Агатовый браслет - Екатерина Владимировна Овсянникова
– Спасибо. Рада с вами познакомиться, – любезно ответила я, уважительно склонив голову.
– Ой, а я-то как рада, – женщина лукаво улыбнулась во все оставшиеся зубы. – Не каждый день Генрих девушек домой приводит, еще таких очаровательных и добрых. Так, всё, хватит нам лясы точить. Иди лечиться!
Женщина шутливо подтолкнула меня в дом, тихонько прикрыла дверь и пошла обратно. Пожав плечами, я улыбнулась и пошла к зеркалу. Избавившись от мокрого платья, я также занялась прической. Отдыхать все же куда удобнее, когда волосы собраны в косу, а не прилипают к лицу и телу…
Устроившись обратно на диван, я укуталась в плед и стала раздумывать, что делать дальше. Если Аделаида и вправду сохранит мне работу, то надо тогда поскорее выздороветь, чтобы не оставаться нахлебницей у Генриха. Да, как друг он проявляет недюжинное гостеприимство, но разве есть у меня право и дальше здесь оставаться? Я тут оказалась лишь по воле случая, незачем досаждать человеку своим присутствием…
Из раздумий меня вывел подозрительный звук открывшейся двери. Кто же там пришел? Точно не Генрих, ведь времени прошло мало.
– Отдыхаешь? Молодец! – похвалила меня Зельда, поставив на тумбочку рядом с диваном большую железную миску, полную маленьких яблок. – Вот, угощайся. Ударь по хвори вкусной и полезной едой!
– Ой, вы меня так закормите, – усмехнулась я, с аппетитом взглянув на угощение. – Спасибо!
– Перестань, вон какая худющая, – женщина показательно прищипнула свободно болтающуюся на боку ткань платья. – Немного вкусного еще никому не пошло во вред. Да и, чего греха таить, хочется уже скорее взглянуть на здоровую, радующуюся жизни невесту Генриха. Он же мне как внук, с детства его знаю.
Щеки мои резко заалели от смущения.
– Вы не о том подумали, мы лишь просто друзья! Генрих помог мне на время отыскать хоть какое-то жилище, вот и все.
Зельда осуждающе цокнула.
– Зачем же ты так говоришь? Я же видела, как сияли твои глаза при взгляде на парнишку, а уж он-то как рад! Через повязку его очей не видно, но улыбка лучезарная тоже тому доказательство. Еще, я смотрю, он тебе свой семейный браслет подарил. Так что не стесняйся, лучше прими его чувства. Или ты, как и все, стыдишься его болезни?
– Что вы, конечно же, нет! – отмахнулась я. – Генрих – замечательный друг и нам хорошо вместе. Наверное…
Женщина недоверчиво покосилась на меня и потом чуть заметно улыбнулась.
– Тогда я буду с нетерпением ждать твоего выздоровления и других добрых вестей. Будь здорова, Эрика.
– Постараюсь. Спасибо!
Напряженно выдохнув, я откинулась на спинку дивана, посильнее укуталась в плед, взяла из миски одно яблочко и с хрустом надкусила.
Слова Зельды о наших возможных с Генрихом отношениях заставили задуматься. Чего уж греха таить, я и сама осознавала, что привязалась к своему другу. Даже при первой встрече у меня не было мысли о каком-то уродстве парня. Скорее наоборот, тот нежданный гость в дождливый вечер казался мне таинственным и каким-то родным… Несмотря на темную повязку, что прячет его глаза, Генрих с первых минут проявил себя как обаятельный, веселый и добрый человек. А еще он очень гостеприимный – несмотря на некий свойственный холостякам беспорядок, было в этом доме место уюту. Один вон камин чего стоит! И хоть головешки в нем уже не горели, но разум мой еще помнил вчерашний вечер. Сначала горький, как настойка из полыни, а потом теплый и сладкий, как утренний малиновый чай…
Положив в миску яблочный огрызок, я призадумалась, как бы отблагодарить друга. Генрих столько всего для меня сделал, а я ничем ему не отплатила. Наверное, как выздоровею, можно будет навести в этом доме порядок. Да и дворику небольшой уход не помешает. Скосить сорную траву- и уже вид куда прекраснее станет! Такой человек, как Генрих, вполне достоин этого…
Взгляд мой также скользнул на подаренный другом браслет. Зельда намекнула, что это дорогая и важная для Генриха семейная реликвия. Почему же тогда он отдал ее мне? Это знак, как я важна для него? Но разве можем мы быть вместе? Да его горожане засмеют, когда увидят, какая горе-девушка идет с ним под руку…
Наевшись вдоволь яблок, я опять вылезла из-под пледа и окинула взглядом кухню. Спать мне совсем не хотелось, но недуг при этом еще отзывался внутри меня легким головокружением. Мысль возникла незамедлительно: надо приготовить для друга что-нибудь поесть и заняться уборкой, чтоб хоть как-нибудь отплатить за проявленное ко мне добро…
Только вот особого выбора еды в доме не было. В деревянной узорчатой хлебнице хранилось лишь несколько уже знакомых печений и половина краюхи белого хлеба, а в шкафчике рядом – несколько банок варенья. Под мойкой хозяин дома также припас несколько разных видов солений: огурцы, помидоры… Даже лук! В соседнем от хлебницы шкафчике нашлись мука, соль, сахар и перец, а также сушеные травы. Можно было бы приготовить что-то быстрое и вкусное, но вот есть ли тут яйца?
Копченое мясо, картофель, морковь, тыквы, кабачки… Обыскав всю кухню, я в итоге пришла к печальному выводу: яиц в доме нет. Надо бы сходить купить, да вот только дорогу я совершенно не запомнила. В тот злополучный вечер сердце так разрывалось, что я лишь сверлила землю потерянным взглядом, пока Генрих помогал мне добраться до своего дома.
Отыскав свою сумку, я также с горечью осознала, что карта, подаренная Альфредом, насквозь промокла, и весь рисунок на ней размылся. Выйдя на крыльцо, я переводила взгляд то на листок, то на соседние дома в надежде сориентироваться, но ничего не получалось.
– Эрика? А Чего это ты тут делаешь? Разве тебе не нужно отдыхать? – соседка, расхаживающая вокруг большого тазика, доверху покрытого пеной, сверлила меня удивленным взглядом.
– Мне уже немного лучше, и я вот раздумывала о том, какое бы блюдо приготовить, чтобы угостить Генриха, но ничего в голову не приходит: здесь только мука, сахар и варенье, – ответила я, растерянно отведя взгляд и сжав в руках длиннющие рукава платья.
Зельда отвлеклась от стирки и лукаво улыбнулась.
– Генрих мало себе готовит – с его зрением просто невозможно уследить за поджаристой корочкой, например. Поэтому быстро портящиеся продукты он у себя не хранит – банкам в шкафчике ничего не страшно, а хлебом, копченым мясом и печеньем
