Эскорт для чудовища (СИ) - Шварц Анна

— Все, я молчу. Иногда я ляпаю что-нибудь, не подумав, хотя о многих вещах не стоит распространяться. Простите.

— Вы близко знакомы с Кириллом? — интересуюсь я несколько удивленно. Все-таки, на вид она сильно старше Смоленского, что их может связывать? Лена в ответ вздыхает.

— С его отцом.

«С настоящим?» — чуть не вырывается у меня, но я вовремя прикусываю язык. Лена же замолкает, принимаясь мешать ложечкой кофе, а я чувствую легкую досаду. Катя, конечно, молодец. Позвала, чтобы раззадорить мое любопытство — знает же ситуацию с Майей и, видимо, поэтому решила, что мне стоит услышать что-то о Смоленском от тех, кто с ним близко знаком.

Но Лена не станет болтать, поэтому, я уйду, не утолив свой интерес. Жаль. Я не могу рассказать, зачем мне информацию о Смоленском, а эта женщина вряд ли откроет рот без веской причины.

— Ой, я перекурю схожу, — тянет внезапно Катя. Она поднимается, порывшись в сумке и достав пачку сигарет, — вы же не против, если я вас вдвоем оставлю? Минут на пять. Мне надо еще детям позвонить.

— Иди, — почти синхронно отвечаем мы, и Катя убегает на улицу, хлопнув дверью.

Я провожаю ее взглядом. Это что было? Она редко дымит без веской на то причины. Оставила нас наедине, чтобы я попытала Лену? Но ведь ничего не выйдет.

Ложечка со звоном бьется об блюдце, нарушая повисшую после ухода Кати тишину.

— Ты хотела что-то у меня спросить? — неожиданно произносит Лена, и я аж закашливаюсь, поперхнувшись кофе.

— Что? — удивленно произношу я, подняв на нее взгляд, а женщина едва улыбается мне.

— Когда мы начали обсуждать Смоленского Кирилла, у тебя был такой вид, будто ты едва сдерживаешься, чтобы не наброситься на меня с расспросами.

Боже. Насколько она проницательная.

— У меня есть вопросы, но вы вряд ли мне что-то выложите, — я вздыхаю, — я не могу сказать, почему мне это важно.

— Я в любом случае не расскажу тебе ничего, что не знал бы десяток-другой людей, — хмыкает Лена, — собираешься захомутать его? На журналистку ты не похожа.

— Нет, — моргаю я на неожиданный вопрос, — отношения меня не интересуют. Он же практически женат.

Я молчу, что он «практически женат» фиктивно. Вряд ли об этом знает Лена, если даже родители Смоленского не в курсе.

— Даже если ты сейчас мне соврала, у тебя ничего не выйдет. К этому человеку просто так не подберешься. Расспросы о его жизни не помогут. Скорее, ты идею подкатить к нему забросишь, — Лена задумчиво смотрит в окно, — Что ты хотела узнать? Давай поторопимся до прихода Кати.

— Вы общались с ним года три-четыре назад?

Она качает в ответ головой.

— Последний раз я видела Кирилла, когда ему было семнадцать.

М-м… черт. Я вздыхаю. Прошлое Смоленского, связанное с Алей, останется для меня навсегда тайной, покрытой мраком.

— Что вы имели ввиду, когда сказали «у него было непростое прошлое»? — я, все же, продолжаю задавать вопросы о Кирилле. В конце концов, люди не сильно меняются. Если Лена расскажет мне даже о его более отдаленном прошлом, будет уже неплохо.

— Тяжелое прошлое связано с его отцом. Если тебе захочется близко общаться с Кириллом, то просто учти, что он мальчик, у которого были ужасные отношения с одним из родителей. От этого у него непростой характер.

— С каким из отцов? — хмурюсь я, а Лена стреляет в меня взглядом.

— Я смотрю, ты знаешь больше, чем я предполагала. С биологическим.

— Послушайте, — я собираю решимость в кулак, — вы не могли бы рассказать о прошлом Кирилла подробнее? Я не собираюсь распространять эту информацию, но она мне нужна для того, чтобы понять — можно ли мне доверить этому человеку кое-что очень ценное для меня. Я бы хотела узнать, насколько он плохой или хороший человек.

— Ценное? — Лена изгибает иронично бровь, а потом обводит меня взглядом с ног до головы, — ладно, таинственная Саша. Это как-то связано с ребенком, верно? Называй все своими словами.

— Что? — у меня перехватывает дыхание. Ее вопрос звучал больше риторически. Как она…

Лена начинает тихо смеяться.

— Когда женщина говорит, что доверяет мужчине что-то ценное — речь идет или о девственности, или о ребенке. Понятно, что ты слишком взрослая для невинной девочки. Ты беременна от него? Можешь не отвечать. Видимо, Кирилл не такой хороший мальчик, как я о нем думала, если он умудряется изменять невесте, — произносит она, махнув рукой, а я выдыхаю, поняв, что Лена просто удачно ткнула пальцем в небо, только совсем чуточку промазала, — так что, что бы я тебе сейчас не рассказала, Саша, я думаю, тебе стоит судить, посмотрев на его отношение к своей будущей жене, а не на него прошлого. Но своего ребенка, думаю, ему доверить можно.

Лена делает паузу, отпив кофе.

— Его настоящий отец, носящий фамилию Андропов, просто невероятно поганый человек. Мать Кирилла, Дарья, забеременела, а он отказался на ней жениться и признавать ребенка. Однако, и уйти не позволял, чтобы о нем не судачили. Дарья была удобной, тихой женщиной из относительно обеспеченной семьи. После смерти родителей она подарила все имущество мужу. Не знаю, что было у нее в голове.

— Глупо, — вырывается у меня шепотом.

— Угу. Чужая душа — потемки. Ладно, это лирика. К сыну Андропов относился не лучше. Может, если бы Кирилл перенял его характер — он бы признал его, но, по-моему, по сей день этот чудила больше любит своего племянничка. Тот-то пошел в его породу — мерзкий манипулятор, трус и иждивенец. Кирилл оказался слишком мягким и добрым ребенком. Весь в мать.

Лена тяжело вздыхает.

— Лучше вообще не поднимай с ним тему о его настоящем отце. Тот пытался выбить из него характер «тряпки», и некоторые люди в курсе, что он прибегал к насилию. В садик Кирилл не ходил, потому что больше всего его отец боялся, что мальчика там будут травить.

— Что? — вырывается у меня, — странные отношения. Он плохо обращался с ребенком, но все равно переживал за него?

— Не в том дело. Он больше всего на свете боится потерять статус «крутого» человека. Его бесила мысль, что его сына могли унижать из-за мягкого характера в детском саду, и все начали бы говорить: «О, сын Андропова слишком мягкий, интересно, как он унаследует бизнес отца? Кажется, нас ждет конец империи Андроповых». Поэтому Кирилл сидел дома до тех пор, пока его папаша не решил, что закалил мальчишку и научил жизни. В школу он пошел в семь лет. Мне немного трудно это рассказывать. С Дарьей я была знакома и слышала это из первых рук — звучало это пугающе.

Я передергиваю плечами. С каждым словом Лены меня охватывает такое чувство, словно я вляпываюсь во что-то мерзкое и темное. Конечно, я в курсе, что жизнь — не сладкий пряник. Только, по-прежнему слушать такие истории трудно, особенно, когда речь идет про маленького ребенка. Даже в самых своих смелых предположениях я не могла представить, что у Смоленского было такое прошлое.

— Это и сейчас звучит жутко. Кирилл что, даже не общался со сверстниками до семи лет? — спрашиваю я, справившись с чувствами.

— Практически. Понятно же, что настолько несоциализированный, забитый ребенок будет испытывать трудности в школе?… У меня образование детского психолога, — Лена внезапно грустно улыбается, — что-то я в этом понимаю. Оттого мне вдвойне было жутко за этим наблюдать. Когда у мальчика начались проблемы с одноклассниками и с учебой, отец начал бить его всем, что под руку попадется. Однажды вечером Даша уехала в больницу с сыном — настолько этот ублюдок перегнул палку. Хотя, Андропов пытался ей это запретить, но она просто сбежала. Там она встретила Владимира Смоленского. Попросила у него помощи, пообещала на него всю жизнь работать, лишь бы выплатить долг и лишь бы Андропов до нее не дотянулся. Смелая женщина.

— И у них завязались отношения… — предполагаю тихо я.

— Да. Позже Смоленский усыновил Кирилла и воспитывал сына, как родного. Андропов из-за этого пришел в ярость. Смоленский — его главный конкурент. Семья с большой историей и известной фамилией, против человека, получившего свои деньги не совсем честным путем… — Лена откидывается на спинку стула и барабанит пальцами по столу, — конечно, Андропов ничего не мог поделать. Только тявкать исподтишка и зубоскалить с друзьями, обсуждая, какой Смоленский идиот. В прессе об этом не писали — Владимир Смоленский заставил всех замолчать, да и Андропов не спешил рыпаться, чтобы его ненароком не выставили в плохом свете.