Анна Яковлева - Жених для ящерицы
Ждать долго не пришлось.
Мы с Тихомировым только отужинали, когда по соседству завелись «жигули», двор заволокло выхлопными газами, стукнули ворота и, удаляясь, затарахтел двигатель «девятки».
Уши мои поневоле ловили каждый шорох в наступившей тишине. А что, если Степан на этот раз оставил Тихона дома?
– Ты чего такая напряженная?
Из всех неудобств, которые создавал следователь, первым была потерянная свобода действий. Я все время чувствовала себя под колпаком.
– Немного болит поясница, – не придумала я ничего лучше.
– Ложись, я сам уберу, – проявил сострадание Тихомиров.
– Спасибо.
– Давай я тебе массаж сделаю, – благодушествовал Дмитрий.
Отличная мысль, но такая несвоевременная! Повторить опыт с массажем в данный момент я бы не рискнула, тем более в нижнем отделе позвоночника.
– О! Это лишнее!
– Если что-то понадобится, не стесняйся, зови.
– Да, конечно.
Я действительно ушла к себе и легла, прислушиваясь к шуму воды на кухне, к звяканью посуды и шагам Тихомирова. Вот Дмитрий принял душ, вот зашелестел документами.
Наконец, скрипнула кровать, и все стихло.
Я не спешила – выждала разумное время на случай, если Дмитрий еще не спит или если Степан вернется, и на разные другие непредвиденные случаи.
Примерно через два часа я захлопнула книжку, прихватила фонарик и выскользнула из дома.
Почти бесшумно (с десяток сломанных веток на ближайших деревьях не в счет) приставила стремянку к забору, поднялась на пять ступенек, обняла трубу, на которую опиралось ограждение, и спрыгнула во двор Степана.
О том, чтобы проникнуть в дом через дверь, я даже не помышляла. Окна – вот что занимало мое внимание.
Обойдя дом, я проверила рамы, в надежде, что хотя бы одна окажется открытой, и не ошиблась – окно в спальню было легкомысленно распахнуто.
Поборов легкий приступ паники, я влезла на завалинку, подтянулась и юркнула в окно.
Ничего не произошло: мне в глаза не ударил луч прожектора, люди в масках не скрутили меня и не надели наручники. Я ждала гласа Божьего или, на худой конец, злобного рычания Тихона, но никому не было дела до Витольды Петуховой, забравшейся в чужой дом.
Это меня вдохновило, и я включила фонарик.
Если бы в мой дом нагрянули посторонние, вряд ли они застали бы такой марафет: кровать застелена, все в образцовом порядке, вещи нигде не валяются, пол чистый. «Степан, однако, зануда с комплексами. Аккуратист», – осветив комнату, неприятно удивилась я.
Цель моего вторжения представлялась мне предельно ясной: найти в доме улики, изобличающие автора анонимных писем.
Изобличить автора могли лимон, таблетки хлорида кобальта, ватные палочки (возможно, именно их обмакивает в раствор К. М. и использует в качестве ручки) и крахмал.
Согласна, не такой эксклюзивный набор инструментов. В каждом доме могут обнаружиться лимон и ватные палочки и даже крахмал. Что касается хлорида кобальта… Степан не держит крупного рогатого скота, а если быть до конца честной, то и мелкого тоже не держит (Тихон не в счет).
В каждом ли доме присутствует крахмал? Только не у одинокого мужчины. Зачем, например, Степану картофельная мука? Варить кисели? Крахмалить белье? Вот уж вряд ли…
Размышляя подобным образом, я обследовала кухонные полки и шкафы.
Тонкий луч фонаря осветил нехитрые запасы: крупа пшенная, пакет овсянки, гречка в банке, горох, сахар, лапша быстрого приготовления, спагетти в пакетах, чай. Содержимое одного из пакетов рассыпалось – непорядок, дорогой Степан Михайлович, непорядок…
Степан не использовал крахмал в хозяйстве – это было очевидно.
На всякий случай проверила все еще раз – с тем же результатом.
Холодильник оказался самым скучным местом в доме – его полки поражали хирургической чистотой и аскетически убогим выбором продуктов.
Яйца, пиво, колбаса – и все. По всей видимости, Степан сидел на какой-то авторской диете.
В последний момент я решила заглянуть в ванную. Здесь можно было, не опасаясь случайных глаз, включить свет.
Полка под зеркалом могла конкурировать с холодильником – никакой воли воображению: пластиковый стаканчик со щеткой и помазком, два сплющенных тюбика с кремом и… ватные палочки…
Глаза не отпускали, держали в фокусе пакет с обоймой готовых к употреблению, ощетинившихся средств гигиены. Ну и что?
Взгляд заскользил дальше: пачка порошка и гель для удаления ржавчины на самодельной полке, застеленной клеенкой. Шампунь от блох и щетка с шерстью Тихона. Что ж вы так, Степан Михайлович? Щетку-то надо чистить!
Вылазка не внесла никакой ясности и душевного покоя тоже не принесла.
Я вернулась в спальню, забралась на подоконник и… попала прямо в объятия следователя Тихомирова.
– Рассказывай, – Тихомиров был по-отечески строг, – иначе я тебя привлеку.
– Куда привлечешь?
– К ответственности по статье 139, незаконное проникновение.
– Проникновение?
– Да! Слышала о таком?
Я сочла за лучшее промолчать: слова «привлеку» и «проникновение» вызывали у меня другие ассоциации. Какие все-таки эротоманы эти преступники! Или те, кто пишет законы? Хм.
– Дим, я же ничего не украла.
– Это не важно. Ты влезла в чужой дом. Зачем?
– Просто.
– У тебя тайные пороки?
– Да! – ухватилась я за подсказку. – Это со мной давно уже. С детства. Думаешь, почему со мной родня знаться не хочет? У меня же в Заречье двадцать шесть родственников – все Петуховы! Вот поэтому – потому что я по ночам проникаю. В чужое жилище… Первый раз я это сделала – ну, проникла то есть, когда мне было шесть лет. Бабушка думала, что это лунатизм, испугалась, меня показали врачу. Врач не нашел никаких отклонений, прописал витамины и режим. Витамины я любила, а режим просто ненавидела. Меня заставляли спать днем. Ненавижу спать днем. А тебя не заставляли? Это очень травмирует ребенка – насилие. Я притворялась, что сплю, а на самом деле просто лежала. Бабушка контролировала меня, замечала дрожание ресниц, брала детскую кисточку для рисования, макала ее в воду и проводила по моим глазам со словами «Заклеим Вите глазки». И я от испуга засыпала. Представляешь? А ночью мне, естественно, не спалось, и я придумывала, чем заняться. И опять проникала в это самое… в чье-нибудь жилище. Сначала меня ловили, а потом я стала хитрей и успевала вернуться в постель прежде, чем обнаруживали мое отсутствие.
Преданно, до идиотизма, глядя в глаза следователю, я несла эту чушь и диву давалась! Во-первых, сама по себе невротическая тяга к вранью была для меня новостью. Во-вторых, остановиться я не могла, хотя плела чушь несусветную. Ой-ой-ой!
– Витюша, ты меня за лоха держишь? – Дима смотрел на меня с каким-то новым выражением в глазах – как на урода из Кунсткамеры.
