Ты — мой грех - Юлия Гауф
Я думала, что меня невозможно смутить. Голых мужиков я видела. Трахающиеся парочки тоже встречались, и не только в клубе, где я насмотрелась всякого в анатомических подробностях: зайдешь в туалет, а там девка чей-то член сосет.
Разное видела. Не краснела, не строила из себя ханжу.
А тут Руслан, от одного взгляда которого в дрожь бросает. И ведь взглядами дело не ограничивается.
Прикосновения. Поцелуи — иногда нежные, иногда жалящие и острые, а иногда кажется, что он сожрать меня собирается.
На выручку приходит сестра. Знаю — не будь её рядом, и не будь у меня обязательств перед «клиентом», избавилась бы от этой девственности вместе с Русланом после первого же поцелуя.
Может, пока избегать его?
— Ого, — удивился Рус, разглядывая кухонный стол. — Это…
— Это Диана, — вздохнула я. — Она и раньше рисовала, но у нас неудобно было в бараке. На кухне постоянно либо готовили, либо бухали, а стол только там. Я ей стульчик рядом с кроватью ставила, давала тетрадку, и Диана что-то малевала карандашами. А недавно… вот, — кивнула на стол, и перевела взгляд на холодильник.
— И это всё она? Ей же шесть лет всего.
— Красиво?
— Для шестилетки — обалдеть.
— Ага, — разулыбалась я гордо. — Сама в шоке, если честно. Долго она не может рисовать, руки устают. Но Диана прям загорелась всем этим.
Не думала, что Руслану будет интересно увлечение моей сестренки, но он поднялся, и принялся разглядывать холодильник, увешанный рисунками.
Сначала, в самом верху, я прилепила кривые банальные «шедевры» Дианы: полоска земли, на ней скособоченный домик, выше — облака, и солнце с полосками-лучами. А дальше идут работы интереснее.
— Я не учила её, сама не умею рисовать, разве что орнаменты. По рисованию в школе четверка была, и то из жалости поставленная. А Диана… вообще не понимаю, как у нее это получается, — прошептала я. — Сначала домики рисовала, страшных котиков, и… ну, как все дети, а три дня назад зашла в её комнату, смотрю — сидит на полу, на окно смотрит. На полу лист бумаги, и Диана спросила у меня, как нарисовать тюль и тени. А я… я же не знаю этого. И началось: Диана разложила на столе фрукты, и принялась смотреть на них. Умудрилась нарисовать, и тень передать. А потом снова началось: вот яблочко блестит, а персик — бархатный. Как нарисовать? А я и этого не знаю. Но Диана как-то сама справляется. Вглядывается теперь во всё на свете, и думает только о том, как это на бумагу переложить.
— Обалдеть, — Руслан присвистнул, отошел от холодильника, и снова начал разглядывать картины, разложенные на кухонном столе.
Разумеется, они не идеальны. Даже примитивны, это же шестилетний ребенок рисовал. Но, черт, я сама нарисовала бы то же самое гораздо хуже. Во много раз. Я могу рисовать прямые линии без линейки, справляюсь с орнаментами, и всё, на этом мои таланты ограничиваются. И я уж точно никогда не задумывалась о тенях и текстурах.
— У неё талант, Люба. Причем, немалый талант.
— Уверен? — спросила взволнованно.
— Нет. Однако в таком возрасте ТАК рисовать… это что-то да значит. Где твоя сестра?
— В комнате у себя. Рисует. Хочешь похвалить?
— Есть другой вариант. В художке есть курсы для малышей. Отвезем туда Диану?
— Я не уверена…
— Люб, — Руслан покачал головой, — я сам рос в небогатой семье, хотя до ваших трудностей мне было далеко как до Китая раком. Но я благодарен родителям, что с малолетства меня отдавали во всевозможные кружки. Правда, увлекся я только хоккеем, но и в музыкалку ходил около года, и на каратэ. Диане тоже всё это нужно. Пусть развивается, пусть друзей найдет. А рисунки эти… вдруг настоящий талант?
— Ты прав.
— Я всегда прав, — заявил он. — Давай, бери Диану, несколько рисунков, и погнали. Иди же, — кивнул он нетерпеливо.
Постучала к сестре в комнату, вошла, и помогла ей собраться. Не стала ничего говорить Диане про художку. Вдруг не примут? Хотя, это же обычный кружок для малышни, должны взять, но мало ли.
Ди, итак, расстроена. Мама лишь раз позвонила за всё это время. Сначала коротко со мной поговорила, затем я передала трубку сестре, и спохватилась только когда она заревела. Выхватила телефон, а там мама. Плачущая.
Такая злость взяла!
— Если скучаешь, то можно не бухать, и приехать к Диане. А раз не приезжаешь, то и не реви в трубку. Чего ты ей душу травишь? — прошипела я тогда, и бросила трубку, после чего Диана на меня до ночи дулась.
Но всем не угодишь, для всех хорошей не будешь — это я давно поняла.
— А куда мы едем? — пискнула Диана, когда мы загрузились в машину.
— Скоро узнаешь, — чмокнула её в носик, переглянулась с Русом, и мы поехали.
Сейчас я чувствую себя самой счастливой на свете.
* * *
Я — самая несчастная.
— Как-то быстро всё это, — бросила мрачно, перекатывая в стакане кофейную гущу.
— А чего тянуть? Посмотрели на Диану, определили её в группу, приобрели всё для рисования, и вперед.
— Просто не ждала, что её прям сразу оставят рисовать. Думала, что хоть на следующий день начнутся курсы.
— Какая разница?
— А вдруг её кто-то обижает? — нахмурилась я.
Всё, и правда, получилось неожиданно.
Мы приехали в художку, летом в ней почти пусто, студенты отдыхают. А вот малышня и школьники посещают её. Диану приняли, разумеется. Рисунки похвалили, подтвердили — талант, и немалый, хотя сначала Анна Владиславовна — весьма экстравагантная художница-педагог — думала, что рисунки эти создала не Диана, а я.
Сестренка тут же доказала ей, что это не так.
А затем понеслось: Руслан оплатил художку, приобрел всё, что было в выданном Анной Владиславовной списке, и уже через полчаса Диана знакомилась со своей группой — в ней дети от пяти до девяти лет.
А мы с Русланом в кафе напротив.
Я тревожусь, и я… несчастна.
— Люб, хватит, — выдохнул Руслан. — Клянусь, я не знал. Можем другой кружок Диане найти.
— Разумеется, ты не знал, — буркнула я.
— Ревнуешь?
— Вот еще, — вспыхнула, злясь.
Кто
