Провокатор (СИ) - Кубышкина Светлана

Вскоре подъехала старенькая «Шкода Октавия», дедулька на водительском сидении уточнил адрес. Руслан услужливо открыл для меня заднюю дверь, посадил свою даму на заднее сидение, так, словно перед ним английская королева, а сам сел впереди, рядом с водителем.

Мы неспеша ехали домой. Отличная солнечная погода. Широкая улыбка не сходила с лица. Руслан иногда поглядывал на меня в пассажирское зеркальце на солнцезащитном козырьке. Его взгляд, наконец, потеплел, стал более спокойным и счастливым.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Водитель включил радио.

– Какое сегодня необыкновенно яркое солнце, – задумчиво произнес он по-чешски.

Руслан что-то ответил ему, и дед, явно не расслышав, повернулся к пассажирам.

В этот момент прямо перед нами выросла черна гора и ослепила ярким светом фар. Скрежет металла, сильный удар, хлопок, и я провалилась во тьму.

Глава 41. Жизнь после смерти

В последнее время я всё чаще вспоминала своё детство. По сути, я в нём жила. Мама забирала меня из сада, кормила вкусным гороховым супом на ужин. Я обожала гороховый суп и всегда просила добавки. Всплывали картинки кружащихся снежинок в свете уличных фонарей, когда ты поздним вечером, в метель, возвращаешься домой из школы. Резиновые сапоги, которыми мерили лужи, забираясь так глубоко, что вода переливалась через край. Но мы не болели. Бегали целыми днями раздетыми, голодными, купались до посинения в речке – и не болели.

А теперь вот: чуть окно откроешь – начинает прихватывать горло, да так, что трудно глотать.

Уже несколько дней у меня ужасно болит горло. Тяжело дышать и глотать. Я делаю это практически через силу.

___

И мысли о маме не выходят у меня из головы. Кажется, иногда я слышу её голос. Будто сквозь беруши, что-то далекое и невнятное. Наверное, это снова детские сны и воспоминания. Они такие яркие, как живые. 

Помню, в детстве частенько летала во сне. Особенно легко это делать, если тебя преследует какой-нибудь злодей. Так просто –  вжух –  взмахнула руками и полетела. Поднялась ввысь, сквозь розовые облака к самому небу. Смотришь на серый мир, проплывающий под тобой, и совершенно не хочется возвращаться.

Вдруг накатила непреодолимая ностальгия, захотелось снова стать легкой и беззаботной и полетать. Вряд ли у меня теперь получится. Слишком взрослой я стала для таких упражнений. Но всё-таки попробую.

Взмах… Что это? Я реально, действительно, лечу! Офигеть! Не верю своим глазам. Смотрю на руки –  они крепкие и сильные, как крылья. Они и вправду держат меня в воздухе. Я попыталась подняться повыше. Ценой неимоверных усилий и напряжения воли мне это удалось. Я посмотрела вниз. Белая кровать. Какая-то женщина в трубках. А рядом с ней на стуле – кто это? Кто-то отдаленно напоминающий нечто знакомое. Попробовала спуститься пониже и вдруг жутко испугалась того, что увидела.

Замахала руками и не удержалась  – рухнула. Не может этого быть! Там… рядом с телом… сидит моя мама! Моя собственная старенькая седая мама. 

Где она? Что это за жуткий сон? И что за женщина лежит на кровати, опутанная проводами, будто подключенная к электричеству.

Я лишилась спокойствия. Мне казалось позарез важным – вернуться туда и ещё раз как следует всё рассмотреть. Но вновь полететь не получалось, как я ни старалась.

Снова потекли воспоминания. На этот раз грустные и мрачные. Вот хоронят бабушку, и я реву, как корова, при этом совершенно не понимая сути происходящего, ведь, по-моему, бабушка просто уснула. Её так красиво нарядили и приготовили вкусный стол. Играет музыка. Но все вокруг отчего-то плачут. И я плачу, все громче и громче, чтобы отработать как следует. Так рыдаю, что начинаю икать и кашлять. Ко мне подбегает папа и берет меня, четырехлетнюю, на руки, и уносит в автобус. И мы долго и медленно едем за толпой, которая несет бабушку на руках, будто спортсмена-победителя.

В юности я любила ездить на поездах. Они так задумчиво стучат  колесами. И пролетающие за окном придорожные фонари добавляют печали в тоскующее девичье сердце. Я считала их, пока не засыпала крепким сном. Интересно посмотреть на поезд сверху.

Я взмахнула руками и взмыла ввысь. Вот она – черная нитка поезда, длинная, гудящая. 

Так ведь я же снова лечу! У меня получилось! Немедленно сориентировалась и отправилась на поиски мамы.

Да, вот она. Ходит по комнате, смотрит в окно. Что-то говорит.

Попробую подлететь ближе и как следует все рассмотреть и расслышать.

Женщина, с которой находилась моя мама, была жутко израненной. Половину её лица перетягивали бинты. Я не могла угадать, что случилось, но нутром чувствовала, что ей шибко досталось.

Я тихонько приземлилась в уголочке и слушала, что говорит мама. Она общалась с кем-то по телефону.

– Да, всё ещё без сознания. Держусь, конечно. А ты приезжай сразу, как только сможешь, – голос её сорвался, и мама, быстро попрощавшись, отключила телефон.

Подошла к перебинтованной женщине. Села рядом на стул. Аккуратно взяла её ладонь и заплакала:

– Танечка, доченька, слышишь меня? Ты ведь слышишь, я знаю. Приди в себя, прошу. Милая моя. Боже, помоги! Доктор, – закричала она, когда какой-то аппарат быстро и прерывисто запищал.

Я не верила. Я не подозревала, что это изуродованное тело – моё?! Нет! Этого не может быть!

Что-то выключилось. Я вдруг поняла, что совершенно одна в этом мире. Все остались там, на земле. А я тут. Где именно? Не знаю. Но где-то тут – вне времени и пространства.

И вдруг я начала вспоминать. Дорога, машина, Руслан. Боже мой! Где он? Что с ним?

Я дернулась и провалилась в поток нескончаемой боли и ужаса.

Вокруг было темно. Хотела громко кричать, но какая-то толстая макаронина в горле мешала делать это в полную силу. В результате из меня выходили только жалкие стоны и хрипы.

Зато теперь я чётко слышала голос мамы – и это единственное, что придавало мне силы не рыдать от боли – не хочу, чтобы мамочка мучилась, видя мои страдания.

Я сжимала зубы и выла больше внутри, чем снаружи.

Постепенно пелена перед глазами посветлела, а потом совсем пропала. Теперь я видела маму,  уже вполне сносно могла моргнуть в ответ на её вопросы: 

– Ты меня узнаешь? Ты папу узнаешь? 

Да, он тоже был здесь. Приходил, приносил маме еду, сидел со мной рядом часами, крепко держа за руку.

Постепенно из обрывков их разговоров передо мной складывалась картинка произошедшего.

В машину, где мы ехали, на большой скорости врезался грузовик. Водитель погиб на месте. Правда, я не понимала, какой из водителей. А спросить не могла – почему-то мой рот не слушался и издавал непонятные стоны вместо слов.

Я же осталась сильно покалеченной. Меня ввели в искусственную кому. Провели несколько операций. Но теперь, судя по всему, я иду на поправку.

Родители всё чаще улыбались при разговоре со мной. Мечтали, как заберут меня домой. 

Вскоре папа уехал, он, вроде бы нашёл новую работу, и ему пришлось срочно возвращаться.

Мама осталась со мной. Заботилась, читала мне вслух, фактически жила в больнице. Начала заниматься со мной специальной гимнастикой, стараясь помочь быстрее заговорить.

И я усердно трудилась по несколько раз в день, чтобы сделать самое главное –  спросить: где же Руслан и что с ним?

___

Больничное утро выдалось свежим – на ночь не закрыли окно. Я даже немного замерзла. Настроение сегодня было просто замечательное. Солнце заливало палату, и я чувствовала, что непременно должно произойти что-то очень хорошее!

Мама принесла завтрак. Покормила меня. Доктор, пришедший на осмотр, что-то тихо сказал маме, и они вышли в коридор.

Я представляла, каких бешенных денег стоит моё пребывание в больничке. Возможно, именно поэтому папа нашел другую работу.

Но пока я ничем не могла им помочь. Даже те деньги, что дал мне от Руслан, остались в нашем арендованном домике. И не исключено, что кто-то их уже присвоил себе. Но я не сомневалась, что как только выкарабкаюсь, тут же отдам все долги, пусть и придётся работать на износ. И в случае инвалидности все равно найду работу. В современном мире с новейшими технологиями это не проблема! Даже есть некий плюс – на обычную работу от звонка до звонка не возьмут, так что открывается необыкновенный простор для творчества: хочешь пиши, хочет программируй, хочешь картины рисуй.