Тот, кого не люблю - Елена Левашова
Сынок сладко сопит, а я поднимаюсь в квартиру. Оставляю коляску в прихожей и ступаю по прохладному полу в кухню. Ставлю на плиту кастрюлю, варю бульон для супа, мою фрукты и бреду на балкон. Смотрю на залитую солнцем парковку и чего-то жду…
Но сегодня мои ожидания оправдываются. Я любуюсь тонкой голубой полоской моря, слушаю шелест древесных крон и щурюсь от запутавшегося в ветвях солнца. В летнюю, желто-голубую картинку врывается яркое пятно – знакомая спортивная машина красного цвета… Наверное, мне кажется… Встаю с места, вцепившись напряженными пальцами в перила. Никита… Ему-то что здесь делать?
– Никита? Ты…
– Зой, как хорошо, что ты дома! Я уж думал, ошибся адресом, – улыбается Никита, поднимая лицо.
Встречаю его темный, неестественно потухший взгляд, чувствуя, как по телу проносятся холодные мурашки… Сердце сжимается от предчувствия чего-то плохого… Зачем Роб его прислал? Струсил, побоявшись явиться для разговора самому? Ненавижу…
Прячу коляску с сыном в спальню, прикрываю дверь и торопливо возвращаюсь в прихожую, встречая Ника.
– Привет, Зойка. Впустишь? – вздыхает он.
– Ник, у меня Мишенька спит, так что… Давай уже бумаги, не церемонься со мной. А Роберт мог бы не посылать тебя, а прислать экземпляр по почте. Зачем в такую Даль ехать? Или нет… Он хочет, чтобы ты свойственными глазами увидел, как я живу. Может, голодаю? Или лежу пластом от горя? Так ему и передай: живу хорошо, сытно. Суп, вон на плите свежий, будешь? – задыхаюсь дурацкими словами, не давая Никите и слова вымолвить.
– Да погоди ты, трещотка. Помолчи, Зойка, ладно? А супом да, угости. Где можно руки помыть?
Ники разувается и проходит в кухню. Споласкивает руки в раковине и садится за стол.
– Сядь, Зой. Потом… суп… Зой, Роберт в больнице. Он в очень тяжёлом состоянии, он…
– А-ах!
Зажимаю рот ладонями, но рыдания вырываются из горла, сотрясая воздух. Глубоко дышу, прищуриваюсь, стремясь прогнать черные мушки перед глазами. Как хорошо, что я сижу…
– Зоя! Водички налить? Он жив, Зоенька! Все будет хорошо. Роб поехал за тобой следом, попал в аварию на серпантине… Мы… Все были против, чтобы я говорил тебе.
– Как это все? Все знают?! Господи, какая же я дура… Зачем я уехала? Интересно, Роб заезжал домой? Я оставила там документы на развод… Ники, ему не нужен наш малыш. Он… Он меня не любит. Не может простить за прошлое.
– Любит, глупышка, поверь мне. Роберт тоже не хотел, чтобы я ехал. Заладил пороть всякую чушь… Не нужен, мол, Зое инвалид. Зой, ты реши сейчас, как поступишь?
Ники впивается в меня взглядом. Неужели, сомневается в моих чувствах? Мне всегда казалось, что они кричат внутри так, что слышит весь мир… Струятся из глаз, блестят на щеках румянцем, живут в моем дыхании и биении сердца… Мой Роберт – любимый и единственный, разве я могу его предать еще раз?
– Ники, ничего не имеет смысла без Роберта, – отвечаю надломленно. – Он… самое дорогое, что у меня есть. Кроме Мишутки, разумеется. Даже если он останется инвалидом… Господи, Ники… Я боюсь, что он меня прогонит. Роб такой гордый. Он не позволит мне видеть его беспомощность.
– Зойка, ты едешь или будешь болтать? Давай съедим суп, остальное раздадим бабулькам возле подъезда. Согласна? Говори, что мне делать? Я готов помочь собраться и сопроводить тебя в палату друга.
– Ох, Ники… Расскажи лучше, к чему мне готовиться?
– Перелом позвоночника, частичный паралич. Я оплачу твоему мужу операцию в Германии или Израиле – Золотко как раз занимается этим вопросом. Тебе надо просто набраться терпения. И все… Но перед этим вы должны сделать кое-что важное.
– Что, Никита?
– Объясниться, помириться, покаяться… Что угодно, но только не молчать. И не жить проклятым прошлым.
Глава 41.
Зоя.
У нас все валится из рук… Никита пытается помочь мне с Мишуткой, но тот плачет и просится на руки. Напоминаю себе маму или бабулю, а ведь раньше я всегда удивлялась, откуда в доме столько вещей? Коробки, Мишуткины аксессуары для улицы, игрушки, вещи… Никита предлагает раздать продукты соседям и ковыряющимся в мусорных баках бомжам. Пока я отвлекаю сынишку мультиками, Ник носит вещи в машину. Я прибираю квартиру, выношу мусор и отдаю ключи соседке с восьмого этажа, тете Гале.
В общем, когда мы выезжаем, на город опускается закат. Он рассыпает по крышам домов и верхушкам деревьев янтарно-золотую пыль… Раскрашивает небо и спокойное, как и мое сердце, море…
Мы едем медленно. Следую за машиной Ника, слушая в дороге детские сказки. Останавливаемся возле придорожного кафе, чтобы перекусить и покормить Мишутку. Никита советует мне не писать ничего Роберту. И сам воздерживается от общения. Пусть для него мой визит будет сюрпризом, ведь так?
– Зойка, да у него и телефона-то нет. Я и забыл! Я предлагал купить, но у Роба была последняя модель айфона, ты же его знаешь… – улыбается Никита. – Сейчас наш Мишенька заснет, и мама спокойно доедет, да?
– Да, – вздыхаю облегченно. – Ему и так совестно, Ник. Роберт никогда ничего не просит, такой уж он.
Мишка трет глазки и засыпает в автомобильном кресле, когда до города остается около ста километров. Никита не спрашивает, куда ехать. Да и у меня не возникает мыслей ночевать не дома… Мой дом там, где мой муж… В нашей с ним квартире, которую я добровольно покинула.
– Уже поздно, Зойка. Отдыхай, а утром поезжай сразу в больницу. Сейчас уже очень поздно.
– Я и не думала сейчас. Спасибо тебе, Ники, ты настоящий друг.
Ловлю его улыбающийся взгляд и поднимаюсь в темный, спящий подъезд. Мишутка ворочается в руках и жалобно хнычет. Подогреваю сынишке кефир и перекладываю его в кроватку. Темнота прячется по углам, как пушистый пугливый зверек, а тоскливая прохлада прогоняет домашний уют. Запустение, одиночество, несчастье – вот, что здесь теперь… А совсем недавно в нашей кухне пахло ягодным пирогом по рецепту моей бабули и жаренными в соевом соусе креветками… Глаза разъедают жгучие слезы… Как я могла
