Екатерина Риз - Тебе назло

Уехать было сложно и страшно, но я сама захотела начать всё сначала, когда поняла, что кроме слов "ты мне не нужна", в наших с Завьяловым отношениях, ничего не будет. И оказалась права. За прошедшие три года я не единожды к нему приходила, и приносила с собой горечь этих слов, зная, что он в любой момент готов мне их повторить. Иногда мне на самом деле начинало казаться, что я его ненавижу. Но отказать себе, своему глупому сердцу, не могла. И приходила. На час, два, на одну ночь. Он меня не отталкивал. Я была ему нужна, так же, как и он мне. Но я была чужая, у меня была другая жизнь, а то, что между нами время от времени происходило, было просто данью своей физиологии и слабому разуму, что Завьялова вполне устраивало. Я боролась с собой, каждый раз ругала, клялась, что это в последний раз, потому что это иначе, как издевательством над собой, назвать было нельзя, но вспоминая о том, с какой нежностью и ненасытностью одновременно Генка может прикасаться ко мне после долгой разлуки, я переставала соображать. Приезжала домой, на выходные или каникулы, после нескольких месяцев отсутствия, и дождаться не могла, когда увижу Завьялова. И во время этого ожидания было совсем неважно, что после мы разбежимся в разные стороны, спасаясь от необходимости разговаривать и попросту смотреть друг другу в глаза. Но он мне так был нужен! Порой ночами, в Москве, я рыдала в подушку, не понимая, почему со мной это всё случилось. И почему я не могу его забыть. Разве вокруг меня мало других мужчин, молодых людей? Но каждый раз, оказываясь рядом с кем-то другим, на грани, понимая, что ещё шаг — и отступать будет поздно, я начинала думать о том, что Генка мне соврал. Что он без конца мне врёт, при каждой встрече. Что он меня ждёт. Что он просто упрямый идиот, который решил за нас обоих, что врозь — это правильнее и справедливее.

Завьялов хотел для меня чего-то другого, он не верил в "нас", каждый раз, когда я пыталась с ним поговорить, смотрел снисходительно и в одну секунду превращался в циничного и неприступного типа, которому абсолютно наплевать на всё, кроме секса. Но я-то знала, что это не так. Но переспорить его было невозможно, а мне это тем более не удавалось. Зная мою способность воздействовать на него, Генка просто закрылся, из своей жизни меня выдворил и дверь закрыл. И мне оставалось только со стороны наблюдать за чередой женщин, которые появлялись рядом с ним, а потом исчезали также быстро. А Завьялов лишь улыбался, прекрасно зная, чего мне стоит каждая встреча с ним. Он и клуб купил мне назло, я уверена. Конечно, зачем московской штучке, в которую я для него превратилась из малявки, такой тип, который наживается на чужих грязных помыслах? Он всё делал мне назло, за что не возьмись. А я, вместо того, чтобы разозлиться как следует и послать его ко всем чертям, как он того хотел, играла в его игры, сама пугаясь того, что не могу его разлюбить. Уже хочу этого, но не могу. И домой я всегда ехала с ухавшим от волнения сердцем, как заклинание повторяя, что больше не будет никаких встреч наедине и разговоров. Всё бесполезно, только душу я себе рву. Не хочет он меня в свою жизнь принимать. В постель — да, и там я ему нужна, но Завьялов отказывается это понимать. Так разве я должна жизнь положить на то, чтобы доказать ему обратное? Я уже выбилась из сил, трёх лет мне хватило, чтобы понять всю тщётность моих попыток. Нужно только понять это и принять, окончательно, без всяких уступок себе.

В мой последний приезд я сказала Завьялову теперь уже о моём решении. К тому моменту я начала встречаться с Никитой, ничего серьёзного, но он мне нравился, а моя зависимость от Генки — нет, вот я и решилась. Когда-нибудь этот момент должен был наступить. Я ждала его и с ужасом, и с нетерпением, и к Никите отнеслась с большей долей придирчивости, чем он того заслуживал, но он оказался человеком терпеливым и понимающим, и я поняла, что не имею права отказываться, пусть от маленького, но шанса стать счастливой. Меня тоже может кто-то любить, и при этом не стараться спрятать эту любовь ото всех. Вот только не знала, как об этом Завьялову сказать. И вообще, нужно ли говорить. Вдруг так не делается? Может, нужно больше не приходить и таким образом всё прояснится?

Вот только я так вряд ли смогу. Мне тоже нужно закрыть за ним дверь…

Я на постели села, колени к подбородку подтянула и руками их обхватила. Смотрела на тёмное окно, на лёгкую занавеску на нём, и думала о том, сколько снега за эту ночь выпадет. Наверняка, сугробы наметёт, вон как ветер завывает. О метели специально подумала, чтобы немного отвлечься, собраться с силами, вдохнуть поглубже, пользуясь паузой. Потом обвела комнату взглядом. Наверное, это гадко бегать в комнату Завьялова, когда он в доме моего отца остаётся на ночь, но я почему-то всегда задумываюсь об этом уже после свершившегося, когда мы вот так молчим, отодвинувшись друг от друга, или я на цыпочках выскальзываю из его комнаты, надеясь, что не попадусь никому на глаза. Генкина комната на первом этаже располагается, в отдельном крыле, но я всё равно каждый раз нервничаю и вздрагиваю от каждого шороха. И оглядываюсь с опаской, даже глубокой ночью. Что он со мной сделал? Даже не ожидала, что он сможет внушить мне страх быть пойманной. В глубине души я всегда надеялась, что нас застанут вместе, и тогда не нужно будет больше врать. А сама поддаюсь Завьялову и скрываюсь, точно преступница.

Я оглянулась через плечо, на Генку посмотрела. Он лежал на животе, голову на своих сложенных руках пристроил и смотрел на меня. Потом на спину перевернулся и потянулся за сигаретами.

— Ген.

Он не ответил, только зажигалкой щёлкнул, и я пару секунд разглядывала его лицо, освещённое жёлтым пламенем.

— Я в Париж еду, — вроде бы похвастала я, правда, с ноткой грусти.

Завьялов хмыкнул.

— Поздравляю.

Я отвернулась от него и снова на окно уставилась, до рези в глазах.

— С Никитой.

— Ещё раз поздравляю. А кто это?

Я только головой покачала, поражаясь фальши, которая иногда вылезала из него в таком количестве, и которой он даже не стесняется. Волосы упали мне на лицо, и я их смахнула нетерпеливым жестом.

— Ты знаешь.

— Не помню.

Я зажмурилась на секунду. И предложила, понимая, что он откажется:

— Хочешь, я останусь?

Он сел и спиной к спинке кровати привалился. Глубоко затянулся и выпустил дым вверх, к потолку.

— С ума сошла? Париж ведь.

Я снова на него оглянулась.

— Я в последний раз предлагаю, Завьялов. Скажешь "нет", и всё кончится, на этот раз нав…

— Нет. Нет, Вась. Поезжай в свой Париж, и не трепли мне нервы.

Хоть и знала, что он специально пытается меня обидеть, мне всё равно обидно стало. До слёз.