Акт бунта - Калли Харт
Я позволяю своей решимости ясно отразиться на моем лице. Медленно, спокойно, очень тихим голосом я говорю:
— Я серьезно, папа. Если запрешь меня здесь и будешь наблюдать за мной как ястреб, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, я найду возможность уйти. И не буду прощаться. Я просто уйду. Переведусь в школу, которую нашла для меня мама, и закончу ее там. Потом проведу лето со своими подругами в Европе, а затем поступлю в колледж там. Пройдут годы, прежде чем я смогу простить тебя настолько, чтобы даже поговорить с тобой…
— Прекрати. Ты ведешь себя глупо. Мы не так должны справляться с этим. Если бы Джона был здесь…
НЕТ.
«Прекрати это, Прес. Не делай этого. Не думай об этом».
«Просто дыши».
«Просто дыши. Все в порядке».
Делаю ровный, глубокий вдох, стараясь успокоиться.
Не буду стоять здесь и позволять ему закончить это предложение. Я, блядь, не могу этого сделать. Резко развернувшись, хватаю его ключи с тарелки, куда он их только что положил, и разворачиваюсь, снова открывая входную дверь.
— Пресли! Прес, куда, черт возьми, ты собралась?
— Я одолжу машину. Мне нужно проветрить голову. И не утруждай себя вызовом полиции, папа. Я не собираюсь снова пытаться покончить с собой. Даю тебе слово.
На секунду мне кажется, что он собирается преследовать меня. Вижу, как это мелькает в его глазах — он подумывает о том, чтобы схватить меня и удержать, чтобы я никуда не могла уйти. Однако у него достаточно здравого смысла, чтобы понять, насколько плохо это кончится. В конце концов, папа поднимает руки в воздух, сдаваясь.
— Пожалуйста, возвращайся до девяти, Пресли. Прошу тебя. Ты сведешь меня в могилу раньше времени, если мне придется искать тебя.
***
Мне нужно забыть.
Нужно стереть из памяти этот дом и все, что там произошло.
Как бы мне этого хотелось.
Такое чувство, что я вдыхаю мелкие осколки стекла, когда дышу. Сначала это кажется не так уж плохо, но со временем боль начинает нарастать, и нарастать, и нарастать, пока внезапно вообще дышать становится мучительно. В больнице лекарства, которые доктор Рейн продолжала запихивать мне в горло, не давали мне чувствовать себя такой подавленной и напуганной, но они также не давали мне чувствовать вообще что-либо. Мне так надоело быть онемевшей, что я перестала их принимать, на что она неохотно согласилась, но мне придется вернуться к ним, если я не справлюсь со своим дерьмом.
А я не смогу справиться со своим дерьмом, если мне придется остаться в этом доме.
Я веду машину, не задумываясь. В итоге оказываюсь на дороге, ведущей к академии, что неудивительно. Направляюсь к своим подругам. Я не могла рассказать Кэрри или Элоди о том, что произошло, поэтому не видела ни одну из них больше недели. Они взрывали мой телефон и сходили с ума. Самое время мне показаться и дать им знать, что я жива (не проговорившись, что я действительно чуть не умерла). Будет приятно посидеть в огромной комнате Кэрри и поболтать с моими подругами.
Однако на полпути к вершине горы я начинаю тормозить. Постепенно замедляю ход машины. Затем замедляю еще немного. Я не собираюсь сворачивать с дороги. На самом деле нет. Лишь собираюсь взглянуть на Бунт-Хаус, когда буду проезжать мимо. Я вижу большое пространство шиферной крыши сквозь кроны деревьев справа, и мой пульс начинает скакать.
Я проезжаю мимо.
Я…
Выворачиваю руль вправо, и шины визжат на папиной старенькой «Камри», и я совершенно определенно съезжаю с горной дороги и направляюсь по грунтовой дороге, которая ведет к дому, где живет Пакс.
Какого хрена я делаю? Чего, черт возьми, надеюсь здесь добиться? Какого хрена, какого хрена, какого ХРЕНА? Я должна развернуться и продолжить путь к академии. Но не могу, потому что дорога такая узкая, деревья давят с обеих сторон, что мне придется ехать вперед, пока не доберусь до дома, если хочу развернуться.
Естественно, мне просто не повезло, что, когда я выезжаю из леса на поляну перед домом, Рэн Джейкоби уже стоит у входа, собираясь сесть в свою машину. Он останавливается как вкопанный, уставившись на меня через лобовое стекло, очевидно, пытаясь понять, кто только что остановился перед его домом.
Сжимаю руками рулевое колесо. Мне нужно сделать выбор. Я могу либо придумать какую-нибудь дерьмовую отговорку о том, что использую их поворот как место, чтобы развернуться и отправиться обратно вниз с горы. Или…
Или.
Я могу быть честной.
Джейкоби пугал меня почти так же сильно, как Пакс. Я едва замечаю нервный трепет, он захлопывает дверцу машины и пересекает выщербленную подъездную дорожку к окну со стороны водителя. Теперь, когда я увидела, как он ведет себя с Элоди, парень кажется мне гораздо менее страшным. Любой парень, способный так сильно любить другого человека, не может быть таким уж ужасным. И с тех пор как очнулась на бетоне за пределами больницы, когда Пакс склонился надо мной, пропитанный моей кровью, я на самом деле мало чего боялась.
Он сгибается в талии и зловеще улыбается мне через окно.
— Ты собираешься заглушить эту штуку, или мы будем общаться через стекло? — спрашивает он.
Я глушу двигатель.
— Приветствую, — говорит он. В Рэне есть что-то готическое и мрачное, что заставляет меня думать, что он викторианский джентльмен, который проскользнул сквозь время и теперь делает все возможное, чтобы вписаться в современную молодежь. — Могу только догадываться, почему ты прикатила сюда в середине дня, когда в школе нет занятий.
Все это заявление звучит чертовски непристойно. Этот парень мог читать телефонную книгу и сделать так, чтобы это звучало непристойно. Сделав глубокий вдох, я решаю, что буду держать себя в руках. Больше не нужно прятаться. Никогда.
— Хотела повидать Пакса.
Рэн ухмыляется.
— Понятно. Не знал, что тот кому-нибудь рассказал об операции. Он сходит с ума, ему чертовски скучно. Уверен, Пакс оценит отвлечение.
Я хмурюсь.
— Операция?
— Да, эм… — Рэн тихо смеется. — Он не сказал тебе об операции. Ясно. Что ж. Он там, но последние пару дней был не особенно дружелюбен. Лично я бы поставил человеколюбию Пакса Дэвиса ноль звезд. Но кто знает? Чего только на свете не бывает.
