Город имени меня - Тори Ру
— Так. Ладно. — Он не знает, куда деть руки и быстро засовывает их в карманы джинсов, опускает глаза, сдувает со лба прядь, случайно пересекается со мной взглядом, и на бледных щеках проступают красные пятна. Кажется, он уже протрезвел и тоже пребывает в шоке — от выходки Светы или от... своего порыва.
Наблюдать за проявлениями человечности у ледяного принца просто бесценно, но чудовищная неловкость становится поперек горла: нужно нарушить повисшую между нами тишину, разрядить обстановку, сказать умные слова... Я получила, что хотела, мне не на что больше рассчитывать. Не хватало еще превратиться в обузу и потерять зарождающуюся дружбу!
К счастью, какая-то девица истошно орет из гостиной, призывая хозяина хаты вернуться, к воплю подключается хор из десятка нестройных пьяных голосов, и мы одновременно оглядываемся.
— Юр... — пищу чересчур бодро, и снова обжигаюсь об его простое, но самое красивое на земле имя. — Иди к гостям. Скажи только, где мне можно лечь? Не парься: утром я уйду. На самом деле, не все так драматично: мне есть, куда податься.
Он глубоко о чем-то задумывается, но быстро приходит в себя и снова становится предельно собранным и отстраненным:
— Давай за мной!
Мы возвращаемся в просторную темную комнату с полосой малинового света, сочащегося между шторами. Загорается тусклый ночник, из сумрака проступают очертания предметов: современной дорогой мебели, полок с виниловыми пластинками, дисками и фигурками героев аниме. С бордовых стен, оклеенных афишами, на меня взирают дерзкие, до нехватки воздуха крутые ребята в сценических образах, но множество знакомых безучастных лиц лишь усиливает ощущение тоски. Это... его комната.
На меня обрушивается усталость, адски клонит в сон. Прикрываю ладонью зудящие губы и подавляю зевоту.
— Спи тут. Простыни я сегодня сменил. — Юра указывает на огромную кровать, покрытую черным шелком и, заметив мое замешательство, взвивается: — Камон, Кира: если я скажу, что только сегодня смирился с неизбежным, вылез из болота депрессии и вызвал клининговую службу, которая вывезла отсюда пять мешков пустых бутылок и навела порядок, это развеет сложившийся в твоей голове миф о моем нетяжелом поведении и объяснит, почему я сделал акцент на чистоте простыней?
Он ждет ответа, но я потрясенно молчу. Эта тирада — ни что иное, как оправдания... Чтоб меня! Он сейчас оправдывается, а я все никак не могу поверить в чудо, что мы реально на новом уровне отношений!..
Одергиваю подол купленного им платья, сжимаю кулаки, до боли вонзаю ногти в ладони и глупо улыбаюсь:
— Мне это не важно. Лягу хоть на пол. Я даже на вокзалах ночевала, так что не впервой!
Беспомощный, чуть расфокусированный взгляд снова застревает на мне, Юра болезненно морщится, раскрывает створку пластикового шкафа и достает из него футболку с белым принтом:
— Хватит нести чушь. Держи. Если что-то понадобится — зови, или... просто бери сама.
С благодарностью перенимаю у него мерч "Саморезов", и пальцы соприкасаются с его пальцами. В голове вмиг пустеет, волоски на руках встают дыбом, сердце и низ живота заполняет теплый тягучий мед.
Шум в ушах заглушает звуки музыки и вопли гостей, доносящиеся извне.
— Юр... — Я перехожу на шепот. — Спасибо. За то, что исполнил просьбу. Я знаю, ты сделал это, потому что я попросила. Потому, что чувствуешь ответственность, потому, что сопереживаешь. Я всегда буду помнить этот вечер: он избавил меня от одного очень большого страха. А ты... пожалуйста... обо всем забудь.
— Пообщаемся на эту тему завтра, окей? — перебивает он, выходит из комнаты и бесшумно закрывает за собой дверь.
* * *
17
Бормотание, пьяные вопли и хохот за стенкой стихают, из прихожей доносятся звуки смачных поцелуев, слова прощания и гул уехавшего лифта, а потом в квартире повисает безмолвие.
Лежу, вытянувшись по струнке, шелк простыней приятно холодит голые ноги, но я боюсь пошевелиться, и по телу проходит легкая судорога.
А что если Юра войдет и завалится рядом? Как я должна буду отреагировать?
Мучительно вслушиваюсь в тишину, и она распадается на шорох ведомой сквозняком шторы и мерное электрическое гудение — кажется, его издают те самые дьявольские лампы на шпиле, похожем на око Саурона.
Но шаги растворяются в глубине квартиры, и я с величайшим облегчением выдыхаю: Юра не станет творить глупости. На сегодня их и так предостаточно.
Осторожно поворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди.
Несмотря на заверения, что комплект постельного белья заменен, от подушки чуть слышно пахнет Юрой — смесь из ароматов чистоты, мяты, холодного парфюма и вишневого вейпа туманит мозг.
Как же я попала...
И что буду делать, если с утра он проспится, придет в себя и велит уходить?
Мысли снова уносятся домой — в двухкомнатный, вечно воняющий сигаретами, беспросветностью и лекарствами ад. "Сектор газа " орет из динамиков, липкая ладонь Кубика шарит и шарит по коже, а папе окей, он опускает бегающие мутные глаза и с блаженством присасывается к стакану.
— Чертов слабак! — шиплю в подушку. — Чертов предатель!..
Не стану ему звонить, даже если небо упадет на землю. Не поддамся на его уговоры и не ринусь помогать, даже если он, протрезвев, наконец вспомнит обо мне и начнет умолять.
Сейчас я здесь, в квартире Юры, в его футболке, в его кровати, и сами стены защищают меня от возможных неприятностей. И первый поцелуй — самый лучший подарок на день рождения — случился именно с ним, значит, упырь с гнилыми зубами уже ни при каких раскладах не станет первопроходцем.
* * *
...Мне снится мама. Теплые руки гладят по голове, теплые губы целуют в лоб. Кожа, локоны и белое платье нестерпимо ярко светятся в лучах августовского солнца: сколько ни всматриваюсь, не могу разглядеть за сиянием ее лица.
Вздрагиваю, просыпаюсь, и реальность тут же догоняет и действует мощнее отрезвляющей оплеухи: я в кровати ледяного принца, и теплый солнечный блик, пробившись сквозь полосу не до конца задернутых штор, игриво касается моей щеки.
Приподнимаюсь на локтях, но встать не могу: слишком ошеломительные воспоминания проносятся в голове. Кусаю опухшие губы и заливаюсь краской: Юра со мной не церемонился. Теперь я знаю, какой ураган чувств он скрывает под маской холодной отстраненности, и точно испарюсь от одного взгляда волшебных зеленых глаз.
Лучшее, что я могу предпринять — перешагнуть через стыд и собственную никчемность, написать Элине
