Пьер Рей - Вдова
Чуть позже, когда ее гости были уже на улице — подальше от этой дряни, Гордон скомандовал Гранту:
— Пошевеливайся, шеф ждет! Опять опаздываем.
* * *Рони открыл дверь, и у него чуть не подкосились ноги. Пегги бросила на него короткий вопросительный взгляд и поискала глазами Чарлен. Та сидела на стуле и спокойно курила. А Рони вдруг захотелось удрать куда глаза глядят, подальше от собственного дома и вообще от Нью-Йорка, пока не разбилась эта хрупкая тишина и не разразилась буря. И все же, несмотря на решимость Лон и ее твердые обещания, он надеялся, что девушка промолчит. На всякий случай Рони старался держаться поближе к двери. Ему так хотелось превратиться в какую-нибудь вещь и забыть обо всем на свете. Только бы не ждать с замирающим от ужаса сердцем слез, криков, ударов. Что разыграют его гостьи? Драму или водевиль? Пегги вдруг отвела взгляд от Лон, устремив его на Рони, словно только что его заметила. Будь Рони стеной, он тотчас рухнул бы.
— Как дела? — вполне вежливо поинтересовалась Пегги.
Он бессмысленно помотал головой, но не смог выдавить из себя ни слова. Пегги снова повернулась к дочери и сказала как ни в чем не бывало:
— Я хочу, чтобы сегодня вечером ты отправилась со мной к Аттилио — он представляет новую коллекцию. У тебя есть приличное платье?
— Не пойду. Меня тошнит от этих ваших приемов!
Рони судорожно стиснул ручку двери. Пора как можно скорее убираться. Пороховая бочка вот-вот взорвется. Но ничего подобного не случилось. Ответ Пегги прозвучал спокойно, почти безразлично:
— Меня тоже. Но, к сожалению, это моя работа. И я хочу, чтобы ты пошла.
Рони перевел дух. Пегги пока еще не задала ни одного лишнего вопроса, не проявила ни малейшей враждебности. Может, все еще уладится… И вдруг Лон плеснула масла в огонь.
— Странно… Тебе ведь хотелось меня запереть? Или я ошибаюсь?
— Поговорим об этом дома.
— А не лучше ли сейчас?
Рони чуть не вырвало. Но он ухитрился прошептать:
— Я оставлю вас на минуточку. Мне нужно…
Спасительная дверь уже открывалась, когда его остановил насмешливый голос Лон:
— Останься, Рони, останься! Лишним не будешь, и, возможно, у тебя появится новый сюжет.
— Ты думаешь? — растерялся Рони.
— Минуточку! Давай кое-что выясним. И закрой, пожалуйста, эту чертову дверь.
Рони вытер со лба ледяной пот, чувствуя, что во рту у него пересохло как после недельной лихорадки.
— Ну вот, — мирно продолжила Лон. — Я хочу признаться тебе, мамочка: мы с Рони занимались любовью.
Пегги понадобилась вся воля, чтобы удержать себя на месте. И ей удалось на миг притвориться невозмутимой.
— И как, понравилось?
Лон пожала плечами.
— Рони, кажется, в восторге, а я… Ну, в общем, ты понимаешь.
Одним прыжком Пегги очутилась рядом с дочерью и влепила ей увесистую пощечину. Потом еще одну. Лон не шевельнулась. Теперь наступила очередь Рони. И он, съежившись как ребенок, закрыл лицо руками.
— Эта потаскушка говорит правду?
Пегги вцепилась в Рони и принялась немилосердно трясти его, пытаясь добраться до физиономии. Она была готова выцарапать любовнику глаза, убить его на месте! Рони отчаянно защищался, испуская жалобные стоны. Лон развеселилась.
— Кавалер у тебя что надо!
Пегги словно водой окатили. Рядом в такой же позе застыл Рони.
А Лон с издевкой заметила:
— Мама, мамочка, нехорошо девочке смотреть на драму взрослых.
— Лон! — воскликнул Рони, неосмотрительно опуская руки.
И Пегги наконец вцепилась ему в физиономию. Он поднес ладонь к губам и с тупым удивлением уставился на кровь.
Лон вскочила на ноги, отбрасывая стул, и швырнула сигарету на палас. Палас задымился, но всем было наплевать на это.
— Хватит! — скомандовала она, делая решительный шаг в сторону матери. — Во-первых… — Взгляд дочери с ненавистью уткнулся в побелевшее лицо Пегги. — Ты больше и пальцем меня не тронешь. Нервишки пошаливают — так отыгрывайся на этом недоноске!
На несколько секунд воцарилось молчание, прерываемое лишь тяжелым дыханием Пегги, неподвижной, как гранитная скала, и всхлипами Рони.
— Ты меня слышишь, Пегги? — Желтые глаза Лон угрожающе сузились. Она была выше и крепче матери. — Впредь я не потерплю ни советов, ни придирок, ни палок в колеса! И предупреждаю: попробуй только помешать мне — закачу такой скандал, что тебе и в страшном сне не приснится! Я много думала… И немало поняла. Папины родственнички хотят задвинуть тебя на время этих фиговых выборов! И ты хочешь этим воспользоваться, но травить себя я не позволю! Ты ухитрилась выставить Квика — я его найду! Оставь меня в покое! Забудь вообще! Возьмешься за меня — я тоже за тебя возьмусь. Одно доказательство уже есть, и, честное слово, оно не последнее! Или уж давай играть на равных. А на все твои интриги мне наплевать. Я только гнили боюсь!
Девушка с минуту помолчала, хотела было еще что-то сказать, но сдержалась. Вытащив из сумки сигарету, она закурила, пригасила тлеющее пятно на паласе.
— Пойдем домой, Чарлен, — почти беззвучно прошептала Пегги.
* * *— Ну как наши дела? — поинтересовался Джон Робинсон.
И хотя тон его был спокойным, Гордон и Грант ощутили нечто очень похожее на страх, который всегда вызывал у них этот невзрачный человечек, с виду такой добродушный и такой обыкновенный. Впрочем, Гордон и Грант тоже мало походили на примерных детей. Они уже не раз — и довольно успешно — оказывали республиканцам немалые услуги весьма сомнительного свойства.
— Примите рапорт, — привычно вытянулся в струнку Грант.
Робинсон взял исписанные листки и просмотрел по диагонали. Легкая усмешка раздвинула ему губы. Грант, зная шефа, готов был тут же сунуть нос в свои записи, чтобы выяснить, что же так его развеселило. Не отрывая глаз от бумаг, Робинсон миролюбиво заметил:
— Не вытягивайте шею, все равно не догадаетесь.
Грант покраснел до ушей, его коллега — тоже. Ну откуда они могли знать, что все, о чем умолчала Люси Мадден, шефу было отлично известно. Не сообщать же им, что несколько последних месяцев их услуги оплачивались из средств, предоставленных Слиманом Бен Слиманом. Много знать опасно…
— Сколько вы заплатили этой… мм… даме?
— Люси Мадден? — уточнил Грант.
— Семьдесят тысяч долларов, — ответил Гордон.
— Многовато, — пробормотал Робинсон и добавил: — Многовато за такую информацию.
— Это было нелегко, шеф.
— И она поверила в нашу историю с агентством?
— Наплевать. Она ведь не знает, на кого работает.
