Эмма Ричмонд - Больше чем счастье
— Прошу вас, Мелли, — не выдержал Дэвид. — Простите меня, это я во всем виноват. Когда я говорил с вами — вы понимаете, Чарльз взял с нас всех слово, что мы не скажем вам о доме, чтобы был сюрприз, и, когда неожиданно позвонила Фабьенн, я так боялся чего-нибудь ляпнуть, что совсем перестал соображать. До меня потом дошло, что вы во Франции. Как ни странно, я не подумал об этом. Позвонила Фабьенн, а я почему-то решил, что вы говорите из Англии. А когда сообразил, что Фабьенн-то не может быть с вами… — Вид у него был совсем смущенный, и он явно сердился сам на себя за то, что не может толком ей все объяснить.
— Но она ведь вам все рассказала, я сама слышала! — настаивала Мелли со слезами в голосе.
— Нет. — Он нахмурился. — Она сказала: «Подтверди Мелли, что не знаешь, где Чарльз». Я так и сделал.
— Нет, она говорила, она говорила… я не помню ее слов, но она точно сказала вам, что я там, в доме, — настаивала Мелли. — Она сказала, что Чарльз уехал, что он убежал, потому что не хочет ответственности за меня и ребенка, что она не знает, где он, и что если я не верю ей, то могу спросить у вас!
— Нет, — испугался Дэвид. — Нет, она не могла такое устроить… Я знаю, что она не позвонила вам вовремя, но она не могла солгать. Послушайте, раздался звонок, я снял трубку, и Фабьенн сказала: «Это я», а я ответил: «Подожди минуту, я выключу радио», — потому что я плохо слышал, что она говорит. Я положил трубку и пошел выключать радио, потом снова подошел к телефону, и она попросила: «Скажи Мелли, что не знаешь, где Чарльз», и я сказал, — повторил он, — потому что, правда, не знал, я имею в виду, не знал, что он в больнице.
— А за то время, что вы отходили от телефона, — осторожно предположил Жан-Марк, — ваша милая женушка успела сказать все, о чем толкует Мелли, но так, что, кроме них двоих, этого никто не услышал.
— Ну что вы, — попытался вступиться за жену Дэвид, — она, конечно, могла сочинить эту чепуху, чтобы заставить Мелли вернуться в Англию, потому что не знала, что придумать, чтобы не выдать секрета, и повезла в порт, растерявшись и не зная, куда еще ее отвезти… Я думаю, вы ее неправильно поняли, — заключил он беспомощно, обращаясь к Мелли, — но, похоже, и сам был не удовлетворен своей малоубедительной версией.
Все молчали, не зная, что сказать, и первым нарушил тишину Чарльз. Взглянув на Жан-Марка, он попросил:
— Постарайся их всех выставить, ладно? Поблагодари, что пришли, и скажи, мы устроим настоящее новоселье в другой раз.
— Хорошо. А вам с Мелли есть о чем потолковать, я думаю. Идем, Дэвид, — и он осторожно подтолкнул растерянного мужа Фабьенн к двери в гостиную.
— Прошу тебя, — обратился к ней Чарльз. — Идем наверх, там будет спокойнее.
— А как насчет дочки?
— Жан-Марк побудет с ней. Пошли. — По-прежнему держа ее за талию, он повел ее вверх по причудливой винтовой лестнице на второй этаж и, открыв одну из дверей, пропустил вперед.
Детская — ей показалось, что она спит наяву, что это deja vu. Точно такая, как в старом доме, разве немного побольше, но в остальном — точная копия. Занавески, ковер, обои…
— Все так же, — прошептала она удивленно.
— Ну, разумеется! — заявил он уверенно. — Лоретт только стала привыкать, зачем же сбивать ее с толку?
— Конечно, — согласилась Мелли. Хлюпая носом, она подняла на него опухшие от слез глаза.
Он взял ее за руку, подвел к двери в углу комнаты и предложил открыть ее.
— Твоя комната, — объяснил он.
Здесь тоже все было как раньше. Постояв немного в растерянности, она присела на край кровати. Все происходящее казалось ей бессмысленным. В старом доме всем хватало места, а этот, новый, нравился ей, не ему, не мог же он купить его ради нее! Не мог, и все тут!
— Зачем? — только и спросила она.
— Тебе же он нравился…
— Ой, Чарльз, — перебила Мелли, — с меня довольно. Хватит играть в игрушки! Ты не любишь меня, не доверяешь, так к чему говорить, что пошел на огромные расходы ради моей прихоти, не трать понапрасну слов! — Голос ее сорвался, она судорожно глотнула и затем решительно потребовала: — А теперь прошу, скажи все, как есть!
Он стоял напротив нее, скрестив ноги, руки в карманах.
— Неправда, что не люблю…
— Чарльз, перестань юлить! Отвечай!
— Соблазн, — пояснил он.
— Какой еще соблазн?
Подняв голову, он посмотрел на нее. В его обычно спокойных серых глазах было заметно волнение.
— Чтобы ты осталась!
— Но я бы и так осталась!
— Осталась со мной? Я был уверен, что ты меня возненавидела после всего, что я натворил.
— Ничего подобного, — прошептала она.
— В таком случае… — Он набрал воздуха и решился продолжить: — Мне надо тебя кое о чем спросить, но я не знаю, с чего начать.
У нее появилось жуткое предчувствие, что она точно знает, что именно сейчас произойдет, и, прежде чем ответить, она крепко сжала кулаки и наконец твердо сказала:
— Просто спроси, и все.
— Хорошо. Ты все еще любишь меня? — Вопрос прозвучал грубовато.
— Что?
— Мелли!
Отвернувшись, она посмотрела на детскую кроватку.
— А зачем тебе знать?
С напускным равнодушием он объяснил:
— Я пытался спросить у тебя, когда родилась Лоретт, и после, но у нас обоих не оставалось времени для себя. Ты была занята дочкой, недосыпала, падала с ног от усталости. Мысль о твоей «страсти» не шла у меня из головы. Я не мог понять, поверить, что обычные, нормальные люди могут быть подвержены безумию — до той минуты, пока мне не сообщили, что ты рожаешь. Знаешь, Мелли, когда я позвонил в больницу, разговор с доктором перевернул мне всю душу. — Видимо, он вспомнил тот день, и голос его дрогнул, но он взял себя в руки и продолжал: — Доктор Лафарж сказал мне, что опасается за ребенка и за твое здоровье тоже, он объяснил, что у тебя высокое давление, что ты утомлена, подавлена, а ребенок по-прежнему не принял нормального положения. Чтобы врач сказал, что он беспокоится… — Судорожно глотнув, Чарльз договорил: — В общем, он сообщил, что они намерены тебя прооперировать, посоветовал мне срочно приехать. Я добрался до клиники через пять минут после того, как тебя увезли в операционную. В страхе мерил шагами проклятый больничный коридор, чувствуя себя беспомощным, бесполезным, не способным хоть чем-то помочь. Я так хотел быть там, с тобой, чтобы просто держать тебя за руку! И тогда я стал вспоминать то, что ты сказала о любви, о потребности, желании делать что-нибудь, быть рядом… Я до того боялся, что могу тебя потерять… Когда послышался сигнал, и два врача пробежали мимо меня, влетели в операционную, я подумал, что совсем плохо. Потом, когда наконец дверь открылась и они вывезли тебя, мне показалось, что прошли годы. Рядом с каталкой шла сестра с маленьким свертком в руках. Передав его мне, она сказала: «Поздравляю, у вас чудная доченька». Ох, Мелли, — признался он, — я не могу передать тебе, что ощутил, я даже не мог себе представить, что способен на такое! Я люблю ребенка. Люблю куда сильней, чем мог вообразить! Когда гляжу на нее, держу на руках, я иногда пугаюсь. А вдруг с ней что-нибудь случится? Я не смогу этого пережить, Мелли. Когда она плачет, а я не знаю отчего, то начинаю понимать, что значит быть бессильным помочь, успокоить. — Он остановился, подумал и не терпящим возражений тоном добавил: — В общем, я хочу, чтобы ребенок остался здесь!