Была холодная зима - Ольга Ивановна Маслюкова
— Признаюсь тебе: сколько раз гадала, карты всегда показывали, что убил ее Тагар. Я никогда не сказала бы тебе, но сейчас…
— Врут твои карты! Не мог он. Любил ее.
— От ревности и убил. Он же сказал, что и тебя убьет.
— Да, сказал. Но это в момент гнева. Деньги-то сумасшедшие. Что сгоряча не скажешь…
— Он действительно на все способен.
— Все, Лачи, все. Хватит на сегодня. Слишком много всего. Мое сердце не выдержит.
— Пошли отдыхать. Этот чай хороший, успокоит тебя. Будешь крепко спать.
На следующий день рано утром, когда еще только поднималось солнце и в доме все крепко спали, во двор въехала легковая машина с прицепом. Из нее вышли Тагар и двое мужчин. Они сразу пошли к колодцу. Вскоре вытащили наверх все, что было в тайнике, погрузили в прицеп, накрыли брезентом и обвязали веревками. Из дома так никто и не вышел. Мужчины вошли в конюшню, вилами вытащили наружу все сено, которое там было, обложили им одну из стен дома, облили бензином и подожгли. Потом сели в машину, и водитель дал полный газ.
Лачи проснулась от едкого дыма, который через открытое окно шел в их спальню. Она вскочила и, увидев за окном пламя, начала кричать:
— Баро, вставай! Горим!
Мужчина бросился в спальню дочери. Он прикрывал нос и рот рубашкой, которую схватил со стула, стоявшего возле кровати. Дым быстро заполнял комнаты. Баро подхватил на руки сонную дочь. Та, не сразу сообразив, что происходит, закричала:
— Папа, что случилось?
Потом он потащил ее за руку вниз по лестнице. Пламя огромными красными языками уже охватило весь дом снаружи и кое-где врывалось внутрь. Баро споткнулся, падая, ударился головой о ступеньки. Лулу трясла за плечи неподвижно лежащего отца, пытаясь привести его в чувства. Кашляя и закрывая полотенцем лицо, подбежала Лачи. Они вдвоем потащили Баро к дверям.
— Папа, папа, вставай! Мы сейчас сгорим!
— Дочка, спасайся, уходи, — прошептал Баро и закрыл глаза. Лачи упала ему на грудь и стала кричать, заламывая руки.
Комната наполнялась дымом, пламя уже ползло по шторам, тлели ковры, загоралась мебель. Лулу открыла дверь, огонь тут же обдал жаром ее ноги. Она выпрыгнула на улицу через горящие ступеньки. Упав, Лулу стала кататься по земле, закрывая лицо. Она старалась потушить ночную рубашку, которая успела загореться. Когда огонь перестал жечь ее оголенные плечи, она с ужасом посмотрела на пылающий дом. Не чувствуя боли, билась в истерике и звала родителей…
Очнулась девушка в больнице. Она не помнила, как попала туда. Открыв глаза, увидела перед собой брата.
— Шуко… — прошептала она.
— Слава Богу, ты пришла в себя!
— Где родители?
— Не волнуйся, поговорим позже.
Она протянула к нему руки и увидела, что они все в бинтах. Дотронулась до головы, она тоже была забинтована. Из ее глаз покатились слезы.
— Не плачь, — успокаивал брат. — Мы за все отомстим.
— Я не хочу больше жить, — чуть слышно прошептала Лулу.
— Не говори такое. Мы вылечим тебя. В палату вошел доктор.
— Пожалуйста, подождите в коридоре, — сказал он, обращаясь к мужчине.
— Лулуди, будь умницей, — обратился доктор к девушке. — Ты родилась в рубашке. Могло быть гораздо хуже. Посмотри, твое красивое лицо не повреждено. А с остальным мы справимся.
— Доктор, зачем вы меня спасаете? Я теперь буду уродиной. А мне ведь только 18 лет…
— Все будет хорошо. Знаешь, какие чудеса теперь творит медицина?
Он поправил капельницу, посмотрел на убывающее лекарство и вышел. Увидев в коридоре Шуко, обратился к нему:
— Я понимаю, сколько горя сейчас в вашей семье. Убедительно прошу не сообщать Лулуди о смерти родителей. Это известие убьет ее. Если хотите, чтобы она осталась жива, постарайтесь пока избегать этой темы.
— Хорошо, — пообещал брат.
Доктор отправился в следующую палату, а Шуко вернулся к сестре.
Глава 26
Самолет выпустил шасси и стал готовиться к посадке. Ивану показалось, что гул двигателей усилился, воздушное судно начало потряхивать. Сильный толчок в момент соприкосновения со взлетной полосой окончательно успокоил его. «Ну вот и всё. Я на другой земле, начинаю новую жизнь».
Он получил багаж, прошел таможенный и пограничный контроль и направился к выходу в зал, где, как договаривались, его должен был встретить друг.
— Иван! — услышал он голос Эрвина. Тот радостно махал рукой и шел навстречу.
Мужчины обнялись.
— Дружище, как я рад видеть тебя! — похлопывая Ивана по плечу, повторял Эрвин.
Они сели в машину. Иван смотрел в окно, разглядывал улицы хорошо знакомого города. Он часто бывал здесь в командировках, да и отдохнуть приезжал. Но сейчас чувствовал себя совершенно иначе. Это не был прежний Алексей. Человек с другим именем, другой фамилией.
— Иван, не молчи, — взглянув на задумавшегося друга, попросил Эрвин.
— Понимаешь, смотрю на эти здания и вспоминаю нашу последнюю встречу.
— Ирма ждет нас.
— Ты уже все ей рассказал?
— Нет. Я только сказал, что ты жив. Сам все расскажешь. Ты же меня просил.
— Все, все расскажу, друг. Пока мне везет.
— Да, твоя черная полоса прошла. Теперь наступает белая. И я тебе помогу.
Машина скользила по безупречному асфальту. Эрвин был хорошим водителем. Иван подумал, что и он когда-то лихо водил машину. Посмотрел на друга и решил: «Ничего, скоро и я сяду за руль».
Они подъехали к респектабельному коттеджу. Его окружала живая изгородь из искусно подстриженного кустарника, газон роскошным ковром покрывал не замощенную часть.
— Эрвин, за то время, что я не был здесь, у вас появился чудесный садик, — восхитился Иван.
— Да, наш садовник — настоящий волшебник. Диву даюсь, насколько богатая фантазия у этого человека.
Пока они разглядывали дом и участок, им навстречу выбежала Ирма, высокая худощавая женщина лет тридцати, с пышными белокурыми волосами. Она сразу обняла Ивана.
— Алексей, ты жив! Слава Богу! Когда ты пропал, мы так переживали! У Эрвина даже давление поднималось, а ведь раньше никогда не прыгало. Господи, я не верю своим глазам! Ты такой красавец, хорошо выглядишь, — сыпала она комплиментами. — Проходите, располагайтесь. Эрвин, покажи Алексею его комнату. Сейчас будем ужинать. Ты, наверное, проголодался. Ирма накрывала на стол в летней беседке. К этому располагали и прекрасная погода, и вид ухоженного дворика. Настежь открытые большие окна, обрамленные бирюзовыми шторами, давали возможность наслаждаться свежим воздухом и ароматом садовых цветов.
— Эрвин, нужно, чтобы Ирма называла меня Иваном, — сказал Алексей, когда хозяйка удалилась на кухню.
— Я говорил, но она забыла. Ей пока трудно перестроиться. Да и я еще не могу
