Пуговка для олигарха (СИ) - Володина Таня
— Ты уже решил, как поступишь? Подпишешь мировое соглашение или… засадишь Рафаэля в тюрьму?
— Я пока не решил, — сказал Глеб, допивая кофе и складывая в портфель документы и видеорегистратор, снятый с джипа. Телефон Рафаэля он подтолкнул к Наде: — Отдай ему, там нет твоих фотографий. Он тебя обманул.
Значит, Рафаэль шантажировал её несуществующими снимками! Если бы Надя могла презирать брата ещё сильнее, она бы так и сделала, но в измученной душе уже не оставалось ни злости, ни обиды, ни возмущения. Он был эгоистичным подонком — вот и всё.
— Но тебе придётся сделать выбор, — сказала Надя, наблюдая, как Глеб застёгивает портфель и достаёт из кармана ключи от машины.
— Я знаю, — ответил он. — Скажу честно: оба варианта кажутся мне чудовищными. За все годы адвокатской практики я ни разу не стоял перед выбором: или честь, или семья. Это дико, неестественно и несправедливо. Я словно в ловушке: я не могу подписать это фальшивое соглашение, но и выдать Рафаэля полиции я тоже не могу.
Он говорил спокойным тоном, но Надя сердцем ощущала, как тяжело ему даётся ситуация. В его глазах плескались боль и безысходность. Она подошла к нему, взяла за руку:
— Есть ещё и третий вариант. Ты можешь просто уехать и ничего не делать, пусть сами разбираются.
Он криво усмехнулся:
— Это было бы здорово — просто уехать… Мне пора, — он провёл пальцами по её щеке, ласково очертил губы и подбородок. — То, что произошло ночью, — это не ошибка и не случайность. У меня такое ощущение, что я впервые за долгое время сделал то, что хотел, а не то, что должен. Я мечтал об этом с самого начала — с той минуты, как увидел тебя. Ни о чём больше думать не мог.
Она подалась навстречу, прошептала:
— Я тоже этого хотела — с тобой, не с Рафаэлем. Хорошо, что я не помню, как было с ним. Я буду помнить только тебя. Ты — мой первый и единственный.
Глеб сглотнул и отвёл взгляд:
— Сделаешь в Москве всё что нужно — уезжай домой. Выходи замуж за Данилу Кандаурова, если он тебе не противен. Извини, я воспользовался служебным положением и проверил его — он нормальный парень, и родители у него неплохие. Они о тебе позаботятся.
— А ты? — спросила Надя, не зная, как выразить чувства, которые в ней бушевали.
— Вряд ли я способен позаботиться о тебе, — с горечью ответил он.
— Я не об этом, Глеб! Я много глупостей натворила, но я взрослый человек и могу сама о себе позаботиться. Я хотела спросить: а как же ты?
— А мне для начала нужно с грехами разобраться, — вымученно улыбнулся он.
— Какими?
— Слышала о десяти заповедях? Не убивай, не прелюбодействуй, не кради?
Она кивнула. Кто же не слышал?
— Девятая заповедь гласит: не лжесвидетельствуй на ближнего своего.
А вот о девятой заповеди она не знала. Он легко поцеловал её в краешек губ и вышел из дома. Надя на дрожащих ногах опустилась на стул и уставилась на недоеденный бутерброд. Кофе ещё не остыл, но с того момента, как Глеб налил его в чашку, прошла, казалось, целая вечность.
* * *Нина, как весёлая пчёлка, хлопотала в коттедже, поджидая, когда вернётся Юсуф, и рассказывала смешные истории из его детства. Надя не слушала. Позвонила Любаша: «Какая-то наглая тётка рано утром потребовала номер твоего счёта! Вроде юристка нашего дядьки. Я ей продиктовала, ты не против?». Надя прочитала сообщение из банка и обомлела: это была не просто материальная помощь от доброго дядюшки — это было невероятно щедрое приданое! Денег хватило бы не только на свадьбу, но и на дом в Юшкино, на новый автомобиль и даже на маленькое ателье с качественной швейной машинкой и оверлоком. Можно будет послать Маратика с его вонючими китайскими наволочками и наконец-то выбраться из нищеты. Помочь маме и Любаше с малышом. Зажить по-человечески. Надя захлюпала носом. Глеб распланировал всю её будущую жизнь — без него.
Нина взглянула на часы и воскликнула:
— Десять часов! Они сейчас подписывают соглашение!
Надя в этом сомневалась. Не сомневалась она лишь в одном: её сердце навсегда отдано Глебу Громову — вопреки логике, здравому смыслу и тяжести грехов, которые свалились на них обоих.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Глава 38. Запасная пуговка
Юсуфа привезла Марта. Нина кинулась к сыну, повисла у него на шее с причитаниями. Надя отвела Марту в сторонку и тихо спросила:
— Юсуфа отпустили по мировому соглашению или потому, что он невиновен?
— По мировому. Его ещё должен судья утвердить, и тогда Юсуф будет совершенно свободен.
— Значит, Глеб…
…Нарушил девятую заповедь.
— Защитил сына, — продолжила фразу Марта.
— Рафаэль уже в курсе?
— Да, я сообщила Паулине Сергеевне, что им нечего бояться, и они могут возвращаться домой.
— Ты думаешь, они уехали потому, что боялись?
Надя-то думала, что Рафик с психа убежал из дома, а мамуля кинулась его догонять, чтобы он не натворил чего похлеще.
— Конечно, они боялись. Если бы Глеб сообщил полиции, что за рулём находился Рафаэль, его бы сразу задержали. Им надо было отсидеться в каком-нибудь укромном месте, поразмыслить над ситуацией и принять решение о дальнейших действиях.
— О том, как скрываться от полиции?
— И об этом тоже. Но главное — где искать адвоката, как выстраивать линию защиты, какие давать показания. У вас есть горячий кофе? — Марта покачала перед Надей пустой термокружкой с надписью «Я требую своего авокадо!». — Я спала всего два часа, готовила документы для передачи дел.
— Он ещё вчера попросил тебя принять дела?
— Да.
— Ясно… А ты не знаешь, куда он уехал?
— Даже если бы знала, то не сказала бы. Но я не знаю, Надя.
— Он сказал, что ты поможешь мне по любому вопросу.
— Но только не по этому.
— А в каком городе он жил до того, как переехал в Москву?
Марта назвала город в Сибири, о котором Надя раньше не слышала, и добавила:
— Но я не думаю, что он поехал на родину. Ещё на первом курсе он продал обе квартиры — бабушкину и родительскую, а с оставшимися родственниками почти не общался. Не ищи его, Надя. Он с равным успехом может быть в Австрии, Австралии или Астрахани. Если он захочет, то сам тебя найдёт.
— Не будет он меня искать, — уныло ответила Надя. — Ты уже знаешь обо мне и Рафаэле?
— Он упоминал, да. Без подробностей, конечно, просто на случай, если тебе понадобится помощь с врачами или что-то в этом роде.
— Ну вот.
— Но это не повод прерывать общение. Я так понимаю, с Рафаэлем у тебя был не роман, а печальное недоразумение. Не раскисай, всё перемелется. Где кофе? Извини, я тороплюсь, дел много.
Знала ли она, что они с Глебом провели вместе ночь, а не просто разошлись во взглядах на взаимоотношения двоюродных братьев и сестёр? Или Глеб и Марта действительно не лезли в личную жизнь друг друга?
* * *Не успела Марта уехать, как у дома остановились две машины, — тётин «мерседес» и чёрный джип Рафаэля. Тётя и брат вернулись под родной кров в прекрасном настроении — не сравнить со вчерашней паникой и истерикой. Они облобызали Юсуфа и пригласили его на праздничный обед, который приготовил повар Пьер. Домработницу Нину тоже пригласили. Открыли бутылку французского шампанского и произносили красивые тосты о дружбе и преданности. Надя отказалась праздновать победу, потому что всё случившееся здорово смахивало на поражение. Это была капитуляция и катастрофа для отдельного взятого московского адвоката. Жена и сын вынудили его совершить преступление. Из-за них он пошёл на грех.
Из-за Нади — тоже, но она хотя бы любила его и разделила с ним грех прелюбодеяния. А они ничего с ним не разделили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})В ней бурлил гнев. Она сослалась на плохое самочувствие и ушла в коттедж. Набрала номер Глеба и прослушала сообщение о том, что аппарат абонента выключен. Села шить рубашку.
* * *Без Глеба дни слипались в бесформенную массу, как леденцы на жарком солнце. Надя перестала различать дни недели: вторник коварно перетекал в четверг, а пятница вдруг оказывалась субботой. Почти всё время она проводила за шитьём в комнатке, где устроила мастерскую. Включала на телефоне музыку и орудовала иглой. Стежки получались ровные, гладкие — на загляденье. Они её гипнотизировали и утягивали в закоулки памяти, где хранились воспоминания о Глебе. Она помнила каждую минуту, проведённую с ним, — от первого утра, когда к её тарелке прикатилась перламутровая пуговка, до последней ночи, когда она лежала на широкой мужской груди и слушала ровное сердцебиение. Если бы её спросили, сколько дней прошло с той ночи, Надя бы затруднилась ответить.