Нам нельзя! (СИ) - Бузмакова Евгения

— Вот и отлично. А теперь, — Громов приподнимается и помогает встать мне, придерживая под руку чтоб могла опереться всем телом на него, не взгромождая свой вес на больную ногу, — там есть немного проточной воды, правда холодной, но все же. Хватит чтоб умыться и привести себя в порядок! Можешь подождать! Вон…, — кивает в сторону, указывая на каменное сооружение в самом углу комнаты, — есть камин! Подожди пока разведу огонь и тогда сможем подогреть воду до нужной температуры!

— Ни к чему! Подойдёт и уже имеющаяся! Ничего греть не нужно, — громко восклицаю.

— Ты уверена? — склоняет голову набок, — сейчас следует согреться, не лучший вариант даже умываться в холодной воде!

Пресекаю его жестом руки, требую, чтоб остановился немедленно.

— Я понял. Тогда, — опускает взор, медленно скользит оценивающим, красноречивым взглядом по — моему озябшему телу, — пойдём, покажу, где можешь привести себя в порядок.

Подхватывает на руки, несёт через тускло освещенную комнату в неизвестном направлении.

— Я могу идти сама!

— Так быстрее, — переносит через порог, протискивается в имеющийся, узкий проход, останавливается около маленького стола, ставит ногами на пол.

Соседняя комната оказывается освещённой колышущимся свечением очередного воскового изделия-свечи, при стремительном движении пламя дергается, в любой момент норовит затухнуть окончательно.

— Так, оставляю тебя одну, пока поищу во что можно закутаться, — Виктор не смотрит на меня, слишком быстро покидает комнату, метеором вылетает прочь, оставляя пребывать одну в растерянности.

Оглядываюсь по сторонам, окидываю цепким взглядом своё испачканное тело.

Зашибись…. Шикарный вид! Прям на обложку журнала о женщинах, побывавших в неблагоприятных условиях, испытуемые тяжелой судьбой.

Придвигаю ближе к себе алюминиевый таз, плескаю холодную воду из пятилитровой бутыли. Наскоро умываю лицо, постепенно обмывая руки. Мокрая одежда продолжает неприятно и раздражающе липнуть к телу. Снимаю ветровку, следом стягивая через голову, насквозь мокрую, уже далеко не белую футболку, откидываю одежду в единую бесформенную кучу, остаюсь стоять абсолютно нагой. Тусклый свет одинокой свечи нетерпеливо подрагивает, бросая четкое очертание моей фигуры на стену. Совсем не думаю о том, что кто-то может войти, сейчас перво — наперво хочется поскорее ощутить себя чистой, смыть проклятую грязь.

Мыло конечно же нет, поэтому приходится довольствоваться лишь тем, что имеется под рукой, надеюсь, все же смою все броские, чёрные пятна.

Быстро, поочерёдно приступаю к водным процедурам, вхожу в азарт. Опускаю на пол таз и погружаюсь ногами в воду, резко поменявшую свой прозрачный оттенок, на мутную, темноватую жидкость. Умащиваюсь поудобнее на деревянный стул и склоняюсь вниз, омываю скопившуюся грязь между пальцев. Поврежденная стопа ноет, отдаёт болезненным импульсом при соприкосновении. Надеюсь, не распухнет и не превратится в бесформенную, поражённую конечность. Увлекаюсь занимательным процессом, погружаюсь в придирчивое растирание тела.

— Катя, — оборачиваюсь, успеваю лишь руками прикрыть обнаженную, упругую грудь, — Я…, — Виктор замирает, бросает быстрый оценивающий взгляд и отводит взор в сторону, — Принёс во что можешь закутаться!

Поднимает руки вверх, вытягивает вперед, демонстрирует какую-то ткань, больше проходящую на старую простынь.

— Оставлю это тут, — кладёт бесформенный кусок на комод, — подожду тебя там!

Голос хриплый и сбивчивый! Скользит по моему стану мимолетным взглядом и удаляется прочь.

Тяжело вздыхаю, досадно! Ей богу, как мальчишка! Будто грудь мою раньше не приходилось видеть!

Как можно быстрее привожу себя в порядок, подгребаю сероватый кусок ткани, оборачиваюсь им, словно чистокровная индианка, облачённая в красивейшее, расшитое загадочными узорами Сари. Удовлетворенно киваю самой себе, ещё раз проверяю крепко ли держится мое не замысловатое одеяние и возвращаюсь в комнату к Виктору.

Озадаченно замираю, ранее погружённая в темноту ночи гостиная, предстаёт совершенно в ином виде.

Громов проделал немалую работу! Успел разжечь камин и обустроить ночлег, в виде разбросанных по полу кусков старых шкур животных. Яркое пламя притягивало, гипнотизировало взор своим полыхающим красным с оранжевым отливом жерлом. Тлеющие бруски вспыхивали и воспламенялись, мирное потрескивание наполняло комнату уютом и тёплом. Вспышки огня окутывали, будто обнимали и завлекали к себе, в свои горячие, не щадящие сети. Невероятно красивое и успокаивающее зрелище.

Окинув быстрым взглядом пространство, бросилась в глаза натуральная отделка стен — дерево и камень, различные картинные полотна — живописных пейзажей, декоративные головы диких животных, которые не могли не пугать и не ужасать. Даже присутствовало огнестрельное оружие, различные предварительно состаренные предметы.

Интересно чей это домик? Будет ли рад хозяин таким гостям?!!!

— А тут ничего! — отзываюсь, нарушая полнейшую тишину.

Виктор Александрович вздрагивает, похоже его мысли были где-то далеко от реальности, совсем не ожидал моего скорейшего появления.

— Да, оказывается тут и свет есть, но из-за грозы произошла какая-то поломка, — Громов поднимается с пола, чешет затылок, — Надо ложиться спать. Неизвестно какой завтра будет день!

— Конечно, — киваю на усланные на деревянных балках шкуры, — Прям тут?

— Да, другого выбора нет. Конечно, есть ещё диван, но он мокрой, видимо где-то образовалась течь.

Молча прохожу вперёд, слегка задеваю плечом мужчину, взгромождаюсь поверх ужасающей личины бурого медведя.

— Тебе тоже надо снять с себя мокрую одежду!

— Не хотел тебя слушать!

— Чего там не видела? — равнодушно пожимаю плечами.

— И правда!

Виктор сбрасывает одежду, предстаёт в одних чёрных боксерах, идеально обтягивающих упругий зад. Отвожу взор, чтоб невольно не залюбоваться подтянутым, рельефным телом. Он проходит вперёд и садится поодаль от меня. Никто не стремится поддерживать беседу, сидим греемся, впитываем исходящее тепло смертоносного огня.

— Катя, — прерывает тишину Виктор, — Какого хрена поперлась в лес? Почему покинула особняк? — с каждым новым словом его тон возрастает, становится озлобленным и жестоким, — Почему не спишь в объятиях моего сына?

Раздраженно вскидываю брови вверх, смотрю на напряжённую спину Громова — старшего. Он сейчас серьезно? Вот прям реально? Ещё смеет задавать какие-то вопросы?!

Просто задолбалась слушать непрекращающиеся стоны удовольствия идиотки- невесты, силы иссякли.

Хотела было выпалить вслух, но вовремя прикусила язык, посчитав правильным вообще ничего не отвечать.

— Катя, — громче прежнего вскрикивает Виктор, — я к тебе обращаюсь!

— А с чего должна посвящать Вас во все дела? Это Вы мне скажите! Чего поперлись следом за мной, оставались бы с невестой, вам похоже было весело.

— Когда? Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — разворачивается ко мне лицом, хмуро сводит брови и всматривается в мои глаза.

— Серьезно? Хватит строить из себя дурака! Надоели тупые, детские игры! — чеканю в его же манере.

— Каааатяяя, не зли меня! — угрожающе рычит, проговаривает сквозь зубы.

— А то что? — веду себя как ребёнок.

Он же мне ничего не сделает? Ведь правда?!

— Абсолютно ничего! Совсем не могу понять, чего именно добиваешься!

— Ничего, просто пытаюсь понять, зачем ты поперся за мной? Зачем вообще спустился вниз, вышел из вашей спальни. Попить захотелось? Пересохло в горле? — иронично дергаю уголками губ.

— Спускался? — глаза расширяются от удивления, — Я даже не поднимался наверх!

— И где же ты пропадал все это время? — придвигаюсь ближе, откидываю спутанные пряди волос назад.

— Что за допрос, Катя? — лишь пожимаю плечами, Виктор тяжело вздыхает и вновь заговаривает после минутной заминки, — Чтож…. Я отлучался, в домике охраны возникла нелепая ситуация, пришлось надолго задержаться, а когда возвращался увидел тебя, то, как стремительно уносилась прочь в густую чащу. Решил последовать за тобой и выяснить зачем именно понадобилось, практически обнаженной девушке, в такую — то погоду идти в лес.