Ирина Мазаева - Тетрис с холостяками
Окунев выскочил следом за ней, но все, что ему осталось, – углядеть только мелькнувшую Эллочкину ножку в новой кожаной туфельке, прячущуюся в такси. Быстрее надо бегать. А точнее – лучше соображать. Окунев озадаченно почесал затылок.
Глава двадцатая,
Сказочно правдоподобная
В понедельник Эллочка вышла на работу.
Можно, конечно, долго и старательно прикидываться гордой и равнодушной, но сам факт приглашения ее, Эллочки, им, Окуневым, хозяином, в ресторан грел ей сердце, как батареи центрального отопления. Пятничное событие возвышало ее в собственных глазах, приподнимало над истертым линолеумом коридоров и позволяло поглядывать на всех свысока. Ах, как ловко поставила его Эллочка на место, как гордо и неприступно сумела она выглядеть, как умно говорила и как была хороша собой! Сердце бы ее и запело, но у этого события, как, увы, у всего в этой жизни, была и другая сторона.
Черт бы побрал эту другую сторону! Бедная Эллочка с ее книжным воспитанием! Мужик на улице к ней прицепился, под ручку взял, комплиментов навесил – душа поет: «Я самая обаятельная и привлекательная», а тут – бац! – русские классики вспоминаются, из-за плеча шепчут: «Ему одно от тебя надо, одно!..» И рубит прямолинейная Эллочка сплеча: «Все вы, мужики, одинаковые: сначала им ручку поцеловать, потом локоток, потом плечико!»
А мужик-то – мальчик ее возраста всего-навсего, впервые смелости набрался с незнакомой девушкой на улице заговорить. А она ему мало того, что сразу от ворот поворот, так еще и во всех смертных грехах подозревать начинает. Нежная его юношеская психика не выдерживает, и лечится он потом у психиатра... А Эллочка уходит, еще раз убеждаясь, что все мужики – сволочи, и сидит потом дома одиноко, пьет чай из блюдечка и плачет...
Вот и сейчас Эллочка, позанимавшись делами: проболтав с часок с Маринкой, выпив три раза кофе, продефилировав пять раз по коридорам, уселась за компьютер работать. А мысли-то, мысли роились у нее в голове. После первого же глотка вина подозрительно легко и хорошо ей было сидеть с Окуневым и хитро улыбаться. Вспомнила об этом Эллочка и тут же почему-то покраснела.
А Маринка – молодец. Эллочка не ожидала от подруги такой прыти. Это же надо было додуматься – прийти к Окуневу и рассказать про ее, Эллочкины, разглагольствования по поводу ситуации! Эллочке тут же мучительно стыдно стало, что она чуть не потеряла такую замечательную подругу – и из-за чего? Из-за какого-то мальчика, мужика, по сути. Из-за Эллочкиной глупой прихоти взять реванш за Бубнова. Ведь, положа руку на сердце, были, были у Эллочки колебания, не простое это было решение – разом оборвать все мечтательные разговоры с Данилкой, прекратить лихие поездки с крутыми виражами на его «пятерке». Эллочка чувствовала себя героиней.
Но мысли ее снова и снова возвращались к Окуневу. К Сергею Ивановичу. Но на сей раз Эллочка старательно себя одергивала. Все, никаких коней, балов, псовых охот и имений. Эллочке впервые страшно было мечтать. Слишком много она намечтала себе с Бубновым: романтические ночи, свадьбу с кучей гостей, семейные радости, двоих детей – долгую счастливую жизнь. А теперь вдруг словно пелена спала с ее глаз: сходила к двенадцати часам на декадку и понаблюдала за Профсоюзником. Сидела и рассматривала его. И показался он ей совершенно обычным, немного толстоватым, немного лысоватым, стареющим ловеласом. Герой-любовник в семейных трусах в цветочек! Интернетный эротоман.
И не больно уже было Эллочке. Только грустно. В ресторане Окунев упомянул, что Драгунова вроде бы собирается уходить с завода, что у них с Бубновым какой-то проект – свою фирму, что ли, открывать собираются. Эллочка долго смеялась. Над собой, над своими нелепыми домыслами. Но даже мысли постараться вернуть себе Профсоюзника – раз выяснилось, что соперницы нет, – мысли у нее не возникло. Посидела она на декадке, посмотрела на бывшего возлюбленного и вдохнула глубоко воздух, а выдохнула все свои переживания. Никакой любви не было в ее сердце к этому человеку. Никогда. «Сегодня мы завершили сборку корообдирочных барабанов для Сегежского ЦБК», – написала Эллочка и развеселилась.
Зазвонил телефон, и Эллочка спокойно, не ожидая ни счастья, ни разочарования, взяла трубку.
– Элла Геннадьевна, Сергей Иванович просит вас подойти к нему в кабинет, – ровным голосом сообщила ей секретарь, и ножки у Эллочки подкосились.
Ни счастья, ни разочарования... Тогда почему она сразу так разволновалась?
Эллочка подскочила к зеркалу, поправила косметику и прическу. Постучала по дереву, три раза плюнула через левое плечо, положила в левую туфельку под пятку пятак, чуть было даже не перекрестилась и пошла к Окуневу.
– Проходите, Элла Геннадьевна, садитесь, – широким жестом Окунев указал ей на стул.
Сегодня, у себя, в новом роскошном кабинете, он выглядел совсем иначе. Невидимая стена субординации отделяла его от Эллочки, отдаляла на многие километры.
Эллочка почему-то почувствовала себя обманутой, но на стул села и назло закинула ножку на ножку.
– Почему вы убежали из ресторана? – прямо в упор спросил Окунев.
Эллочка ожидала чего угодно, но не выяснения отношений. Она испугалась и растерялась сначала, но тут же взяла себя в руки и пошла в атаку.
– Вы считаете, что главное в жизни – деньги. Что все можно купить. Вы не знали меня и сразу обвинили во всех смертных грехах. Поставили в положение, в котором я должна была оправдываться, что я не верблюд. Но я не обязана ни перед кем оправдываться. Разве вы не поняли, почему я ушла? – И Эллочка, гордая собой, прямо посмотрела на Окунева.
– Почему вы думаете, что я считаю, что главное в жизни – деньги? И что все можно купить? Вы не знаете меня, а так сразу во всем обвинили? Может, у вас просто сработал стереотип? Сейчас вы поставили меня в положение, что я должен оправдываться. Разве вы не поняли, почему на самом деле я пригласил вас в ресторан? – Окунев, хитро улыбаясь, наблюдал за ее реакцией.
Эллочка сначала обалдела, затем засовестилась, потом покраснела. Были, были у Эллочки мысли, «почему на самом деле он пригласил ее в ресторан»... Просто она боялась в это поверить. И тут же Эллочка почувствовала, что никакой стены уже между ними нет, а есть только то, что было в начале в ресторане, – легкость и свобода. И это ее добило окончательно.
– Хорошо, – опередил Окунев ее ответ, который она, впрочем, еще была не в состоянии сформулировать, – я скажу вам серьезно. Вы мне нравитесь, Элла Геннадьевна. Я уже давно отчаялся встретить женщину, которой от меня не нужны были бы в первую очередь деньги, а во вторую... во вторую тоже деньги и в третью – они же. Я... – Он встал из-за стола и теперь как-то неопределенно топтался между ним и окном. – Я, встретив вас, вдруг поверил, что это возможно... Я хотел вас проверить... Даже после того, как ваша подруга мне все это рассказала... Понимаете, я уже несколько раз ошибался в людях. Короче... Элла Геннадьевна, давайте забудем о том, что было. Я снова приглашаю вас в ресторан. В семь за вами заедет «Волга». А сейчас идите, идите скорее и не думайте ни о чем плохом.
