Когда развеются миражи - Оксана Хващевская
Юлька услышала, что в ванной перестала литься вода, и, отвернувшись от окна, подошла и включила электрический чайник.
Хлопнула дверь ванной комнаты, и в холле послышались шаги. Прошло еще мгновение, и Матвей в белом махровом халате, с зачесанными назад влажными волосами и капельками воды на груди появился в дверном проеме.
— Ты правда не хочешь пойти со мной, дорогая? — спросил он.
— Нет! — легко ответила девушка и улыбнулась. — Сделать чай или ты спешишь?
— Сделай кофе, пока я буду одеваться, он чуть остынет! — сказал он, внимательно вглядываясь в ее лицо и безуспешно пытаясь отыскать в нем хоть что-то. — Кстати, — помолчав немного, мужчина снова заговорил. — Я тут подумал, близятся праздники, и мы могли бы поехать куда-нибудь, раз не смогли вырваться на годовщину. И Новый год встретить там же. Как насчет Парижа?
— Париж, вероятно, прекрасный город! — сказала Юлька, заваривая себе чай.
Старовойтовы на днях приглашали их с Матвеем к себе. Они хотели собрать только самых близких и вместе с ними встретить Новый год, а на рождественские каникулы Юля планировала поехать домой. Но если Матвей желает в Париж, что ж!
— Я забронирую номер в «Ритце» и с удовольствием стану на десять дней для тебя личным гидом! — мужчина улыбнулся, и ямочки появились у него на щеках.
— Звучит многообещающе! — девушка улыбнулась в ответ и включила кофеварку.
Матвей подошел ближе и коснулся ладонью ее щеки.
— Ты не против?
— Нет, — Юлька покачала головой.
Мужчина потрепал ее по щеке и отправился в гардеробную переодеваться.
Потом выпил кофе, взял ключи от машины и, чмокнув жену в нос, покинул квартиру, оставив после себя аромат дорогого парфюма и сигарет.
Тяжелая входная дверь закрылась за ним бесшумно, и в квартире Юлька осталась одна. Улыбка медленно сошла с губ.
Постояв немного в просторном холле, сжимая ладонями чашку с остывающим чаем и тупо глядя на дверь, Шарапова вернулась в гостиную.
«В хороводе дней рождественских прилетал под вечер ангел…» — тихонько пропела она строки песни из фильма, который очень любила.
Поставив чашку с недопитым чаем на тяжелый комод, разделяющий просторную комнату на две зоны, девушка подняла сумочку и, порывшись в ней, достала сложенную газету. Присев на краешек дивана, Юля медленно развернула ее. Статья, посвященная мужу и его новой пассии, занимала полстраницы. Яркие, красочные фотографии, под ними комментарии журналиста и грязная статейка рядом.
Газета была желтой, скандальной, аморальной, но все написанное о Гончарове и очередном романе с юной моделью было правдой. И Юля это знала.
Ночные клубы, модные тусовки, выпивка и доступные девушки, вроде этой модели, — все это оставалось неотъемлемой частью жизни Матвея. Он женат уже два года, но продолжал вести прежний образ жизни известного плейбоя и мачо. Кратковременные романы и подобного рода статейки были не первыми и не последними. Странно, но это не стало открытием для Юльки. Она знала, догадывалась, предполагала, что так и будет, когда выходила за него. Гончаров хотел ее и получил, сделав своей женой. Он увез ее в Москву, как честный и порядочный человек, ни разу не обидел, не нагрубил, не оскорбил, ни в чем ей не отказывал и гордился своей красавицей-женой, но не любил ее.
Она не была для него всем миром, даже не пыталась стать такой, потому отвечала ему тем же. Если ее и уязвляли подобного рода статейки и его романы, она никогда об этом не говорила, не намекала, не устраивала скандалов и не грозила подать на развод, требуя честности и верности.
Не требовала, ибо взамен ей нечего было ему предложить. Избегая всего, что может нарушить ее плавно текущую жизнь, Юля чувствовала, как равнодушие постепенно заполняет душу.
Догадывался ли Матвей, что кое-что из его ночной жизни известно супруге, Юля не знала. Иногда она ловила на себе его внимательные взгляды, но как только их глаза встречались, и девушка чуть приподнимала брови в немом вопросе, муж отводил взгляд. Спрашивать, почему иногда он на нее так пристально смотрит, она не решалась.
Он будто наблюдал за ней и чего-то ждал, но чего? Юлька не знала.
Она сама выбрала свою жизнь, и теперь поздно что-то менять. У нее есть все, о чем можно было только мечтать. И подружки, когда приезжали в гости, восхищались их квартирой на Софийской набережной, окна которой выходили на Москву-реку и Кремль. Просторная, со стеклянной стеной в гостиной, французскими окнами и балконами в спальне и на кухне. Полы были выложены белой глянцевой плиткой. Все двери цвета темного дерева, в тон им подобрали и мебель. Фисташковые, оливковые, нежно-зеленые, белые и коричневые цвета преобладали в интерьере. На окнах — полупрозрачные гардины, постельное белье — из тончайшего льна. Кухня оборудована по последнему слову техники. Напольные вазы, живые цветы, фотографии в красивых рамках и свечи лишь дополняли изысканный интерьер.
Каждый день к ним приходила домработница. Она работала здесь до того, как Матвей женился, и когда Юлька робко заикнулась о том, что могла бы сама вести дом, муж воспротивился. Он не желал делать из нее домохозяйку, но она все равно любила хозяйничать, гладить ему рубашки, готовить завтраки и ужины.
Порой удавалось убедить себя, что она счастлива. Но бывали вечера, долгие, одинокие, тоскливые, когда Шарапова оставалась одна и не знала, чем себя занять, как убежать от мыслей, которые беспрестанно лезли в голову. Как убежать от правды, которая все чаще представала перед ней во всей неприглядности.
Глядя на себя словно со стороны, она могла лишь удивляться и недоумевать, как тогда, на собственной свадьбе. Ведь жизнь в столице была чем-то нереальным, чуждым ей. Она не жила, а была всего лишь сторонней наблюдательницей этого яркого и блистательного праздника под названием «Жизнь в Москве». Юля была здесь чужой и знала это. Город кружил голову, пьянил, притягивал и не отпускал. Шарапова
