Наталия Рощина - Лучше не бывает
– Здравствуйте, вы к кому?
Дверь открыла женщина неопределенного возраста. Ей, наверное, за пятьдесят, но не это было важно. Подслеповато щуря глаза, она пыталась навести резкость. Перед Дмитрием стояла Полина, только лет на двадцать старше той, что он знал. Ну, конечно, глаза, овал лица, разлет бровей и линия рта, все узнаваемо.
– Маргарита Петровна? – очаровательно улыбнулся Шахов, но в этот миг добродушное лицо женщины исказила гримаса гнева. Дмитрий машинально сделал шаг назад, прикрываясь букетом, словно щитом.
– А вы, если я не ошибаюсь, Дмитрий Павлович? Лицо, так сказать, с обложки.
– То, как вы произнесли мое имя, гарантирует полное отсутствие гостеприимства.
– Была бы я мужиком, я бы вас, голубчик, с лестницы спустила! – прошипела Маргарита Петровна, запустив пятерню в поседевшие русые волосы.
– Думаете, я этого заслуживаю? – Он вложил в слова столько смирения, столько раскаяния, что это не могло не подействовать.
– Сто процентов.
– Я не был бы так категоричен.
– Вам, собственно, что надо? – Маргарита Петровна взгромоздила очки на переносицу. Теперь она не щурилась и выглядела весьма солидно.
– Вы принадлежите к тому типу женщин, которым идут очки. – Шахов решил действовать проверенным способом.
– Это вы к чему?
– К слову.
– Тогда вот вам мое слово – убирайтесь!
– Не могу. Мне нужна Полина. Очень нужна!
– Нужна? Очень? – Маргарита Петровна пощелкала языком. – Ай-яй-яй, какая драма!
– Я не шучу. Это вопрос жизни и смерти! – Шахов решил идти ва-банк.
– Помирай, голубчик! У меня ее нет.
– Дома ее тоже нет.
– Уже побывал?
– Где же она?
– Отпуск взяла и уехала.
– Отпуск? Осенью?
– Кому как нравится. – Маргарита Петровна нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. – Короче, всего доброго. Больше не являйтесь. Имейте совесть.
Дверь снова была закрыта, а Шахов так и остался стоять с невероятным букетом ромашек. Дмитрий не сходил с места. Он не мог пошевелиться. Представить, что Полина решила отдохнуть, не получалось. Она должна мучиться, страдать, ждать его возвращения, а вместо этого взяла отпуск и… Куда она уехала? С кем? Рука сама потянулась к звонку.
– Ну что еще? – На этот раз дверь открылась сразу. Наверняка Маргарита Петровна не отходила от глазка, наблюдая за нежданным гостем.
– Где я должен искать ее?
– В своем сердце.
– Маргарита Петровна, помогите мне, – он потер нахмуренный лоб. – Вы должны мне помочь!
– Назовите хотя бы одну причину…
– Я сделаю вашу дочь счастливой.
– Пока вы сделали ее несчастной. – Маргарита Петровна покосилась на цветы. Дмитрий спохватился и протянул ей букет. – Спасибо, но я люблю розы.
– В следующий раз я исправлюсь.
– Вы уверены?
– В чем?
– Что он состоится, этот ваш следующий раз? – Маргарита Петровна нехотя взяла ромашки. Осторожно провела рукой по белым лепесткам. – Ей бы понравилось.
– Где она?
– Я могла бы сказать, что она отдыхает не одна…
– И я вам не поверил бы.
– Почему?
– Полина не может так быстро забыть меня, – вздохнул Шахов.
– Ишь какой!
– Помогите, и я вам друг навеки.
– У меня своих подруг достаточно. Причем преданных, не чета некоторым. Заберите ваш букет. – Маргарита Петровна хмурилась, но Шахов включил обаяние на полную катушку. Открылись шлюзы экстренного безотказного влияния. Женщина сдалась. – Она убьет меня, если узнает, что это я помогла вам найти ее.
– Ни за что не выдам вас.
– Поклянитесь!
– Клянусь! – Шахов сложил ладони. – Ну, говорите же…
Вскоре машина мчала Дмитрия на дачу лучшей подруги Воробьевой, куда Полина сбежала ото всех и, прежде всего, от себя самой. Уединение должно было помочь ей обрести душевный покой. Об этом она сказала матери, Марку Иосифовичу, подруге, согласившейся приютить ее.
Сказать легко, сделать сложнее. Почти невозможно. Полина то и дело плакала, благо свидетелем ее слез был лишь дворовой пес Магеллан. Сначала он тихо скулил. Потом стал громко лаять, как будто хотел заглушить плачь Полины.
– И ты меня не понимаешь… – Вытирая слезы, Воробьева не решалась приблизиться к псу. Тот скалился и норовил избавиться от цепи.
В один из хмурых вечеров его лай стал особенно невыносим. Полина набросила шаль и вышла во двор. По другую сторону забора стояла машина, не узнать которую было невозможно. Внутри что-то оборвалось. В первое мгновение Полина решила спрятаться и не выходить ни под каким видом. Никто не заставит ее разговаривать с этим человеком. Но из открытой двери машины уже выходил Шахов. Его цепкий взгляд остановился на Полине, а сама она, словно под гипнозом, оперлась о стену дома.
– Поля! Здравствуй, Поля!
В его руках пестрел огромный букет ромашек. Воробьева не знала, что час назад Маргарита Петровна великодушно отказалась от него в пользу дочери.
«Для нее это важно. К тому же этот знак внимания хоть как-то поможет вам, Дмитрий Павлович. Не знаю, что и сказать… Она очень страдала». – Теперь Шахов размахивал букетом, как белым флагом перемирия.
Медленно двигаясь по извилистой дорожке к воротам, Полина боролась с волнением. Зачем Шахову понадобилась эта демонстрация: «Я помню, что ты любишь, детка, я все помню». Он хочет получить прощение или поставить окончательную точку? Если Дмитрий за что-то берется, он доводит это до конца. Устоять перед его напором и обаянием невозможно. Он знает это и беззастенчиво пользуется. У Полины ноги подкашивались. Она смотрела на улыбающееся лицо Дмитрия и не могла понять, как вести себя. Растерянность, обида, жалость к себе сплелись в тугой клубок. Ком застрял в горле. Полина запретила себе плакать. Он не увидит ее слез. Бездушный жестокий человек. Она не простит его предательства. Он ведь за этим сюда приехал? Ничего не выйдет. Она не мячик для пинг-понга: шарик налево, шарик направо. Хочу играть – играю, не хочу – не смотрю даже в сторону стола.
Полина не спешила открывать ворота.
– Здравствуй! – Шахов прильнул к забору.
Неловко перекладывая букет из одной руки в другую, Дмитрий как будто решал, сможет ли просунуть его в пустоты забора. Несмотря на прохладный вечер, Шахову было жарко, душно. Ворот любимого свитера сдавливал горло. Главное, что она молчала. Смотрела на него, не проронив ни звука.
– Поля, нам нужно поговорить. – В ответ ее брови удивленно взметнулись вверх, на мгновение застыли и вернулись в прежнее положение.
Залаяла собака. Шахов бросил ищущий взгляд в глубь двора.
– Пес на цепи? – Полина молчала. – Нам нужно поговорить. Поверь мне, это важно и для тебя, и для меня. Ты хочешь, чтобы я говорил прямо здесь? Мне мешает забор, Поля. У меня ничего не получится. Ты же позволишь мне войти?
