Невеста на один день - Лэндиш Лорен
– Раздерьмовым? Такое слово вообще существует?
– Правда? – настойчиво переспрашивает она, сильнее сжимая пальцы на моем подбородке.
Чувство самосохранения у Поппи отсутствует напрочь, и она не принимает в расчет, что я с трудом удерживаюсь на самом краю. На краю чего? Я и сам не понимаю, знаю только, что меня распирает от бурлящих внутри чувств.
– Правда, – с неохотой отвечаю я.
– И ты мне поможешь, правда?
– Я постараюсь, но ты делаешь все возможное, чтобы вляпаться в неприятности. Типа кражи со взломом и нападения с применением оружия, – шучу я в последней попытке хоть как-то уменьшить эффект от того, как Поппи небрежно вычерпывает мою душу ржавой ложкой.
– Очень смешно, – сухо говорит она. – К тому же, на самом деле ты заботишься о своей семье. Иначе ты не думал бы о Кейли и ее свадьбе.
– Да. – На этот раз я соглашаюсь с большей готовностью, понимая, что мне не удастся избежать сеанса этой безжалостной самотерапии.
Мне казалось, что я выстроил вокруг себя непроходимый лабиринт из бетонных стен на гранитном основании, но Поппи рушит их с легкостью бульдозера, целясь в самое сердце. Туда, где скрывается не нежная мягкость, а огонь, который ей нравится. Угли моей души не обжигают, а греют ее. С нее станется испечь что-нибудь вкусное на этом огне.
– Ты не сказала, чтобы я перестал воровать.
Поппи смотрит на меня с удивлением:
– А почему я должна была это сказать?
– Ну, я вор, и я явно испытываю смешанные чувства по этому поводу, но ты не приказала мне бросить это занятие.
– Когда или если ты будешь к этому готов, сам бросишь, – заявляет Поппи со спокойной уверенностью. – Возможно, я еще придумаю, как использовать твои таланты на благо. Потому что ты хороший человек.
И она улыбается мне сияющей уверенной улыбкой.
Поппи и половины всего не знает обо мне, тем не менее сейчас она ближе к моему настоящему «я», чем кто бы то ни было за долгое время. Я наконец-то ощущаю себя человеком, а не просто орудием в руках сильных мира сего.
Когда я с Поппи, есть только мы, и мне хочется раствориться в этом, пусть и ненадолго. Я беру ее за руку и целую кончики пальцев:
– Спасибо тебе.
Поппи дала мне больше, чем может представить, но я жадный. Ее доброта заставляет меня отчаянно желать ее всю. Хотя бы раз я должен выразить эмоциональную бурю в физической форме.
Я с трудом делаю вдох.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Поппи, чувствуя, что мое настроение изменилось.
– О том, что хочу трахнуть тебя прямо здесь и сейчас, – может, грубость на грани оскорбления она поймет лучше.
Вместо возмущения Поппи весело усмехается:
– Хорошо.
– Что? – изумляюсь я.
– Я сказала, давно пора. – Она хихикает. – Сколько можно ждать. Здесь или пойдем в спальню? А может, на кухне?
Она еще и выбор предлагает.
– Поппи, ты не сказала, чтобы я перестал воровать, но сейчас ты должна сказать мне, чтобы я остановился. Потому что потом я уже не смогу этого сделать, – тихо рычу я, сожалея, что во мне еще остались крохи какой-то порядочности. Не будь их, я мог бы отыметь ее отсюда и до следующего четверга без малейших угрызений совести.
Она садится на мои колени, обхватив мое лицо ладонями, чтобы я не мог отвести глаз от ее прямого взгляда:
– Если ты сейчас же не трахнешь меня на этой кушетке, мне придется самой этим заняться. Можешь наблюдать или нет, уж как захочешь, но ты весь такой сексуальный … – Она машет в воздухе руками, словно показывая, какой я потрясающий. – Что я и так почти уже кончила.
Я покрепче беру ее за бедра и прижимаю к моему вставшему на дыбы члену, чтобы Поппи почувствовала, что делает со мной ее близость. Я ритмично покачиваю ее, заставляя издавать страстные стоны:
– Ну как, кончила уже?
Она откидывает голову, ее длинные волосы щекочут мои руки. Я собираю пряди в ладонь и осторожно тяну за них, наблюдая за ее реакцией. Поппи хрипло выдыхает «да».
Даже сквозь джинсы я ощущаю жар ее тела. Вспомнив прошлую ночь, утыкаюсь лицом между мягкими холмиками ее грудей, покусывая их через тонкую ткань майки. Поппи вскрикивает, ее бедра содрогаются от желания, и она еще крепче хватается за мои плечи, впиваясь к кожу ногтями.
– Сними майку, – рычу я, не отрываясь от ее груди, Поппи кивает и чуть отстраняется, чтобы легче было стащить одежду. Потом она наклоняется, чтобы расстегнуть и сбросить лифчик, и мягкие, сливочного цвета груди оказываются прямо перед моим лицом.
Они само совершенство, словно два мягких холмика, увенчанные бледно-розовыми сосками, напрягшимися в ожидании прикосновения моего жадного языка и зубов. Я сосу и кусаю один сосок, заставляя Поппи изгибаться и вздрагивать у меня на коленях.
Когда я осторожно кусаю и тяну сосок и мои зубы скользят по шелковистой коже, она содрогается всем телом и раз за разом шепчет мое имя. Я ничуть не удивлен, что ей нравятся жесткие прикосновения. Ее бедра дрожат, все теснее прижимаясь к моим, и, когда я прикусываю сосок посильнее, она содрогается всем напряженным телом.
Я покрепче прижимаю ее к себе, жадно наблюдая, как Поппи вздрагивает, стонет и изгибается от наслаждения. Это само по себе божественное ощущение – смотреть, как стонет женщина, которую ты только что довел до оргазма. Наконец она немного успокаивается, но я отпускаю ее только тогда, когда слышу встревоженное тявканье двух собачек у ее ног.
– Тише, ребята, – хрипло говорит Поппи. – Со мной все в порядке.
– Маленькие монстры готовы защищать хозяйку. – Мне это нравится.
Поппи улыбается, встает и тянет меня за руку в спальню. Я киваю и покорно следую за ней. Она закрывает за нами дверь и выставляет шпицев из комнаты, чтобы не мешали. Судя по тому, что я слышу удаляющееся цоканье их коготков, их это не беспокоит.
– Если повезет, минут на двадцать они забудут, что хотят гулять или вкусняшку, так что давай раздевайся побыстрее.
Поппи торопливо расстегивает пуговицу на джинсах, спускает их на бедра и оказывается в очаровательных «бабушкиных» трусах в красную полосочку с вышитым эльфом на правом бедре.
– Но Рождество еще не наступило… – бормочу я, наблюдая за ее стремительным стриптизом.
– Ты о чем? – Поппи скидывает туфли, пытаясь вылезти из джинсов и не упасть при этом. – Если ты готов заниматься сексом только на Рождество, я сейчас вытащу гирлянду и развешу ее на дереве перед домом. Потом могу еще и рождественский эгг-ног сварить, а пока давай раздевайся.
– Это я про твои… – Вот как мужчине произнести «трусы»? Или это плавки? Я не знаю, что сказать, поэтому просто стаскиваю рубашку через голову. – Я имел в виду эльфа.
Поппи опускает взгляд на свое белье с видом человека, который наконец понял, в чем дело:
– Надо бы бросить их в стирку. Но хоть сейчас и не Новый год, ты вполне можешь набить мой чулок своими подарками. – Ее глаза расширяются. – Ой, господи, ну и шутка получилась. Притворись, что ты этого не слышал. Или что мне не платят за сексуальные грязные шуточки.
Она опускает голову и добавляет так тихо, что я едва слышу ее:
– Но этот раз я хоть обошлась без разговорчиков о набухшем сокровище.
– Что? – Мои пальцы застывают на пуговице джинсов.
– Не обращай внимания, это книжное. И не волнуйся, я предохраняюсь. Честное слово.
Черт, вряд ли я способен остановиться, даже если она начнет вещать что-то странное о всяких набухших сокровищах. Меня такое не возбуждает, но если ей нравится, почему бы и нет.
К счастью, останавливаться вроде бы не требуется. Когда мы наконец раздеты, то замираем, глядя друг на друга.
– Ты такая красивая. – Мне нравится, как все ее тело розовеет от моих слов. – Ложись на кровать.
Поппи послушно растягивается на огромной кровати. Я делаю два шага и останавливаюсь перед ней, глядя вниз на разметавшиеся вокруг ее головы рыжие волосы, ее румяные щеки и блестящие глаза. Она хочет меня.
А я хочу провести руками по всем изгибам ее тела, найти все те точки, прикосновение к которым заставит ее обезуметь от страсти, и почувствовать, как мой член погружается в бархат ее тела.
