Ты родишь мне ребенка (СИ) - Колесникова Вероника
— Все в порядке, мамочка, — говорит она довольно внятно через марлевую повязку. — Сынок по шкале Апгара на девятку, настоящий богатырь!
Я хватаю ее за рукав, не давая отойти.
— Пожалуйста, — говорю ей шепотом, хотя мне кажется, что голос мой разлетается по всему родильному залу. — Напишите записку, что это мой сын, мой.
Она качает головой.
— Не волнуйтесь, Оксана, — мягко отвечает, и я думаю о том, что такие страхи могут посещать голову любой новоявленной мамы, не только мою, — на ручке малыша уже есть бирочка. Видите, голубая?
Вздыхаю. Теперь могу быть уверенна, что моего ребенка никто ни с кем не спутает.
— Я закончила! — врач укрывает меня теплым одеялом, и вовремя: меня начинает ужасно знобить, зубы буквально бьются друг о друга. Она подносит мне стакан с водой, и я осушаю его в два глотка. — Это заканчивается действие препаратов, все прошло замечательно, тем более в вашей ситуации. Потому сейчас лежите и не волнуйтесь, все будет очень хорошо. Малыша мы отвезем в детскую комнату и привезем его через час – вам нужно набраться сил и прийти в себя. Вы меня поняли?
Она оценивает мое состояние – проверяет зрачки и смотрит на пристально в лицо.
— Нет, не забирайте его, пожалуйста! — хочется хныкать мне.
Медсестричка успокаивающе похлопывает по руке, и добавляет еще одно колючее теплое одеяло сверху.
— Вам нужно немного полежать, а за малыша не переживайте. Ему нужно поспать, также, как и вам – отдохнуть. Я скоро вернусь.
Они тихо выходят из зала, но я слышу, как женщины переговариваются шепотом:
— Какая страшная авария! Повезло, что скорая помощь так быстро оказалась рядом, ехала буквально им навстречу.
— И муж-то, муж… — шепчет, удаляясь, вторая, и я дергаюсь, как от удара от ее недоговоренности.
Медсестра щелкает выключателем, закрывает дверь, и я оказываюсь в родильном зале, где только что пережила столько боли и счастья в одно и то же время, в полном одиночестве. Жалюзи приспущены и не пускают веселое солнце внутрь. Комната буквально отрезает меня от всего мира и дает время подумать, и это время предоставлено сейчас только мне. Не слышно ни звука, не видно ничего такого, что может приковать взгляд, и я погружаюсь сама в себя. Вспоминая, переваривая, обдумывая.
Перед глазами – Игорь. Его обезображенное ненавистью лицо, глубокая складка между бровей. Наверное, таким теперь он еще долго будет являться перед моим внутренним взором.
«Ты мне изменяла, — слышу я мысленно его укор. Муж качает головой, он недоволен и страшно зол. — Изменила мне. И с кем? С Камалом. С чертовым Камалом Асылханом!».
Зажмуриваюсь так сильно, что из уголков глаз течет горячая влага.
«Ты продал меня ему, как публичную девку! Чтобы стать богаче, подакал его интересу, подстроил ту самую ночь в гостинце, когда я думала, что иду на свидание к собственному мужу», — задыхаясь от вновь нахлынувших эмоций, торопливо отвечаю ему.
«Но ты же сразу поняла, что он – не я, — щурит свои невозможные глаза моя совесть в лице Игоря. — И тогда, во второй раз, ты решила, что закон тебе не писан и с радостью прыгнула к нему в постель, в его объятия!».
Я молчу и только глотаю соленые слезы. Это чертово притяжение, невозможную тягу к Камалу трудно и невозможно объяснить простыми словами. То ощущение, когда я понимаю, в какую секунду он смотрит на меня. То безбрежное чувство ПРИНАДЛЕЖНОСТИ, когда он касается рукой. То невероятное желание воспарить к небесам, когда он целует…
Господи…
«Ты родишь мне ребенка, — говорит Камал внутри моего одинокого сумасшествия. — Помнишь, что я тебе сказал в нашу первую встречу? Как видишь, я оказался прав. Это случилось».
«Ты никогда, никогда об этом не узнаешь, — начинаю горячо спорить с ним. — Тебя не коснется моя жизнь больше никогда!»
Он смотрит так пристально и серьезно, что кажется, будто бы миллионы иголок одновременно начинают колоть мое тело, пробиваясь под кожу. Мучительная затяжная боль снова начинает сотрясать тело, озноб усиливается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я слышу быстрые шаги за дверью родильного зала и скорее чувствую, чем вижу, как открывается дверь и в комнате оказываюсь не одна. Приоткрываю глаза и вижу мужчину в халате, накинутом поверх мундира. Мундира? Очень неожиданное посещение. Хочется приподняться на локтях, чтобы разобраться в ситуации, узнать, в чем дело, но это невозможно.
— Оксана, буквально несколько слов, — говорит мой врач, поблескивая очками рядом. она просовывает руку под одеяло, находит мою ледяную ладонь и сжимает ее в поддерживающем жесте. — Проводится расследование и полиции нужно прямо сейчас дать несколько ответов. Я была против, но…
— Говорите, — шепчу я сухими губами. Изнутри поднимается плохое предчувствие. Оно волнами бьет в виски, ударяется колючим каштаном изнутри глазных яблок и режет, режет без ножа.
— В машине с вами находились две мужчин, — мужчина говорит сухо, но явно волнуется от того, в каких невероятных условиях ему приходится вести допрос. Мое лицо все еще хранит следы крови, под одеялом – заживающие раны от иголок, только что вытащенных из моего тела, и в эту секунду сокращается матка под медикаментами, которые вколола гинеколог. — Кто они?
Он хмурит брови.
— Муж, Игорь, — я фокусирую взгляд на полицейском. Молча задаю вопрос: как он? Сейчас не место моим обидам, нашей внезапно открывшейся нелюбви, сейчас я думаю только о том, что авария могла оставить нас врагами на веки вечные.
— Второй?
Я удивленно вскидываю брови. Почему он спрашивает это у МЕНЯ? Неужели нельзя задать вопрос самим мужчинам?
— Камал Асылхан, его босс, — медленно говорю, и начинаю дышать часто-часто. Врач сильнее сжимает мою ладонь, и я вижу, как она незаметно проводит пальцем под своими очками. Раз, другой. Шмыгает носом.
Да что, черт побери, происходит?
Мужчина кивает, бросает резкий и цепкий взгляд на женщину рядом.
— А вы уверены, что…
— Что? — неожиданно даже для себя я срываюсь на крик. — Что? В чем я должна быть уверена? Что с ними? Что?
Одноразовая маска начинает ходить на лице полицейского туда-сюда, выдавая то, как часто он дышит, волнуясь. Одноразовый полупрозрачный халат, накинутый на китель, съезжает с плеча.
— Вы уверены, что второй мужчина, который был с вами в машине, — Камал Асылхан?
Я закатываю глаза.
— Ему нужно было поговорить с мужем, и он оказался не в то время и не в том месте.
— О чем? — тут же оживился он. — О чем им нужно было поговорить? Передать документы? Уничтожить что-то? С кем-то связаться?
Теперь я ощущаю только глухое раздражение.
— Несмотря на то, что фирма моего мужа входит в группу компаний Асылхана, общих тем и дел они почти не имели. Даже секретарь вам скажет, что связывались очень редко, - не было необходимости, — говорю я медленно, подбирая слова, потому что ощущаю себя как жертва на тонком льду. Неверный шаг – и провалюсь в полынью, а оттуда, как известно, спасения нет.
— Почему, — говорит он с нажимом. — Почему Асылхан оказался рядом с вами именно сегодня? Тем более в одной машине? О чем они говорили?
Помолчав немного, он вдруг начинает давить на меня, повышая голос:
— Вы знаете, что Камалу Асылхану представлено обвинение в незаконных финансовых операциях, шантаже? Что он подозревается в причастности к исчезновению двух людей – бывших владельцев фирмы, где сейчас числится директором ваш муж? Взятки, рейдерские захваты, запугивания? Все это тянет на реальный и очень большой срок, от которого не откупиться никакими деньгами! О чем он говорил с вашим мужем?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я срываюсь на крик, который сама от себя не ожидала:
— Ну так возьмите и спросите у него сами! Не хочу их знать, ни одного, ни второго! — и после этих слов вдруг накатывает странное облегчение, как если бы Сизиф вдруг бросил свой камень и перестал его тащить в гору. Легкость, ясность, простота. Все то, о чем я мечтала все это время, и чего мне хватало всю мою жизнь.