня было невозможно смотреть без жалости… — он замолчал, словно подбирая слова, а я чувствовала, как сгущается напряжение вокруг. — Я не хотел мстить за нее, Карина, сделанного не воротишь, и Насте это точно все не нужно. Но нашелся тот, кто захотел отомстить за меня. За то, что я превратился в недочеловека, не радующегося жизни.
Он замолк, глядя на меня, а я почувствовала, как у меня холодеют пальцы. Нервно сглотнув, спросила:
— Вы имеете в виду Арсения?
Он кивнул. Внутри против воли задрожало.
— Но почему Стасу? — почти прошептала я. — Почему не Маркелову-старшему?
— Маркелов умер меньше, чем через год, — напомнил мне Петр. — А Арсений дал себе слово докопаться до истины и наказать виновных. Я не говорил ему поначалу правду, то, что рассказал мне Маркелов. Надеялся, что он дойдет до тупика и утихнет.
— Но он не утих, — пробормотала я, водя взглядом по столу, почему-то выступили предательские слезы.
— Он пришел к выводу, что во всем виновата семья Насти. Непутевый сынок и воротила-папаша. Последнему было уже не отомстить, и он переключил свое внимание на Стаса.
Я закрыла лицо руками, глубоко вдохнула и выдохнула.
— Я долгое время не знал о его намерениях. Он не спешил действовать, аккуратно выпихнул Стаса с рынка ценных бумаг, передал еще несколько отраслей, которыми ведал Маркелов, другим людям. Он хороший руководитель и бизнесмен, а Стас, к сожалению для него, нет. Но этого ему было мало, он хотел сделать Стасу по-настоящему больно… И когда появилась ты, когда Маркелов вдруг бросил гуляния по кабакам, остепенился и даже открыл успешный бизнес…
— Не продолжайте, — кинула я отрывисто, убирая ладони от лица. Слез уже не было, но голос дрожал. Мы встретились взглядами.
— Я узнал слишком поздно, — сказал Петр, — мне было его не остановить. Все уже случилось.
Мы замолчали. Теперь стала ясна откровенность мужчины, он хотел, чтобы я поняла мотивы поступка его сына. И я поняла, правда, поняла, только от этого было еще тяжелее.
— Он не имел права так поступать со Стасом, — сказала твердо, — как бы то ни было, виновен в смерти женщины был ее муж, и то косвенно, а это просто подло.
— К сожалению, так и есть, я не буду оправдывать его поступок. Но, как я уже говорил, он и сам пожалел.
— Неужели? — я нервно засмеялась. — Серьезно так думаете? Пожалел, но ничего не изменил, так? А зачем, когда и так у него все хорошо. А остальные переживут как-нибудь. Главное, он отомстил, да еще и в выигрыше остался.
— Карина… — начал было Петр, но я его перебила, вставая и опираясь ладонями на стол, чтобы перегнуться к лицу мужчины.
— Ваш сын поступил подло. Ему было плохо оттого, что вы страдаете, и он решил разрушить пару чужих жизней просто для того, чтобы сбросить с себя эту тяжесть, даже не особенно разбираясь, что это за люди и что с ними будет потом. Считаете, это поступок достойного человека?!
Наверное, я говорила слишком громко для общественного места, но мне было плевать. Сердце стучало где-то в горле, Карельский смотрел в ответ спокойно и печально. Непробиваемость — это у них, видимо, семейное. Тяжело дыша, я продолжила:
— Знаете что, — и осеклась, поймав взглядом стоящего неподалеку Арсения.
На его локте висела блондинка, что-то щебеча, пока он хмуро разглядывал меня и своего отца. Петр, увидев мою реакцию, повернул голову и вздохнул. Арсений переводил свой внимательный взгляд с меня на отца и обратно, и на лице опять не читалось ничего.
Господи, что я вообще себе надумала? Что у этого человека есть чувства? Что оне не такой жестокий, как я могла думать? Что способен любить? Вот он стоит в считанных шагах, собранный, равнодушный, с очередной девицей на локте. О чем я переживала: о мимолетном поцелуе, который для него ничего не значил? О том, что усложнила наши и без того сложные отношения.
Какая же я все-таки смешная и наивная. Глупая, глупая Карина, которую ничему не учит жизнь. Не стоит обманываться на счет людей, питать иллюзии, придумывать то, чего не существует. А то поверишь, и потом будет только хуже. Тебе самому, потому что твои иллюзии разлетятся на осколки, один из которых непременно попадет в самое сердце. Вот он мой холодный злой волшебник, надеюсь, он будет доволен своей местью.
Резко выпрямившись, я направилась к выходу, слава богу, эта парочка стояла в стороне от него.
— Спасибо за разговор, — бросила Петру напоследок и, стараясь держаться твердо, пошла к стеклянной двери.
В зале горел желтый приглушенный свет, и белое дневное пятно, открывающееся стеклянной наполовину дверью, резало глаза, может, потому что я не сводила с него взгляда. Оно расплывалось, вызывая слезы, но я упорно смотрела и шла. На улице легче не стало. Смахнув рукой слезы, огляделась, пытаясь сообразить, куда идти. А это имеет значение? Просто куда-то. Подальше отсюда.
Я прошла шагов двадцать, когда моя рука оказалась в тисках пальцев, меня резко развернули, так что я чуть не упала, но устояла, прислонившись к дереву позади. Передо мной стоял Арсений.
Держись, Карина, держись, только не плачь.
— Давай поговорим, — произнес он спокойно, гуляя взглядом по моему лицу. Наверное, я выглядела жалко, как и мои попытки скрыть свое состояние.
— Не о чем говорить.
Он тяжело выдохнул, прикрывая глаза, нерпоизвольно сжимая пальца на моей руке.
— Карина, пожалуйста, давай поговорим.
— Ого, даже пожалуйста, — усмехнулась я, — ты не заболел, Карельский? Мог бы просто сказать: иди быстро в машину, а то я найду способ тебя заставить. У тебя же столько возможностей, зачем утруждать себя такими словами, как пожалуйста?
Он с размаху шарахнул кулаком по стволу дерева. Я вздрогнула, на мгновенье зажмурившись.
— Ну что тебе еще надо от меня? — закричала ему, слезы подступили, я не пыталась их сдержать, голос дрожал, сдавленный спазмом. — Что еще надо? Мало отомстил? Что ты от меня хочешь? — я прокричала последний вопрос почти по слогам ему в лицо.
Он смотрел, тяжело дыша, сжав зубы. Опустив глаза, о чем-то подумал, а потом выпустил мою руку, отступая на шаг, еще один. Я смотрела на него, глотая слезы.
— Ты права, — кивнул он, — извини.
И развернувшись, молча пошел в сторону кафе. Я стояла, чувствуя себя пушинкой, шатающейся на ветру, из меня словно выкачали все силы. Когда за Карельским захлопнулась дверь, осела на землю и заплакала, уже не сдерживаясь. Пару минут сотрясалась в рыданиях, а потом заставила себя подняться и бросилась прочь оттуда.
Определенно, надо было успокоиться, но удалось это далеко не сразу. Я долго брела, не разбирая дороги и размазывая по лицу слезы, выглядела, наверное, так себе, да и плевать. Кому какое дело до несчастной девчонки? Кому вообще есть до меня дело? У меня никого нет, совсем никого. Нужно просто как-то смириться с этим фактом.
