Впечатляющий пик (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна
Идеальная боль, она похожа на ощущение безысходности. Точит, ломая тебя изнутри. Никогда не испытывала столько ненависти. Дело в сердце, оно больше ничего не чувствует, кроме гнева. Стешины глаза наполняются слезами, дети тонко ощущает настроение родных им людей. Она еще не понимает, но догадывается, что этот дядя сделает мне что-то плохое.
- Отпусти ее, - нежно шепчу, прикасаясь к его рукам, разжимаю пальцы на детском плечике, - и я сделаю все, что захочешь.
На секунду он щурится, раздумывая, но он все еще видит меня той идиоткой из уединенного домика в горах, поэтому уступает. Раздутое женщинами, в том числе и мной, самомнение и нарциссизм играют с ним злую шутку, он считает меня дурой, которая снова захотела его.
Сажусь перед Стешей на колени, прямо в грязь, но даже не замечаю этого.
- Беги, моя хорошая, к бабушке, - шепчу в маленькое ушко, - только обязательно беги, быстро-быстро, чтобы никто тебя не догнал, чтобы ты победила. Улицу не переходи, иди так, как мы всегда ходим, вдоль забора.
Господи, а если она не найдет дорогу или на нее нападет кто-нибудь? Попадет под машину?
Но лучше попытаться, чем если этот ублюдок сделает с ней что-нибудь. Он уже напал на Глеба, почему бы не обидеть девочку? Дотронувшись до нее, он показал свои намерения. Смотрю на то, как Стеша выбегает за калитку и молю бога, чтобы с ней ничего не случилось.
- Ты ведь не забыла меня? – приближается Андрей, берет за подбородок, совсем как любит делать мой спасатель перед поцелуем.
В висках пульсирует боль, его прикосновение вызывает чувство омерзения. Подобные вещи к мужчине испытываешь тогда, когда...
Когда очень нравится кто-то другой.
Это неправда, что люди не меняются. Их перестраивает жизнь, обстоятельства и те, кто оказываются рядом. Мы растем, развиваемся, крепнем, как стволы деревьев в густом лесу. Вот и я изменилась, стала другой рядом с сильным и смелым, суровым начальником высокогорного поисково-спасательного подразделения. Желая ему соответствовать, я делаю шаг в сторону блестящего автомобиля. Никогда не сдаваться, бороться в любой ситуации.
Я пристегиваюсь, а он нет. Пижон во всем пижон. Каждый делает выбор сам. Поворачиваясь к нему, улыбаюсь, замечая, что машина набирает скорость.
- Прежде, чем нагло разбить чье-то сердце, Андрюша, - кладу руку на его бедро, усыпляя бдительность.
Он считает, что победил, в глазах блестит огонь превосходства, уверен, что я не устояла перед его неотразимостью и сломалась.
Кажется, не слышит меня, довольно сосредоточиваясь на том, что я делаю. Ласкаю пальцами, пробираясь все выше, но прежде чем совершить самый рискованный поступок в своей жизни, заканчиваю фразу:
- И вытереть ноги о чьи-то чувства, помни, что платить все равно придется.
Другой, свободной рукой, я хватаю руль, ногой давлю на его ногу, что стоит на педали газа. Машина резко съезжает в кювет, врезаясь в дерево.
- Сука, - орет Андрей, успевая вырулить, и машина врезается в дерево по касательной.
Я чувствую, что почти не пострадала, так как была пристегнута и сработала подушка безопасности, отделалась легкими ушибами. Андрея же изрядно поболтало по салону, но я этого не понимаю. Сквозь туман я слышу крики, но думаю, что это сон. Очнувшись, я вижу, что стою возле машины, моя одежда в крови, не совсем понятно в его или моей, вокруг толпа. Какие-то женщины держат меня за руки, успокаивая, а прямо передо мной стоит пожилой мужчина, показывая на Андрея, истекающего кровью, он истошно орет:
- Да оставьте его! Не видите? Мальчишка не жилец! Дайте ему умереть спокойно.
Люди кричат на него, прогоняя, а меня разбирает истеричный смех. Нас заталкивают в скорую, которую вызвал кто-то из прохожих.
Страшен не столько момент аварии, сколько та больница, куда нас с Егоро-Андреем привозят, и где ему зашивают голову. Его рвет, он жалуется на дикую головную боль, но ни каталки, ни кресла ему не предлагают. Удивительно, что он вообще может стоять, живучая сволочь, а я до сих пор не верю в то, что смогла совершить подобную диверсию. Он продолжает звать меня сукой, но вот что поражает, только когда мы остаемся один на один, а при посторонних людях замолкает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Он рассказывает мне, как я ничтожна в постели, какое у меня неприятное холодное тело, сухие руки, а еще пробиваются под носом усы. Сообщает, что более бездарного минета ему ни одна баба не делала. И если сравнивать с Дианой, то я и вовсе полное чмо. И он ужасно жалеет, что ему пришлось оставить такую женщину, ради бестолковой деревенской девки. Хотя, я не очень понимаю, зачем он вообще оставлял Диану, если она ему так нравилась? Но это уже совсем другая история.
Я узнаю, как мне повезло, что меня подобрал дед с ребенком, я отлично вписалась в местное убожество. Все это смотрится смешно, учитывая, как он выглядит в своей замызганной кровью дизайнерской одежде и с висящими кусками кожи на лице. Можно сказать, его слова мне помогают убедиться в том, что я сделала все правильно. Но уходить я не собираюсь, дабы не привлечь к себе лишнего внимания. Мне нужно знать, что он скажет полиции. Несколько раз он пытается убить меня, но в итоге оказывается на грязном, затоптанном полу.
До ночи мы с ним бродим по этой ужасной, сальной, темной больнице полной грязных людей с какими-то отвратительными гноящимися травмами и опухшими лицами с кровоподтеками. Нас гоняют из одного кабинета в другой. Санитары орут, требуя, чтобы я убирала за Андреем, которого в тысячный раз рвет. Наконец-то нас допрашивает сержант ДПС, заставляя подписать показания. И Егор, который на самом деле Андрей, ожидаемо скрывает мое причастие к аварии. Я предполагала, что так и будет. Понимала, что эта сволочь испугается огласки, того, что кто-то начнет разбираться в том, почему и зачем я так сделала. Ему легче сказать, что он уснул за рулем и съехал с дороги, получив штраф за то, что был не пристёгнут.
Зашивают его без всякого обезболивания, не думала, что способна наслаждаться подобным процессом. А после его слов обо мне, получаю от этого просто физическое удовольствие. Мы находимся в участковой сельской больнице, и когда медсестра уходит за шматом ваты и какой-то вонючей жидкостью, Андрея снова пробирает:
- Сука, если у меня останется хоть один шрам я...
Похоже - это теперь мое второе имя. Он снова затыкается, когда медсестра возвращается, а меня в который раз разбирает смех. Затем она опять куда-то уходит. В этот момент я четко осознаю, что он не злодей в этой истории, он не стоит даже ногтя того мужчины, с которым я была в постели сегодня утром. Он мелкая шавка, жалкая разодетая дворняжка, способная лишь размахивать членом перед наивными дурами, вроде меня.
- Если ты еще хоть раз подойдешь к нашему дому или коснешься нашего ребенка, - это прозвучало так естественно, что я немного опешила от собственных слов, - то я покажу твоей жене вот эти снимки. Я расскажу ей, что была твоей любовницей, что до меня ты трахал Диану и больше всего на свете желаешь вернуть меня обратно. Я посмотрю, как тебе удастся сохранить семью. А я почему-то уверена, что жену ты бросать не собирался никогда.
Показываю ему сэлфи в постели, которые он так не хотел делать, сразу же удалял, не подозревая, что они автоматически пересылаются на мое облачное хранилище в интернете. Ведь я была так влюблена и хотела их сохранить.
Он кидается на меня, планируя задушить голыми руками, но его снова рвет, он чуть не падает, хватаясь за железную спинку казенной кровати. Голова кружится, а ноги не держат. Ему предлагают лечь прямо в коридоре, так как коек свободных нет. Андрею ставят диагноз - ушиб головного мозга, и обещают, что еще месяц его лицо будет выглядеть как кусок мяса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Глава 32
Когда я вырываюсь из медицинского ада под названием сельская больница, я тут же понимаю, что до посёлка, где я теперь живу, пешком не дойти, надо ехать на транспорте. Автобусы уже не ходят, денег и телефона у меня с собой нет, лишь перемазанная кровью Андрея одежда и фингал на половину физиономии.