Ребенок для Зверя (СИ) - Зайцева Мария

Адам, наевшись, неожиданно засыпает.

Я знаю, что его сон недолог, максимум полчасика, кладу его в кроватку, и, не глядя на Азата, выхожу в кухню.

Там ставлю чайник, чтоб заварить себе того странного напитка, к которому пристрастила меня Аня, Азат появляется через минуту. Не сомневаюсь, что эту минуту он стоял у кроватки сына…

— Ты хочешь чай с молоком?

— Что?

Я называю напиток так, как его зовет Аня, по-русски. И, естественно, Азат не понимает.

Молча наливаю  чай, разбавляю молоком, ставлю перед ним чашку.

Азат смотрит с сомнением, затем осторожно пробует.

Я сажусь напротив, делаю глоток.

И выдыхаю.

Соберись, Нэй… Вам все же надо поговорить. Хватит уже быть маленькой инфантильной девочкой.

Никому это не приносит счастья.

Глава 43

— Ты же мне не собиралась  говорить про сына, так?

Голос Азата звучит глухо, очень спокойно. И я опять испытываю это странное ощущение нереальности… Не может Зверь быть таким спокойным. Не может просто.

И вопрос… Вопрос сложный, сразу наотмашь — и в грудь.

Если начну отвечать односложно, есть риск… Хотя, что это я? Какой может быть риск серьезней, чем то, что сейчас происходит?

Но, в любом случае, этот новый Азат, спокойный и взвешенный, достоин полноценного ответа.

И потому признаюсь:

— Собиралась.

Азат вскидывает на меня взгляд, очень недоверчивый… И я его понимаю, потому ставлю чашку на стол, чтоб не видно было, насколько руки дрожат из-за волнения, и продолжаю:

— Я хотела тебе рассказать… Тогда еще. Год назад. В тот самый день, когда случайно разговор подслушала.

Он молчит, кивает, соглашаясь с моим безмолвным протестом, понимая мое состояние на тот момент… По крайней мере, я на это надеюсь.

— Потом… Азат, потом я думала только о том, что могу лишиться ребенка в любой момент, когда тебе захочется…

— Ты же понимаешь, что это не так… — спокойно замечает он, но я не хочу опять по второму кругу слушать заверения в его честности, я хочу выговориться! Очень!

— Азат… — нетерпеливо перебиваю его, — ну вот… Просто поставь себя на мое место… Хотя, это смешно, конечно…

— Почему смешно? Я понимаю… Ты разозлилась, услышала что-то не то… Хотя, я до сих пор тот разговор плохо помню… Это был всего лишь разговор, Наира… Всего лишь разговор.

— Это были твои мысли, — не соглашаюсь я, — твои намерения… Тогда я думала, что на мой счет. И, знаешь, даже если не на мой… Это жестоко и неправильно: выбрасывать надоевшую женщину, словно использованную тряпку… Отбирать у нее детей. Ты понимаешь это? Вижу, что понимаешь… Но ты спокойно согласился с Рахметом в этом вопросе. Кто мне даст гарантию, Азат, что со мной не произойдет то же самое? Год назад ты меня любил… Буквально месяц назад ты меня ненавидел… Покупал, как игрушку… А что случится через два года? Через пять лет? Разве я могу доверять?

Азат молчит, крупные ладони на столе сжимаются в кулаки…

Я, похоже, переборщила в своих откровениях… Не на все у него хватает выдержки!

— Наира, — наконец, тихо говорит он, сверля меня темным мрачным взглядом, — я не могу никак повлиять на твое доверие… Оно изначально было слабым, сама ситуация не располагала. Но потом… Тебе удалось меня обмануть… Удалось убедить, что любишь…

— Я любила тебя! — повышаю я голос. Так горько на душе становится, так тяжело! Почему он мне не верит? Стала бы я это все терпеть, если б не любила!

— Если бы любила, попыталась бы по крайней мере поговорить, а не сбегала бы, украв моего сына! — рявкает в ответ он и подается вперед, резко, словно хищник, нападающий на добычу.

Инстинктивно отшатываюсь, роняю чашку с чаем, охаю от неожиданности.

Чай не особенно горячий, но все равно чувствительно…

Видно, боль все-таки проявляется на лице, потому что Азат застывает, а затем, обогнув стол, тянется ко мне:

— Больно? Обожглась?

Я не могу ничего сказать, почему-то льются слезы. От неожиданности. Все же, удалось ему меня убаюкать, успокоить своей сдержанностью.

А ее в помине нет! Верней, есть, но тонкая грань, очень тонкая!

И на самом деле Азат вообще не спокоен был все это время, он в бешенстве, оказывается, в дикой ярости! Я только отголосок ее уловила в его глазах, и страшно так, жутко просто!

Зверь всегда в нем, он неотделим. Он прячется за маской цивилизованности, но стоит чему-то произойти, как эта маска слетает, обнажая реальное лицо…

Я плачу от того, насколько глупая, доверчивая дура… Опять ведь, опять…

— Сладкая, не молчи! — Азат подхватывает меня со стула, его лицо бледное, и черная борода на контрасте… Он сажает меня на широкий подоконник, ближе к свету, бесцеремонно задирает мокрую юбку, осматривает покрасневшие бедра, шепчет тихо и убито, — я шакал степной, прости меня… Прости… Больно? Сейчас врача, сейчас…

— Не надо врача, — с трудом выговариваю слова, но руку его с телефоном торможу, — не больно.

— А что такое? Плачешь почему? — хмурится он, глядя на меня сверху вниз. Он такой высокий, такой большой, что мне приходится задирать подбородок, чтоб заглянуть в его глаза. Он правда не понимает?

— Я… Испугалась… — отвечаю я коротко.

Азат изумленно молчит, а я внезапно испытываю неловкость от происходящего. Уже не страшно, тревожно просто.

И не в последнюю очередь от неоднозначности положения, в котором оказываюсь. Я сижу на подоконнике, ноги раздвинуты, юбка задрана. И Азат прямо передо мной, между бедрами. Не сдвинуть колени, не натянуть пониже юбку… Позор какой! Стыд! И глупость… Чего испугалась? Крика? Ярости? Как сумасшедшая, в самом деле…

— Чего? — спрашивает, наконец, Азат, — меня?

Выдыхаю, киваю коротко, опускаю  подбородок.

Но Азат не позволяет этого, придерживает, заставляя смотреть на себя, наваливается немного, придавливая к стеклу, наклоняется чуть ниже…

— Тебе никогда не надо бояться меня, сладкая… — шепчет он, и этот шепот, низкий, греховный, заставляет в волнении сохнуть губы и вспоминать нашу недавнюю связь, мое падение. Его сладость и волнующую неправильность… — Я просто… Просто немного не сдержался… Ты говорила, что любишь, а сама…

— Я боялась за себя! За ребенка! Ну как ты не понимаешь? — мне снова так жаль себя, инфантильно и нелепо жаль ту девочку, что просто потеряла голову от страха и наделала глупостей. Я не оправдываю ее… Хотя, нет! Оправдываю! Оправдываю! Столько свалилось тогда ведь… Удивительно, что вообще в рассудке осталась!

— Я понимаю… Понимаю… Прости меня. Я тоже… Неправ… — Азат наклоняется еще ниже, пальцы его по-прежнему на подбородке, губы обжигает горячим дыханием, от которого по телу прямо от шеи разбегаются мурашки. Мне становится невыносимо жарко, дышать нечем. Инстинктивно поднимаю руки, чтоб оттолкнуть, заполучить хотя бы глоток воздуха, но Азат неожиданно ловит мою ладонь и целует прямо в ее центр.

И  меня трясти начинает! Неконтролируемо, страшно.

Я не в силах отнять руку, не в силах слово выговорить, а губы его такие мягкие, и борода чуть жестковата, когда скользит поцелуем от ладони к запястью, выше — к внутренней стороне локтя, такому невыносимо чувствительному месту… Я не выдерживаю и прикрываю глаза, не в силах остановить его. И понимая, что не хочу останавливать…

Азат делает так хорошо, так безумно хорошо… Целует, уже ключицу, почему-то обнаженную, горло, выше…

Его вторая ладонь оказывается под юбкой, и я ее ощущаю раскаленным клеймом по коже. Но не больно, нет! Горячо! Всевышний, как же мое тело истосковалось по нему! Как мне хочется, чтоб обнял сильнее, прижал к себе… Как тогда, год назад, когда ни одной ночи не проходило без сладких безумств…

Я только пригубила вечером в клубе этого… Но совсем не наелась, лишь раздразнилась!

И Азат, похоже, тоже…

Когда он добирается до моих губ, обжигая их предвкушением поцелуя, я все-таки включаю немного мозги, шепчу торопливо: