Прыжок в бездну - Мария Николаевна Высоцкая
- Приятного аппетита.
- Разбудил?
- Не совсем, но ты однозначно громко гремишь кастрюлями.
- Я старался.
- Дай тоже, есть охота.
- На ночь? А как же фигура?
- Ой. Моей это не грозит, делись уже.
- Маленький злобный гном, ты зачем опять наобижала мою сестру? - ставит на стол коробки с фунчозой и роллами.
- Да она ябеда. И сам ты гном.
Ник с усмешкой приподымает бровь.
- Держи.
Я слышу, но не вижу, что он мне даёт, точнее, ставит на стол. Я ещё не успела поднять взгляд, а когда сделала - замерла. Я не помню, когда мне что-то дарили в последний раз, наверное, это была мама, она подарила мне серёжки. Машинально касаюсь своего уха, в которое продета маленькая золотая серьга с розовеньким камешком. Что это за камень, я не знаю, но это единственный розовый, который присутствует в моей жизни.
Задираю голову, чтобы наконец понять, что он положил на стол. Это коробочка, завёрнутая в матовую фольгу цвета Тиффани. Всё мое внимание сейчас приковано к ней, меня разбирает жуткий интерес, что же там внутри. Шелест продолжает жевать как ни в чём не бывало, а я откладываю вилку в сторону, протягивая пальцы к белому бантику. Тяну за край, и он мгновенно распадается.
Так приятно, что мне сделали подарок, правда, но я не умею реагировать на это нормально, вся моя нежность от его жеста тает мгновенно, и я очень некрасиво сдираю с коробки фольгу. Это по-свински, но показать то, насколько он меня тронул своим подарком, выше моих сил. Фольга падает на колени, а в руках остается коробка с телефоном. Кладу его перед собой.
- Зачем это? У меня есть, - складываю руки на груди.
- Будет ещё.
Ник резко поднимается с места, открывает посудомойку и почти кидает туда тарелку. Без каких-либо дальнейших слов он выходит из кухни, при этом выключая за собой свет. Я остаюсь сидеть на стуле в полной темноте.
Я дура, да? Прижимаю к груди коробочку и поднимаюсь на ноги.
Утром я просыпаюсь рано и сразу понимаю, что в квартире кроме меня никого. Прохожу по комнатам, медленно, чувствуя боль в отбитой конечности. Завтракаю кофе и пряником, который лежал в мисочке на столе, и закрываюсь на балконе. Хорошо, что в куртке были сигареты. Достаю одну и зажимаю её губами, зажигалка издаёт характерный звук, извергая пламя, и я делаю первую затяжку.
Дым обжигает лёгкие, и мне становится лучше. Спокойнее, что ли…
Пятнадцатый этаж, выглядываю в окно, и людишки кажутся такими маленькими, выпускаю колечки дыма, рассматривая виднеющиеся отсюда просторы. Я люблю высоту, здесь чувствуешь себя свободней.
Я настолько выпадаю из реальности, что, когда в дверь на балконе стучат, я подпрыгиваю и медленно разворачиваюсь, видя за стеклом женщину, открываю дверь, делая шаг к ней навстречу.
- Добрый день, меня Катя зовут, Никита предупреждал о вас, обедать будете? Я там приготовила.
- А вы здесь давно?
- Минут сорок. Я потому и постучала, вы тут сидите уже столько, заболеете, ветер какой.
- А я не слышала, как вы пришли, и как готовили - тоже…
- Двери-то с шумоизоляцией, какой слышать? Никита сказал, вы на больничном.
- Ага, - перешагиваю порог.
- Тогда точно надо покушать. Бульон. Куриный.
Екатерина идёт за мной, на вид ей лет пятьдесят, она слегка полновата, одета обычно, из атрибутов того, что она домработница, на ней только фартук.
- Пойдёмте накормлю.
- Не хочется.
- Как так? Надо кушать, посмотрите, худая какая, кожа да кости.
- Это эстетическая худоба.
- Ишь завернули.
- На «ты» мне больше нравится, - оборачиваюсь.
- Пошли-пошли, чай попьём тогда.
- Вы домработница? – хмурю брови, до сих пор не понимая, кто эта женщина.
- Ох, милая, я же с малых лет Никитушку знаю. У Герды Брониславовны когда мама умерла, она сама не своя ходила, я тогда поваром у них работала, потом и по дому, и с детьми, смотреть на неё больно было.
- Значит, вы уже как член семьи?
- Можно и так сказать. Никита же к родителям редко ездит, голодает тут. Вот я и решила пару раз в неделю сюда наведываться. Прибрать, приготовить. И самой спокойнее, улетит же скоро. И зачем ему контракты эти, не понимаю? Как мы без него будем?!
Катя пускает слезу, и мне становится её жаль. Она правда относится к Нику почти как к внуку. На самом деле я всегда думала, что между хозяевами и работниками таких отношений быть не может, видимо, ошибалась. Семья Шелестов ставит мои понимания под сомнения.
- Вы с Никушей давно знакомы?
- Не очень, - сажусь за стол.
- Хорошая ты девочка, не то что Лерка, вот кто всю кровь выпил.
- Моделька, да?
- Она. Истеричка избалованная. Сколько нервов истрепала всем, не счесть. Тебе со сметанкой?
- Мне без всего. Мы на чай договаривалась.
Катя вздыхает, её фокус с супом не прошёл.
- Ладно, чай так чай.
- Спасибо.
Катя подаёт мне кружку, ставит точно такую же перед собой и садится напротив.
- Значит, вы с Никитой вместе живёте?
- Скорее, это моё временное убежище. Мы не пара, если ты об этом. Друзья.
- Друзья? Как интересно.
- Ничего интересного.
Я не понимаю, в какой момент она раскручивает меня на разговор по душам, но я, словно под гипнозом, говорю и говорю. Рассказываю почти всё о своей жизни, об отце козле, об умершей маме, о нашем доме, о том, как мы с Шелестом познакомились, и по мере того как я рассказываю, чувствую небывалую лёгкость. Словно с души
