Дом, в котором пекут круассаны - Лана Фиселлис
Адалин приходится вернуться за телефоном, снять его с зарядки, чтобы потом снова оказаться около окна, упираясь копчиком в подоконник. Половина первого ночи, а у неё сна ни в одной глазу. Всё внутри клокотало, кричало, не давало покоя. И дело было не в хорошенькой внешности Стрелецкого — Адалин видела в своей жизни мужчин куда красивее. И даже не в том, что девочкам нравились “плохие парни” — потому что сама Адалин не такая уж и хорошая, а Илья не такой и плохой. Дело было, наверное, в особой атмосфере между ними.
Вуд снова лениво уставляется в экран телефона, смотрит на собственные фотографии и улыбается тепло, пока предаётся воспоминаниям. Вот какая-то дурацкая фотография с Тоином с прошлого года на Коачелле; тут они втроём с Ником на террасе какого-то кафе в Париже. Адалин мотала всё ниже и ниже, пока на фотографиях не появилось ещё одно лицо — рыжеволосая девушка, ослепительно улыбающаяся прямо в камеру, из-за чего её нос забавно морщился. Улыбка медленно сползла с губ Адалин, пока она излишне долго всматривалась в фотографию. Следовало бы удалить её, как и все остальные, но Адалин не могла. Жизнь Дафны навсегда отпечаталась в её собственной жизни, и нажать кнопочку delete, означало, что Аде предётся вырвать из своей жизни целый кусок.
Телефон вдруг завибрировал в руках, вырвав Аду из оцепенения. Сверху вылезло окно уведомления. Неизвестный номер. У Адалин всё внутри вдруг резко похолоднело. Это был её личный номер — не рабочий. Кто вообще мог звонить настолько поздно по личному номеру телефона? Возможно, её брат снова решил неудачно пошутить, из-за чего у Ады мурашки побегут по загривку? Дрожащие пальцы смахивают звонок, принимая его, и Вуд тут же прикладывает телефон к уху.
— Алло? — её голос нерешительный, тихий, слегка дрожащий.
— Адалин? Прости, я разбудил тебя? Это я, Илья.
Она не сразу узнаёт его голос, искаженный динамиком телефона. Не сразу признаёт его скорее из-за того, что поверить не могла, что он позвонит ей так скоро. Ада молчит, но теперь от шока, и Илья почти тут же начинает говорить.
— Я соскучился. И, м-м… не хочешь выйти ненадолго? Просто поговорим пару минут. Или я могу тебя кое-куда свозить. Тебе, возможно, не понравится, но это то, что я хотел бы тебе показать.
Адалин зависла, вслушиваясь в его слегка взволнованный лепет. Карие глаза уставились перед собой в темноту, пока шестерёнки в голове со скрипом поворачивались. Своим появлением Илья Стрелецкий наводит в её жизни хаос. За последнюю неделю с ней случилось столько всего, чего не случалось годами. Он меняет её привычный уклад жизни — пятнами краски оставляет яркие воспоминания.
— Звучит, как что-то безумное, — Адалин сама не замечает, как переходит на шёпот, опасливо поглядывая на закрытую дверь спальни Жени. — Ты далеко?
— Я уже на месте, пташка.
Уголки губ Ады дёрнулись. Ну, конечно! Она резво обернулась через плечо, упираясь свободной рукой в подоконник и в слабо освещённом дворе улавливает линии отблеска фар мотоцикла. И вдруг улыбается ещё шире.
— Мой лучший друг говорит, что спонтанность до добра не доведёт. Особенно с незнакомцами, — Адалин прикусывает нижнюю губу, ещё сохраняя в себе остатки благоразумия, но весёлый тон её голоса всё равно прорывается.
— Правда? А мне мой лучший друг говорил, что спонтанность одна из самых прекрасных вещей на свете, — голос Ильи, вторя её собственному, становится несдержанным и весёлым. — Если тебе будет комфортнее, я могу дать номер своей сестры или матери, чтобы ты могла бы отправить его кому-нибудь из своих друзей. Но я уверяю, что не причиню тебе вреда. Просто хочу показать тебе одну из сторон своей жизни, прежде чем ты решишься сходить со мной… на прогулку ещё раз. Ты можешь отказаться, пташка, и я верну тебе кольцо.
“Спонтанность одна из самых прекрасный вещей на свете”. Аде хотелось этого несмотря на то, что мозг метался по черепной коробке и пытался достучаться до неё. Она желала ощутить эту свободу в волосах, в щемящем сердце и в ликующей душе. В прошлом Ада сбегала из дома вечерами — но это не тоже самое. А после смерти Дафны она и вовсе замкнулась в себе. Разве не правильнее будет сейчас послушать свои желания?
— Мне нужно минут десять, чтобы одеться, — Вуд сама поверить не могла, что так быстро соглашается. — И если Женя взбесится, успокаивать её будешь ты.
Мягкий смех коснулся её ушей, и Ада чуть сощурилась, прикусив нижнюю губу.
— Идёт, пташка. Выполню роль твоего рыцаря и защищу тебя от злого огнедышащего дракона Павлецкой, — тихо хохотнул Илья.
— Пожалуй, именно этого Женя слышать не должна, — Адалин приваливается плечом к косяку окна, последний раз скользнув глазами по отблеску фар. — Пять минут и я спущусь. Я, конечно, много слышала про Питер, но не думаю, что стоит гулять по городу в пижаме. Постарайся не трогать дракона.
Адалин быстро сбрасывает трубку, начиная максимально тихо доставать вещи. Простые джинсы с потертостями на коленях, обычной футболке на пару размеров больше, а сверху толстовка, чтобы не замерзнуть. Пусть сейчас и было начало лета, но Вуд уже успела убедиться на собственной шкуре, что погода тут бывает обманчива. С волосами Ада не стала заморачиваться, и просто заплела их в лёгкую косу. На всякий случай, ещё раз почистила зубы и умылась. Схватила телефон и ключи от квартиры, и скользнув в кроссовки, тихо закрыла за собой дверь квартиры.
Воодушевлённая Ада быстро спускалась с третьего этажа по плохо освещенному подъезду — или как бы сказала Женя, закатив глаза, “Парадная, Ада. Ты же не в Москве”. Такие тонкости Вуд ещё не запомнила, но немного покосившиеся ступени, истоптанные в середине, обшарпанная на стенах краска должна была бы заставить Аду удивиться или сморщить носик от запаха или вида — однако, пожалуй, именно в Париже Адалин впервые увидела огромную жирную крысу, перебегающую дорожку парка. Уж антуражик старых петербургских парадных её не удивлял.
Прохлада ночного воздуха кусает за обнажённые щиколотки между кромкой джинс и кроссовок. Эта прохлада неожиданно отрезвляет Аду и заставляет замедлиться. Она поступает безрассудно и, возможно, даже глупо. Не по взрослому, как бы сказал отец, скептически сверкнув глазами. Для него всё должно быть практично, никакого отступления от намеченных планов и для глупых чувств и эмоций места в его сердце тоже не было. Адалин всегда удивлялась,
