И сердце на куски - Марина Князева
И так до тех пор, пока на улице не забрезжил рассвет. Я снова поднялась и подошла к окну.
Горячева не было.
И у меня словно камень с души упал. Только ненадолго.
В девять приехал Ванька. Довольный и выспавшийся. В отличие от меня.
До свадьбы оставалось чуть меньше трех недель. А у нас еще было море нерешенных вопросов. Регистрация, фотограф, украшение ресторана и меню, алкоголь, свидетели. Вроде со всеми уже договорились, но каждый раз всплывал какой-нибудь нюанс, требующий нашего внимания или присутствия.
Сегодня мы должны были ехать в ресторан и утверждать меню. А я чувствовала себя, как разбитое корыто.
- Устала? – Смоленцев покрывал мое лицо и шею легкими поцелуями, пока мама накрывала на стол на кухне.
Мы сидели в моей комнате на кровати. Я устроилась на его ногах, оседлав бедра.
- Немного, – врала я, не зная, как сказать ему правду.
В книжках и кино я всегда осуждала, что люди, оказавшись в подобной ситуации, тянут кота за хвост, уверенная, что я бы так не поступила. Но в реальности все было сложнее.
Руки Смоленцева скользнули под мой свитер. Его шустрые пальцы оставили горячий след на животе и проворно подлезли под лифчик. Сжав мой сосок, Ванька принялся изощренно его потирать. Было приятно. Очень. Но мозг, как с Климом, не вынесло. Я помнила, где я и с кем.
Ужаснулась тому, что, находясь в интимной ситуации с женихом, я думаю совершенно о другом парне. Закрыв глаза, чтобы не выдать себя с головой, я тихо попросила:
- Поцелуй меня, по-взрослому. Прям чтобы ах….
- Не могу, сладкая, – просипел Ванька, я ощутила, как бугорок в его брюках стал намного внушительнее и тверже. – Трахаться хочу. С тобой. Аж пелена перед глазами. Если поцелую, то, блин, даже мамы твоей не постесняюсь.
- Пошляк, – я легонько толкнула Смоленцева в плечо, на что он многозначительно потерся бедрами о мою промежность.
- Ты даже не представляешь какой. Еще две недели с хвостиком, и я тебя так по-взрослому поцелую…, – руки Смоленцева сжали мои ягодицы.
Еще совсем недавно я с ума сходила от этих его признаний и слишком откровенных ласк. Нет, мне и сейчас было приятно. И мне точно нравилось то, что делал Ванька, но теперь все ощущалось как-то по-другому. Не так остро и не так ярко.
И было очень стыдно. За то, что я совершила и то, чего Смоленцев не заслуживал. За то, что всю ночь думала не о нем.
Мне хотелось верить, что мысли о Горячеве, — это просто моя блажь, которая скоро пройдет.
Поэтому я стиснула зубы, и сама склонилась к губам Смоленцева, но поцеловать не успела.
- Яна! Иван! Завтрак готов, – крикнула мама.
Мы тут же отпрянули друг от друга, я загадочно улыбнулась, а Смоленцев подмигнул мне, и мы пошли на кухню.
А потом все завертелось, водоворот повседневных событий закружил нас, и я снова отвлеклась от мыслей о Горячеве, радуясь, что как бы там ни было, а с Ванькой мне по-прежнему весело, комфортно и уютно. А это было самым важным. Чувствовать тепло и заботу Смоленцева – было верхом блаженства.
Мы провели со Смоленцевым весь день вместе. Решили кучу важных и не очень вопросов, исколесили полгорода, и к вечеру я себя чувствовала, как выжатый лимон. Поэтому, когда Ванька позвал меня на очередные гонки, я категорично отказалась. И не только на этот вечер.
- Дай мне небольшой тайм-аут. У меня столько своих дел, которые я отложила в дальний ящик, еще и универ. Я не высыпаюсь. Давай я снова буду твоей Фортуной, но только после свадьбы.
Смоленцев сопротивлялся. Но совсем недолго. Наверное, видел мое состояние. И просто сжалился.
Получив от него поцелуй на прощание, я ушла домой и сразу, как только добралась до кровати, уснула. А когда проснулась, то на часах уже была полночь. Перекусив парой бутербродов и выпив горячего чая, вернулась в свою комнату.
Не знаю зачем, скорее по инерции, подошла к окну и снова офигела.
Горячев опять стоял под моими окнами.
Почему-то это было еще неожиданнее, чем вчера. И теперь мне стало еще интереснее, зачем он это делает?
Сон как рукой сняло. Я села на кровать, оперевшись спиной на стену, и просто уставилась в потолок. Ни одной мысли в голове. Только странная дрожь по всему телу. И неприятное скребущее чувство в груди. А еще желание выглянуть в окно. Сильное. Дикое. Словно Горячев мысленно просил меня об этом.
Забравшись под одеяло, я принялась считать овечек. Но это не помогало. Не знаю сколько проворочалась в кровати, но как-то уснула. А на утро снова встала не выспавшаяся и разбитая.
И на следующее тоже. И через два дня. И через три.
Потому что спать было невозможно. Из-за Горячева. Он приезжал каждую ночь. Стоял у машины и смотрел на мое окно, либо сидел в машине.
А я не знала, как на это реагировать. Спуститься к нему я не решалась. Я и так натворила много лишнего. Не хватало еще раз оступиться и все испортить окончательно. И Смоленцеву тоже говорить побоялась. Поэтому каждую ночь проводила в страхе и волнении.
Однажды даже порывалась поехать с Ванькой и спросить у Клима в чем дело, но тоже не рискнула. Вряд ли мы остались бы одни. И вряд ли бы он вот так просто рассказал, что он делает в моем дворе каждую ночь.
Это были ужасные дни. До свадьбы оставалось совсем немного, а я была в жутком напряжении. Днем, когда приезжал Ванька или просто звонил, я немного расслаблялась. Он поддерживал меня, говорил приятные глупости и просил не волноваться, списывая мое тревожное состояние на обычную нервозность перед свадьбой. И совсем
